— Великий Боже, — пробормотала Жасмин. — Я понятия не имела…
— Да. Одно другого хуже. Это ведь Квартал Уличных Крыс, не забыла? Одним словом, в тот день, когда моя мать умерла, я дал себе слово, что никогда не буду полагаться на других в том, что касается еды и крова. И никому не позволю исполнять мои мечты за меня. А еще, что однажды я разбогатею и буду жить во дворце. И все мои беды закончатся.
— Ты правда мечтал жить во дворце? — спросила Жасмин с любопытством.
— Из нашего дома, с задней его части, как раз открывался вид на дворец, — кивнул Аладдин со слабой усмешкой. — Я любил сидеть, глядя на него, и мечтать. Мне казалось, что он похож на рай. Белый и золотой при свете дня, суровый и непоколебимый в пыльную бурю, озаренный тысячами ламп ночью. Поэтому, когда я переселился из нашей хижины после маминой смерти, я выбрал именно то убежище в старой башне, потому что с нее открывался похожий вид.
— А я все эти годы, — задумчиво проговорила Жасмин, — тосковала в своих роскошных садах. Сидела у окна, глядя на лежащую внизу Аграбу, и мечтала оказаться там. Может быть, наши мысли даже сталкивались, как порывы ветерка.
— Или как пара ласточек. — Аладдин изобразил танцующих в воздухе птичек движением ладоней.
— Но богатство — это не волшебная лампа, которая может одним махом устранить все твои проблемы, — медленно сказала Жасмин, тоже принимаясь теребить пальцами кусочек хлеба. — Представь себе, что ты — большая, сильная птица, запертая в тесной, хоть и золотой клетке. Если бы не смерть моего отца, сейчас я чувствовала бы себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Здесь я свободна. А иметь свободу выбора гораздо ценнее, чем просто иметь все, что пожелаешь.
— Тебе придется убедить в этом народ Аграбы, — сказал Аладдин с кривой усмешкой. — Иначе люди вряд ли пойдут за тобой. Пока что, мне кажется, они предпочитают иметь сытый желудок, а не свободу выбора.
— Когда я стану правительницей, у них будет и то, и другое, — поклялась Жасмин. — Я обязательно придумаю, как сделать так, чтобы накормить людей и при этом сохранить им свободу. И еще они обязательно будут учиться. Все дети будут ходить в школу, независимо от религии или общественного положения. Не только мальчики, но и девочки тоже. А когда они вырастут, им всем будет предоставлена возможность заниматься тем, к чему у них лежит душа, и никого больше не смогут принудить воровать или попрошайничать. Клянусь.
Ее глаза смотрели в пространство, видя перед собой не полутемную комнату, а будущий мир, который она непременно построит своими руками. Аладдин не сомневался, что она действительно воплотит это свое видение или погибнет, пытаясь сделать это. Она заставила его поверить, что это возможно… что на земле и вправду можно построить рай.
И он готов был сделать все что угодно, лишь бы помочь ей достичь этой мечты.
— Я верю тебе, — прошептал он. — Я верю в тебя.
Он никогда бы не осмелился поцеловать ее высочество принцессу Жасмин.
Но ему и не пришлось это делать.
Потому что ее высочество принцесса Жасмин сама потянулась к нему и поцеловала его.
Ее горячая кожа пахла песком и мятой. Аладдин растворился в поцелуе, словно все его тело только и ждало его, а он сам даже не подозревал об этом. Она обвила руками его шею и притянула к себе ближе, а потом запустила пальцы ему в волосы, а другой ладонью погладила его плечи с пылом, которого он не ожидал от нее.
— Значит, мы больше не ссоримся, да? — шепотом спросил Аладдин.
Ее высочество принцесса Жасмин шутливо щелкнула его по носу.
Смертельная магия
— Доброе утро, ребята, — пробурчал Дубан между двумя зевками, тяжело шлепая босыми ногами по каменному полу. В руках он держал большую медную джезву, полную дымящегося кофе, и несколько маленьких, изящных чашечек. Он тяжело плюхнулся на плоскую подушку на полу, но умудрился не пролить при этом ни капли. Щуря мутные спросонок глаза, он расставил чашки и принялся разливать ароматный темный напиток.
— Погоди, а разве сейчас не ночь? — спросила Жасмин, отрываясь от книги, которую читала, устроившись возле неяркой масляной лампы. — Здесь так темно… совсем теряешь счет времени.
— Закат — это утро для тех, чей труд проходит в сумраке теней, — изрек Дубан, с безупречной точностью наполняя крохотные чашки, хотя оставалось только удивляться, как он вообще что-то видит сквозь опухшие от сна веки. — Прости, о величайшая Царица Разбойников и Будущая Султанша, я не спросил, как ты привыкла пить свой утренний кофе. Я положил в него много сахара, как учил меня отец.
— Я сейчас выпила бы, наверное, даже осадок со дна котла в войсковой кухне, — сказала Жасмин, деликатно берясь за чашечку. — А твой кофе, я уверена, во много раз лучше.
— Жасмин!
Два встрепанных босоногих клубка лохмотьев с радостным визгом ворвались в комнату и тут же взгромоздились принцессе на колени. Она рассмеялась, обхватывая их руками.
— Ширин, Ахмет! — прикрикнул на них Маруф, который как раз входил вслед за ними, с шарканьем волоча за собой неподвижную ногу. — Не стоит обращаться с принцессой крови так, будто она ваша личная тетушка.
