Допрос закончился, и собрание загомонило сдержанно. Равнодушная воля отступила, Макс перестал ощущать давление взглядов и открыл глаза. Люди круга переглядывались, перебрасывались репликами, обменивались мыслями, наконец примолкли, кто-то велел подойти ближе. Сейчас объявят приговор.
И приговор объявили. Проди встал и нагнулся через стол, потрепал Макса по волосам.
– Молодец, паря. Не миновать тебе пояса ривана, а то и хеттмана…
Ему велели остаться, и он устроился в дальнем углу, снова не в силах поверить тому, что случилось. Первый риван воличей, хеттман Проди Хитрюга сказал это. Не миновать тебе пояса…
– Потом они остановились отчего-то, и молодые ушли с игровой поляны, Алек завалил ворота, – продолжал рассказывать Бэзил. – Была сеча в самой деревне. Хархан велел нам уходить, сам с двумя десятками войев задержал продвижение.
Когда мы выходили из деревни, Алек поджег деревню. И посевы.
Слушатели переглянулись, кто-то присвистнул.
– Этот ваш… Алек, да, он что, все сделал один?
– Не заметил, – устало ответил Бэзил. – Мне было не до таких тонкостей. Макшем?
Макс мотнул головой.
– Не знаю.
– Что было дальше?
– Вывели людей, вынесли раненых, переловили табун лошадей, что был у деревни, и пошли.
– Зачем вы, чудаки, в Полесье-то отправились? – поинтересовался Проди. – Ведь Белокамье ближе.
– Я подумал, если за нами будет погоня, то нужно дать остальным больше времени. А мы в случае чего могли бы укрыться в лесах.
– Верно, правильно, – заговорили люди круга.
Дверь открылась, высокий вой со свежим шрамом через все лицо пророкотал:
– Какой-то парень просится до вас.
– Давай, – сказал Проди, и на пороге явился Алек.
– Вы звали меня? – поинтересовался молодой вой, нервно переступая с ноги на ногу.
– Нет, – удивленно ответил Проди и только потом сообразил и восхитился – парень чувствует, когда о нем говорят!..
Алек неуклюже поклонился и уже собирался выйти, но споткнулся на пороге.
– Что-то еще?
Юноша медленно повернулся, сглотнул, избегая глядеть людям в глаза.
– Я прошу сэниров… то бишь круг назвать меня хаман-войэ.
– Что?!
Люди вскочили, заговорили все разом. Проди грохнул по столу кулаком, и воцарилась тишина. Риван хмуро разглядывал мальчишку, тот переминался с ноги на ногу и был бледен как Ночной Хозяин.
– Откуда ты знаешь о хаман-войэ? – спросил наконец Проди.
– Рассказывали. – Парень дернул плечом.
Риван завязал себе узелок на память серьезно поговорить с войями.
– С чего это ты вдруг решил стать хаман-войэ?..
– Я сжег Мечту, – с каким-то вызовом сказал Алек. – Спалил дотла. Думал, так будет лучше, но…
– Ты говорил с Харханом.
– Да, но…
– Он сказал тебе «делай».
– Да, но ведь…
– Жива показала тебе, что прикрывающие падут все.
– Да, но ведь они были еще…
– Молчать. Любой вой может предложить своему старшему идею, и старший может отвергнуть или принять ее. Во всех наших землях нет… не было войя старше и опытом, и званием, чем Хархан. Он одобрил твою мысль и приказал тебе делать. Ты сделал все по правилам. Скажи, если это не так.
Алек не мог найти слов.
– Да… я сделал все… все по правилам. Но по правилам еще не означает правильно…
– Верно, – сказал Проди ласково-безжалостно. – Но с этим тебе придется разбираться самому. А мне некогда возиться с тобой, и, если честно, меня уже тошнит от тебя. Если я еще раз услышу о хаман-войэ, я вспомню еще один древний обычай и прикажу всыпать тебе на площади сто плетей. Пошел вон.
Алек вылетел с горящими ушами, Макс вскочил, Проди велел ему сесть и обратился к рыжему низкорослому охотнику:
– Норик, почему бы тебе…
– …Не пойти вытереть ему сопли? – Норик встал. – С удовольствием. Мое любимое занятие.
– Не дергайся. Ты все сделал как надо.
– Правда? – Алек обернулся, маленького охотника он знал, Норик привел Дэна в Мечту… которой больше нет.
– Не знаю, – признался Норик. – Но если ты сделал то, что мыслил верным, и исправить ничего нельзя, то какой смысл терзать себя?
Алек подумал.
– Наверное, никакой. – Он поддернул рукав, скрывая царапины на тыльной стороне запястья.
– Я видел, как эта женщина накинулась на тебя. Она потеряла мужа, сына и двух братьев.
Слова остались висеть в воздухе.
– Сказать тебе кое-что?
– Скажите…
– Нам не с руки с тобой возиться.
– Чего?! Я и не хочу, чтобы со мной возились!
– Ну так чего ты раскис?! – почти выкрикнул Норик. – Ты вой или где?!
– Вой!
– Тогда воспрянь духом! Вой должен сражаться с врагом, но сохранять собственную жизнь. Ишь ты, хаман-войэ! Что толку от мертвеца? Ты нам нужен живой, ясно? Очень нужен!
– Я… – кажется, Алек подавился своими горестями. – Нужен?.. Но я только…
– Ты один из самых сильных мыслью подростков, ты почти мыследей. Еще не в курсе?
Алек хватал ртом воздух.
– Только опыту маловато. Лет этак через двадцать ты догонишь Эдмунда, а к шестидесяти сравняешься с Майнусом. Алек, твой талант бывает раз в поколение!
