Я знал, что это рано или поздно случится, но все равно чуть не наложил в штаны. Бежал домой со слезами на глазах. Отца не было, мать спала. Нужно было действовать не откладывая – в левом бедре переливался кипяток. Ощупывая обожженное место, я чувствовал там все более явственное движение.
Что делать, когда контакт со скривицей привел к прорастающей инфекции чудесью?
Ты должен быть к этому готов. Иметь под рукой набор для устранения зародыша.
Мой – разработанный на собственном опыте, советах отца и по мнениям, размещенным на темной стороне сети, – состоял из:
– пинцета;
– скальпеля;
– салицилового спирта;
– кухонных ножа и вилки;
– хирургической иглы и нитки;
– небольшого количества подсолнечного масла;
– глушилки: диска с композициями, приготовленными как раз на такой случай;
– болеутоляющих таблеток;
– комплекта из пластыря, марли и бинта;
– электрического гриля;
– подноса и тарелки;
– консервов с тирольской тушенкой;
– щепотки соли;
– бутылки негазированной минеральной воды;
– жаропонижающего;
– дезодоранта;
– зажигалки;
– одноразовой бритвы;
– полотенец;
– маленького металлического заварочного чайника;
– сильного снотворного.
Очередность действий во время удаления зародыша такова:
1. Закрываюсь в комнате. На ключ.
2. Включаю глушилку.
3. Глотаю болеутоляющее.
4. Игнорирую все более резкие движения под кожей ноги.
5. Включаю электрогриль.
6. Обеззараживаю инструменты и емкости.
7. Перебарываю растущее головокружение и тошноту.
8. Открываю тирольскую, режу на кусочки и кладу на тарелку.
9. Открываю окно и все-таки блюю – стараясь сделать это незаметно.
10. Закрываю окно и еще раз проверяю, заперта ли дверь, увеличиваю громкость.
11. Сажусь, окруженный инструментами.
12. Игнорирую капли крови из носа, надеясь, что это – из-за скачка давления, а не от мозговой инфекции чудеси.
13. Быстро брею волосы на бедре и протираю кожу спиртом (стараюсь не глядеть на неестественную пульсацию под ней).
14. На всякий случай зажимаю зубами край полотенца. Резко и неглубоко дышу через нос, разбрызгивая вокруг мелкие красные капли.
15. Прихватываю через кожу все более активный зародыш. Сукин сын вертится, словно жук.
16. Рассекаю кожу и пинцетом выковыриваю дергающуюся чудесь, стараясь не погружать металл слишком глубоко в мышцы.
17. Игнорирую писки зародыша, головокружение и горячую боль, простреливающую меня скорее в затылке, чем в ноге.
18. Вбрасываю зародыш в заварочный чайник, закрываю крышку.
19. Дезинфицирую рану спиртом, яростно крича в зажатый в зубах хлопок (отчего-то вспоминается «Рэмбо-3»).
20. Дрожащими пальцами стараюсь зашить кожу на ходуном ходящей ноге. Шов не самый ровный (тренировка на кусках сала удавалась мне куда лучше), но кровь перестает течь. Накладываю повязку.
21. Открываю чайник и пинцетом перекладываю зародыш в жаростойкую посуду.
22. Обжигаю его пламенем из зажигалки и дезодеранта. Вслушиваюсь в глушилку, игнорируя все вопли скворчащей чудеси.
23. Когда перестает двигаться, поливаю зародыш подсолнечным маслом и вбрасываю в гриль.
24. Через минуту перекладываю на тарелку, солю и утилизирую самым безопасным из способов: съедаю с тирольской.
25. Когда желудок чуток успокаивается, проветриваю комнату, глотаю снотворное и еще одну таблетку обезболивающего. Запиваю минеральной водой.
26. Ложусь в постель. Кажется, я горю, потею и бессмысленно постанываю. Сон приносит мучительный кошмар: двойные похороны – отца и Мариуша, – во время которых мама на кладбище пытается расцарапать лицо ксендза.
Проснулся я тогда на рассвете. Нога опухла, из раны сочилась бледно-желтая жидкость. Я медленно встал с постели, чувствуя, что до сих пор температурю. Было непросто: каждое движение ниже пояса провоцировало невидимого садиста, который лупил меня по костям дюжиной тупых молотков – всеми сразу, от коленей до ребер. Ерунда, имея в виду опыт поставарийной реабилитации.
Я был жив. Операция удалась.
Тогда, ночью после свидания, она мне снилась. Подошла и улыбнулась губами и глазами. Я уже узнавал узоры, в которые складывались веснушки на ее щеках. Наслаждался ими и ее именем. Дагмара. Оно подходило ей, как и волосы неопределенного цвета.
Дагмара.
Первая мысль после сна была словно погружение в бассейн с теплым и одновременно освежающим киселем: увижу ее сегодня.
Вторая мысль – словно брошенный в бассейн фен под напряжением.
Я уже должен быть мертв. Вот же блин!
Я уснул при неправильно запущенной заглушке. Забыл отключить телефон и положить его на полку, подальше от головы. Не вырубил компьютер, подставляясь под протечку из сети. И самое важное: спал под одеялом, а не на нем, в пододеяльнике. Я не должен был пережить эту ночь. При нынешнем состоянии Пограничья отсутствие любой из защит делало меня совершенно безоружным. Я был словно вымазанный в фосфоресцирующей краске кролик, который в лунном свете удирает от охотников. Взглянул на не зажившую до конца рану на бедре. Как кролик с отгрызенной лапой. И это перед лицом близящегося наступления!
