Сердце ее стало пусто.
Пустоту необходимо заполнить.
И в этой великой пустоте появилось Желание. Она тронула свое Желание. Взяла на ладонь. Рассмотрела со всех сторон, осознавая простую и великую истину.
Любовь – вот что в центре.
И сердце ее наполнилось.
Желание необходимо удовлетворить.
Пылинки танцевали в солнечных лучах, косо падающих через узоры занавески. Дом был большим, темным и тихим. Не возилась малышня на полатях, не вздыхало тесто в кадке, не шуршали мыши под полом. Темно, тихо.
Из дома ушла жизнь – вся семья, жившая здесь, погибла.
– Мне жаль, что так с тобой вышло, – сказал Проди. Его всегда ровное и сильное свечение словно пригасло, подернулось сизым пеплом усталости.
– Мне тоже жаль. – Правую руку ударило болью, Макс облизал пересохшие растрескавшиеся губы. – Но люди могут жить и так.
Проди хотел еще что-то сказать, но промолчал, попрощался и вышел, столкнувшись с кем-то у порога. Питер и Рита тихонько разговаривали, вдруг умолкли. Макс скрипнул зубами, когда боль в руке стала невыносимой, поднял взгляд…
Тишина повисла в травном доме, и двое угодили в ее паутину. И наконец он рискнул прервать тишину:
– Спасибо. Ты спасла меня…
– Нет, – сказала она.
Как всегда, он тонул в ее глазах, не понял, что она сказала, не заметил, как Питер с женой, переглянувшись, вышли.
– Я спасала себя. Потому что мы бы оба исчезли. Потому что я люблю тебя, Макшем. Потому что я умру без тебя.
Сон, решил он. Навь. Такого не бывает.
А раз сон, можно говорить что угодно.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Но…
– Не важно. – Она села рядом, взяла его за здоровую руку. – Ничто уже не важно. Кроме этого.
– Нет. Посмотри на меня теперь, ты не должна…
Она прервала его поцелуем, и боль исчезла, пропала. Боль боится девичьих губ. Но Макс захотел потрогать ее волосы, потрогать той рукой, которая осталась в общей могиле, и боль вернулась, ворвалась в душу, разорвала в клочки все мироздание. Он не понимал, что плачет.
– Мы не должны…
– Мы должны, поверь мне. Только это важно. Я люблю тебя. Я буду твоей рукой. Ловкой, сильной правой рукой.
– Ты…
– Молчи. – Кати обняла его. – Просто молчи.
Он замолчал, и снова в доме повисла тишина. Но эта тишина была другой – не мертвой, но в преддверии жизни.
Если сон, можно делать что угодно. Макс приподнялся, неловко обнимая ее одной рукой, притянул к себе, и их губы встретились.
Кати отвлеклась на мгновение, глянула в сторону двери, и бряканье упавшего засова раскололо тишину вдребезги…
Я был калекой
И исцелился теперь.
Я был слеп
И только сейчас прозрел.
Всю жизнь я блуждал в темном лесу
И вот вышел на простор.
Ты – мое исцеление.
Ты – мой свет.
Ты – моя свобода.
– У них нет пленников.
Утром лагерь беричей, как обычно, снялся с места, а воличи, как обычно, выждав малость, пошли к оставленным на крестах заложникам.
– Что-что? – недоверчиво переспросила Алия.
– У них больше нет заложников, – повторил только что снятый мужчина, обвисая на ней. Был он худ и изможден, но помирать вроде не собирался, просто ноги не держали.
– Савед!
Молчун подхватил его, усадил, вручил протянутую Алеком фляжку. Пленник надолго присосался к ней.
– Но мы же видели…
Мужчина мотнул головой.
– Мы последние.
– Точно так, – подтвердил сосед по кресту. – Те, что в обозе – дай-ка сей сосуд, – они не настоящие, спасибо…
– Как это – не настоящие? – спросил Джурай, но пленник уже забулькал, войи терпеливо ждали.
– Это ихние собственные раненые, напялившие наши одежды…
Алия круто развернулась.
– Джурай, за мной, Савед, Алек, смотрите тут. Колин… – Она запнулась, неловко продолжила: – Пошли, Дэвани. Старшим будет интересно узнать. Да отберите у него флягу!
Алек отобрал флягу, но она была уже пуста.
Через пару минут захмелевший, но не утративший способности связно мыслить и говорить бывший заложник поведал старшим войям свои наблюдения.
– И старшие ничего не предпримут, – с уверенностью сказала Криста.
– Предвид? – спросил Алек.
– Здравый смысл. Загнанная в угол мышь перегрызет горло коту.
– Ну, нам, положим, не перегрызет… – хмыкнул Джурай.
– Но погибнут многие, – сказал Алек. – А нам еще с имперцами разбираться…
Криста покачала головой.
– Нет. Летняя война закончилась.
Слова упали, как свинцовые пули. Джурай и Алек переглянулись с сомнением в здравомыслии посестры.
– Здравый смысл? – поинтересовался Джурай ехидно.
– Предвид. Этим летом крови больше не будет.
И этим летом крови больше не было.
Так закончилась Летняя война, первая и самая небольшая в сравнении с последующими событиями, перекроившими карту всей Ойкумены.