Алек покачнулся,
земля ушла из-под ног, он парил в воздухе, теплые потоки трепали длинные волосы, двубортный плащ вздымался, норовя закрыть лицо. Лина засмеялась, зажимая коленями подол юбки. Александр одернул плащ с барсом и увидел
перед собой маленького рыжего человека, похожего на гнома. Норик смотрел внимательно, нетерпеливо.
– Никто не даст тебе утешения. И время не лечит такие раны. Ты всегда будешь себя спрашивать, правильно ли поступил.
– И?..
– И! – рявкнул Норик, юноша вздрогнул. – И ничего! Это случилось, это свершилось, и этого уже не исправить! Думай о будущем!
– Да, – Алек чуть было не ляпнул «наставник», – да, сэнир, я буду думать о будущем.
Норик улыбнулся устало.
– Ну что, очухался? – ласково-угрожающе поинтересовался он. Алек неуверенно кивнул.
– Вот и славно. Пошли, познакомлю со своими.
– Я думал, вы в Галиках… – недоуменно сказал Алек. То, что пришло от Норика, больше всего было похоже на мысленное вздрагивание.
– Нет больше Галиков, – сказал он ровно. – Мы, если ты не знал, переехали недавно… потому и спаслись.
Красивая женщина тепло приняла гостя, выставила на стол яблочное вино, закуски, заедки, стала расспрашивать о том, что произошло в Мечте. Алек отвечал неохотно, отодвинул кувшин – вино притупило боль, которую он не хотел терять. Маленькая дочь хозяев смотрела на него взрослым сочувствующим взглядом.
– Знаешь, когда плачешь, легче, – вдруг сказала она.
– Знаю. – Алек горько улыбнулся. Иногда хотелось бы. Но он разучился плакать. Значит, придется улыбаться.
Хотя бы для того, чтобы Мона перестала его жалеть.
В деревенских местностях все друг другу родственники. Даже у пятерых беглецов оказалась куча «двоюродных» и «троюродных». Влад и Джо обосновались в кузнечном околотке, Кати ушла к целителям, прихватив с собой и Лину, и Данику, на попечении которой остался все еще не вполне пришедший в себя Дэн. Молодые войи и Макшем трудились на укреплении стен, когда пришли беженцы из малых пограничных деревень, не подвергшихся нападению.
Началась суматоха. Все искали своих, кто-то плакал, кто-то вопил от радости, люди обнимались. Алек спустился со стены, обошел толпу. Его тоже обняли пару раз, хлопали по плечу.
Проди, Питер и Майнус разговаривали в стороне. Рита была тут же, рядом стояли Дарина, мать Дерека, Гарий… Самилла и Ромэн со своей Ками – все они гостили в деревне жены, поэтому и остались живы. Остались… а Дерек – нет.
Алеку казалось, что он идет по ножам, сердце полосовала тупая боль.
– Мне очень жаль. – Слова были пусты и бессмысленны. Рита смотрела на него, в ее глазах плавали отражения горящей Мечты.
– Как это произошло? – бесцветным голосом спросила она. Лучше бы кричала. Лучше бы набросилась на него с обвинением, что не смог, не уберег брата…
– Рик успел нас предупредить. А потом…
Проводник, забери мою душу, верни мне умение плакать, подумал Алек.
– Я как будто был им. Я почувствовал, как стрела прошла через сердце. Он успел нам сказать и, наверное, ничего не почувствовал. Мне…
Дыхание прервалось, в горле стоял комок. Но слез так и не было.
– Многие погибли, – сказал Ромэн. – Спасибо тебе. Нам надо было знать…
Мать Дерека обняла его, сухие губы мазнули по щеке.
– Спасибо… Ты разделил его последние мгновения, ты был названым братом сына – будь же моим сыном.
Алек задохнулся, но кто-то другой произнес его устами:
– Я почту за честь войти в вашу семью.
Он встал на колени перед женщиной, которую теперь будет называть матерью, и поцеловал ее руку. Дарина подняла его и поцеловала в лоб. По очереди члены семьи Бронек подходили и обнимали Алека, говорили благодарности. Каждое слово вонзалось в душу как отравленная стрела, но боль уже разделилась поровну на всех, и раны подернулись коркой.
Мы отпускаем своих мертвых…
Бесконечный день кончился.
Алек лежал на сеновале. Мускулы ныли и голова болела, он весь день таскал камни и бревна, умотался до полусмерти, но уснуть не мог, то проваливался в зыбкую дрему, то глядел на звезды через открытый проем.
Такие же звезды сияли теперь на земле. Он сощурился и увидел в потоке Живы горячие искры. Сэм, сестра Дерека, а теперь и его сестра. Ромэн, брат, Ками, его жена. Маритэ, двоюродная сестра. Гарий, ставший почти приемным сыном семьи Бронек. Бэзил, дядя по отцу. Старик Оор, дед, отец Дарины. Остальных он знал плохо, незнакомые, странно звучащие имена…
Алек поклялся, что его новая семья больше не испытает боли, перевернулся на другой бок, подумал, что никогда не уснет, и мгновенно провалился в сон.
Ему снился огонь.
Нападению подверглись все поселения воличей, находящиеся на границе их земель. Дубки были сожжены дотла, и тоже самими воличами. Поселок был славен своими громобоями, сверленными из особым образом обработанного дуба, так, что можно было из одной трубки выстрелить дважды, а то и трижды. Пороха и пуль в оружейном поселке было довольно, особой сноровки, чтобы выстрелить из громобоя, не требовалось. В завязавшейся перестрелке отряд имперцев понес значительные потери. Дубовцы отступили и растворились в лесах, двое заполуторастолетних оружейников предпочли отправиться на небо, прихватив с собой немного имперцев и весь запас пороха, который не сумели прихватить беглецы. Взрыв был слышен далече.