Я сорвался с кровати, сбросил пижаму и быстро оглядел тело. Кажется, все было в порядке. Даже рана выглядела как будто лучше. В голове царил хаос, но, думаю, именно тогда, в то утро, я начал догадываться. Хотя – нет, не догадываться. Начал хотя бы задумываться.
Отбывая утренние ритуалы (а я все еще не получил переконвертированной вести от брата), слушал из-за двери обрывки родительских разговоров. Усмехнулся: в последнее время мне не хватало таких минут. И я все меньше чувствовал, что мы – семья.
Они были в зале. Мать утюжила, отец в гражданском, развалившись в кресле, смотрел телевизор. Когда я уселся на диване, установилось молчание, густое и тяжелое, наполненное ложью дикторши новостей. Может, это из-за меня? Что я сделал не так?
– О чем говорили? – попытался я.
Мама только через миг-другой вздрогнула, поняла.
– Ни о чем важном, – ответила, продолжая гладить.
Отец что-то проворчал, глядя в телевизор.
– Звонила Бочковская. Спрашивала, не поеду ли я с ними вечером за покупками, – закончила мама. – Не хочешь со мной?
Отец посмотрел на меня так, что мне это совершенно не понравилось. Было в его взгляде некое обещание конспирации, сообщение только для меня, которого я, тем не менее, не мог прочесть. Утюг фыркнул паром.
– Не могу, – ответил я наконец. Мама глянула на меня вопросительно. – Есть у меня кое-какие обязанности.
– Обязанности, – повторила она.
– Ага.
– Ты ведь знаешь, – сказал ей отец. – Приближается наступление. Мы готовимся.
Она не ответила, даже не подняла взгляд.
– Это просто поездка за покупками. Поедем в другой раз. – Я говорил все громче.
– Ты должна быть рада, что Лукаша завербовали, – подвел итог отец.
– Я беспокоюсь о тебе, – ответила она. Наконец подняла на меня взгляд. – О тебе, сынок.
– Он справится, – сказал отец.
– Ага, – согласился я. – Я справлюсь.
Попытался улыбнуться.
За окном пролетела одна из городских гончих. Мы услышали далекие предупредительные сирены. Еще одна протечка.
– Может… Не знаю. Может, тебе снова начать принимать лекарства.
Вот значит как.
Я получал их годы назад, во время реабилитации. Они усиливали сопротивление перед чудесью, но превращали меня в овощ. К счастью, по совету отца я сумел от них отказаться, прежде чем стало поздно. Мама, конечно, боялась, но в конце концов, думаю, осталась довольна. Потому что они оба опять получили настоящего меня (хотя вскоре меня завербовали). А теперь, перед близящимся наступлением врага, она хотела, чтобы я снова отправился в бега.
– Мне не нужно принимать эти лекарства.
– Но…
– НЕ НУЖНО.
Пожалуй, вышло слишком громко. Длинные мгновения тишины. Идиотизмы из телевизора. Пофыркивание утюга.
– Я так устала.
Я еле ее услышал. Но почувствовал эти ее слова где-то глубоко в теле.
– Я знаю. Знаю, мама.
Отец делал вид, что не слышит. Я же сидел так между ними годами, совершенно бессильный. Нога болела все больше. Я протер глаза.
Мобилка в кармане запищала. Я прочитал сообщение. Очередной ньюслеттер для выпрямителей региона: штаб информировал о перегруппировании отрядов врага.
– Эта мобилка, всегда только мобилка, – прошипела мама.
Я взглянул на нее растерянно.
– Что ты в ней читаешь, а? – продолжила она. – Что там такое?
– Марила… – начал успокаивающе отец. Но безрезультатно.
– Кого ты в ней ищешь? – накручивала она себя. – Ну, кого? Скажи мне, Лукаш. Кого?
Я знал, что она хочет услышать правду, поэтому соврал:
– Это Дагмара. Дочка новых соседей. Тех, сверху.
Она замолчала, растерянная. А я начал – осмотрительно, стараясь не сболтнуть лишнего, – рассказывать про вчерашний день. Я хотел сделать это еще вчера, как только вышел от Дагмары, хотел сообщить о ней всему свету. То есть этим двоим.
Они слушали. Мать расспрашивала о подробностях. Отец нам улыбался. А потом ответил на звонок. Отец поздоровался со строгиней Михальской, они коротко поговорили о вещах, которых я не понимал. Мама только качала головой.
Я закончил рассказ раньше, чем намеревался, больше нечего было говорить. Прежде чем я вышел, мама попыталась еще раз:
– Мы могли бы сегодня после магазина заехать на кладбище.
– Мама… Зачем?
Она прикрыла глаза и не стала отвечать. А я сбежал к себе.
Еще до полудня позвонил отец. Я даже не услышал, как он ушел.
– Готовься.
– …
– Уже скоро.
Мир замер на полувздохе, на полумысли даже.
– Наступление?
– Да.
Значит, пора.
– Кое-где Пограничье уже жесткое от сгустков, – продолжал отец. – Мы регистрируем все больше ошибок на темной стороне сети, выявители чудеси начинают сходить с ума. Ну, и мы ищем кротов.