Стоял жаркий летний день, но в ароматах зеленого сумрака леса витало предчувствие осени – некий малый, почти незаметный намек, но столь же явный, как след мысли для тренированного человека.
– Неплохо, – снисходительно мурлыкнула Бета.
Она сидела верхом на ветке в нескольких саженях от земли, глядя сквозь зелень. Патэ Ирек двумя ветками выше водил подзорной трубой, мысленно ругаясь.
– Там, где коряга похожа на василиска, – подсказала Бета, она превосходно обходилась без трубы.
Патэ Ирек отыскал означенную корягу, но в поисках его это не продвинуло.
– Все равно не вижу.
– Я и говорю, что они неплохи. – Бета откинулась на ствол дерева, словно устраиваясь в кресле.
В корнях дерева притаился Алеф, но патэ Ирек и не пытался его разглядеть. Пластуна трудно заметить и когда он не прячется. Зато стратигу Матису каким-то образом удавалось выглядеть значительно даже в простой зеленой куртке.
– Пора, – сказала Бета, соскальзывая с ветки. Ирек с меньшей грацией и изяществом последовал следом. Алеф вывернулся откуда-то буквально у него из-под ног, напугав.
Стратиг прошелся под деревом туда-сюда, неслышно сминая сапогами траву.
Скоро из леса стали появляться люди. Один, двое, трое, четверо, все при мечах… Кто-то еще оставался за пределами поляны, Матис чувствовал направленное внимание. Он не стал упрекать, и сам пришел с сопровождением, ждущим в отдалении.
Стратиг разглядывал гостей. Седовласый широкоплечий муж с походкой и манерами человека, облеченного немалой властью, с серым прищуром стрелка. Молодой мужчина, русоволосый и русобородый, заметно прихрамывающий, держится похоже. Старик с лицом, половину которого словно смяли и неровно выпрямили, с походкой и стойкой, выдающими вековую привычку к мечу. Стройная немолодая женщина с волосами цвета старого серебра.
Бета вдруг напряглась рядом и качнулась, словно намереваясь прикрыть стратига телом, рука ее нервно дернулась к плечу, к рукояти меча.
– Что? – одними губами спросил Матис. Женщина-пластун качнула головой.
Первый гость подошел неторопливо, поклонился:
– Стратиг Стагор Матис. Хеттман Аурус Проди.
Стратиг кратко ответил на поклон.
– Питер Равмэн, риван… староста. – Молодой мужчина поклонился.
– Джекни Гирлем, старший вой. – Этот поклонился так, чтобы ни на миг не выпускать из поля зрения единственного глаза противную сторону.
– Верея, войя, – кратко назвал женщину Проди.
– Вероника, – прошептала Бета.
Пепельноволосая вздрогнула, вгляделась в лицо Беты и, словно в зеркале, повторила ее невольное движение за мечом.
– Беллатриса, – сказала Верея, сдерживая свой порыв.
Стратиг поднял брови, ему непривычно было чувствовать себя не в центре внимания.
Но продолжения не последовало. Бета опустила глаза. Верея на всякий случай взялась рукой за пряжку пояса.
– Итак, – сказал стратиг, убедившись, что неожиданных узнаваний больше не будет, – полагаю, все понимают, зачем мы собрались здесь, рискуя потерять доверие, вы – своего племени, я – своих соратников…
– Странно все вышло, – сказал Питер по дороге назад. – Столько дней крови, а кончилось все просто, за какой-то час…
Судя по лицам старших, ничего странного они в этом не находили. Хмурая и задумчивая Верея соизволила объяснить:
– А чаще всего так оно и происходит. Все серьезное завершается либо просто и буднично, либо, гораздо реже, круто и грандиозно…
– А та женщина?.. – осмелился Питер, но Верея чуть качнула головой, и он замолчал.
Обратная дорога показалась молодому ривану много длиннее. По пути к месту встречи Питер думал, что можно ждать от говорящих о мировой врагов, а сейчас все мысли ушли, он ощущал только усталость и страшное опустошение.
Стратиг Матис в сопровождении свиты вышел на поле и стал спускаться к лагерю. Сейчас в свите было на одного человека больше – воличи предусмотрительно прихватили с собой одного из пленников, и сейчас Грик шел, пошатываясь, блаженно ухмыляясь.
Скоро они обменяются остальными пленными. И Тания тоже…
Матис заскрипел зубами, думать об этом было невыносимо. Но он отпустит ее. Правда, отпустит. Во исполнение клятвы, данной себе самому.
Десятник, тот самый, чьи люди ловили пластунов, лишивших их доброй выпивки, встал ему навстречу, поклонился. Матис смутно подумал, что вроде бы не распоряжался сменить караул у своей палатки…
Толстый десятник вдруг сделал своему стратигу страшные глаза, выразительно покосился на палатку. Стратиг Матис только чуть сбился с шага, сделал сдержанный жест. Альфа и Бета быстро перестроились, Ирек замешкался, и женщина-пластун наладила его бесцеремонным тычком. Патэ Ламан, который возглавлял сопровождающий отряд, не торопился его распускать, он ничего не понимал, но ждал только команды, чтобы действовать. В похожих на колбаски пальцах десятника вдруг откуда ни возьмись возник метательный нож.