Аладдин вскинул голову и поглядел на Ахмета: Абу восседал на плече малыша с таким видом, будто это было для него самое естественное место. Аладдин как будто увидел самого себя в миниатюре.
— Все в порядке, Маруф, — улыбнулась Жасмин, сжимая его внуков в объятиях. — Я очень рада. Во дворце мне никогда не давали играть с детьми. Даже дальним родственникам приказывали держаться, гм, на «почтительном расстоянии».
Ширин с обожанием таращила на Жасмин огромные карие глаза. Егозя у нее на коленях, она обнаружила серебряный кинжал принцессы и принялась увлеченно играть им, мурлыча под нос мотивчик, подозрительно похожий на гимн, звучавший во время безумного парада Джафара.
— А они выглядят вполне довольными, — заметил Дубан, качнув в сторону детей своей чашкой.
— Я впервые вижу их такими счастливыми за долгое-долгое время, — уныло обронил Маруф.
— Твоя сестра ненавидела воровство всей душой. Помнится, она клялась, что ее дети никогда не будут иметь ничего общего с ворами, — сказал Аладдин. — И вот теперь они здесь, в самом логове порока.
— Что ж, если бы она была рядом, она бы, возможно, и высказалась на этот счет, — огрызнулся Дубан.
— Эй, я не имел в виду ничего плохого, — сказал Аладдин, вскидывая ладони. Немного было на свете вещей, которые могли привести всегда невозмутимого, как скала, Дубана в такое раздражение. И одной из таких вещей была судьба его сестры. — Я просто хотел сказать… что им тут вроде как нравится, и они отлично себя чувствуют.
— Еще бы, — бодро откликнулся Маруф. — Здесь в их распоряжении настоящая принцесса, тигр, обезьянка и другие дети, с которыми можно играть. Чего еще можно желать? Ах да, и еще еда. Чуть не забыл про нее. Похоже, для этой мелкоты почему-то важно иметь полные желудки, как ты думаешь?
Он протянул руки, и Ахмет вместе с обезьянкой радостно прыгнули в объятия деда.
Ширин, впрочем, не собиралась покидать облюбованное местечко. Обхватив одной ручонкой Жасмин за талию, другой она возила по коленке кинжалом, заставляя его гоняться за золотой заколкой, которую сняла с косы принцессы.
— У нее никогда не было кукол, — смущенно пояснил Маруф. — Наверное, мне следовало… стащить для нее какую-нибудь игрушку или…
— А куда подевались все те люди, которые выступали на параде? — спросила вдруг Ширин. — И танцовщицы, и звери, и солдаты… куда они ушли, когда парад закончился?
— Мм… — замялась Жасмин. Она покосилась на Аладдина в надежде на его подсказку, но тот только беспомощно пожал плечами.
— Мы с Ахметом хотели после праздника посмотреть на зверей, но нигде не нашли ни клеток, ни загонов. А ведь когда в город приезжает зверинец, то всегда бывают клетки! Там еще так пахнет… Ате солдаты на параде, они как ночные патрули, да? А это все одни и те же люди, только в разных костюмах?
— Я думаю… думаю, что это джинн создал их. Их всех, — сказала Жасмин.
— Но куда же они делись потом? — продолжала наседать Ширин.
— Это и вправду очень дельные вопросы, — быстро сказал Аладдин, опускаясь на корточки и щелкая девочку по носу. — Может быть, Жасмин выяснит это у джинна, когда они увидятся в следующий раз.
— Надеюсь, я тоже когда-нибудь с ним встречусь, — с тоской протянул Ахмет.
— И я, — подхватила его сестренка. — Я хочу пожелать своего собственного тигра. Чтобы он мог катать меня на спине. И свой собственный серебряный кинжал.
— Или куклу, а? — с надеждой предложил Маруф. — Мм… а ей можно будет заиметь кинжал? Совсем-совсем крохотный?
— Надеюсь, ты тоже когда-нибудь с ним встретишься, — с чувством сказала Жасмин. — Когда все это закончится.
Аладдин улыбнулся, прикончил одним глотком содержимое своей чашки и прыжком вскочил на ноги.
— Пойду-ка взгляну, не сумею ли я раздобыть для нас еще несколько рекрутов. Там, в этих очередях за хлебом. Готов поспорить, среди этих бедолаг найдутся люди, которые не готовы смириться с новыми порядками и хотят, чтобы изгнанная законная наследница вернула себе трон.
— Будь осторожен, — серьезным голоском сказала Ширин.
— Я всегда очень осторожен, — ласково успокоил ее Аладдин и тут же услышал, как прыснула Жасмин. Звук оказался на редкость приятный, и Аладдин тут же решил, что постарается смешить ее как можно чаще.
— Не знаю, — передернул плечами Дубан. — У меня сегодня весь день мурашки по спине, даже волосы на загривке дыбом встают. И Ширин вот говорила, что видела белую кошку, в переулке возле египетской чайханы. Верно, Ширин?
— Ты прямо как какая-нибудь суеверная старая кумушка, — недовольно проворчал Аладдин. — До скорого, принцесса. — Он наклонился и быстро поцеловал Жасмин в губы.
Уже исчезая в потайном ходе за печной трубой, он услышал, как Дубан принялся выговаривать Жасмин:
— Прямо на глазах у детей? У нас тут что, по-вашему, за место?