– Ты думал, я не приду.
Есть ли у меня на лице кровь? Это уже не имело значения.
– Нет, – прохрипел я и откашлялся. – То есть… – Я не знал, что сказать. – Входи. Пожалуйста.
Теперь я знаю, что это прозвучало как просьба о помощи.
Я видел, что она колеблется. До сих пор я спрашиваю себя, что было бы, сделай она тогда правильный выбор. Но Дагмара была слишком молодой, слишком глупой и слишком доброй.
Пожалела, едва вошла ко мне в комнату. Я почувствовал, как там воняет. Воняет безумием. Войной. Я остался на пороге.
Добро пожаловать на фронт, детка.
– Лукаш…
– У меня есть…
Голоса наши прозвучали одновременно. Миг тишины, наполненный звуком сирен. Она машинально сделала шаг назад. Была босиком. Наступила на кровь на ковре.
– Знаешь, я все-таки…
– Дагмара, хочу тебя попросить. – Мы снова начали говорить одновременно. Но на этот раз я решил закончить. – Можешь найти в инете ту заметку, о которой ты говорила?
Она заколебалась, но кивнула. Она все время нервно отирала стопу о чистую часть ковра. Что характерно, она пришла без часов, без блокера чудеси. Наконец она медленно склонилась над клавиатурой на столе, стараясь, чтобы я оказался рядом, а не за спиной.
Когда она открыла браузер, зазвонил мой телефон. Номер не определился. Ну наконец.
– Алло.
Дагмара повернулась, удивленная. Когда я кивнул в сторону монитора, возвратилась к работе.
– Солдат! – прокричала приветствие строгиня Михальская, а подо мной подломились ноги. – Слушай! – орала она, стараясь пробиться сквозь шум. – Мы в глубокой жопе! Этой срани куда больше, чем мы ожидали. Уничтожает нам содержание темной стороны сети, бэкапы не помогают. – Взрывы на фоне ее голоса становились все громче. – Мне нужно тебе сказать! – надрывалась строгиня. Я представил, как она орет в шлемофон, пытаясь одновременно охватить взглядом поле боя. Пару секунд она молчала. – Твой отец мертв. Он был убит кротом, которого мы так и не вычислили! – Она охнула, словно ее ранили. Но попыталась закончить: – Крота должен знать твой брат. Анджей перед смертью связывался…
Тишина в мобилке ударила меня в ухо почти физически.
Твой отец
Связь прервана.
мертв.
Кусочки мозаики встали на свои места.
– Готово, – сказала Дагмара, повернувшись ко мне.
Я сжал телефон и изо всех сил ударил ее в висок. Услышал громкий хруст, будто расколол грецкий орех. Почувствовал это рукой.
Дагмара опрокинулась на тумбочку рядом со столом, ударилась лбом о ее край и упала на пол, лицом в ковер. Замерла. Где-то она потеряла резинку, волосы беспорядочно рассыпались. Через несколько секунд из-под них потекла кровь.
Связь прервана.
Пот выедал мне глаза, пульсирующая боль поднималась от ладони до самого плеча. Однако сердце застучало ровнее. Вот только сирены выли все громче.
Я склонился над монитором. Текст заметки из местного ежедневного издания, проиллюстрированный снимком дорожной аварии: стальные ошметки после лобового столкновения двухэтажного автокара и пассажирского авто.
Добро пожаловать на фронт, детка.
Я слишком хорошо знал машину, которая на снимке превратилась в клубок смятого металла, расплющенного автокаром. Это был красный «Опель Вектра» 92-го года. В ней заедало левое заднее окно и приоткрывалась задняя дверь.
Чудесь была все ближе. Мне казалось, что высотка пробудилась к жизни, бетонная змея встряхнулась и поползла вперед, заставляя пол и стены крениться. Я ухватился за край стола.
Начал читать.
«Газета» в Люблине, 8.06.1996
Очередная трагедия на трассе Люблин — Куров
Шесть человек погибло, тринадцать раненых попало в больницу — вот трагический результат несчастного случая на трассе DK12 в Гарбове. Жертвами стали монашки, профессиональный военный и его сын.
Автобус с монашками-баптистинками (орден сестер святого Иоанна Крестителя) возвращался в Люблин из паломничества к португальской Фатиме. Около двадцати часов возле Грабова автобус столкнулся с едущим навстречу легковым автомобилем «Опель Вектра». Насколько нам удалось выяснить, водитель «Опеля» по неустановленной причине выехал на встречную полосу прямо под движущийся автобус. Автомобиль столкнулся с двухэтажным «Мерседесом», в котором путешествовали баптистианки, и был полностью разбит.
Пять человек погибло на месте: трое монашек, а также ехавший в авто военный из части, расположенной в Майданеке, капитан Анджей О., и его восемнадцатилетний сын, скорее всего, водитель «Опеля». Шестая жертва — еще одна монашка — умерла уже в больнице. Ранено тринадцать человек, в том числе водитель автобуса и второй из сыновей Анджея О., которому было…
– Что же ты наделал, – произнесла мать медленно и тихо. Я не слышал, как она вошла. Стояла в прихожей перед открытыми дверями и смотрела на неподвижно лежащую Дагмару.
– Что же ты наделал, – повторила она еще тише.
Твой отец мертв. Он был убит кротом, которого мы так и не вычислили
Она выпустила из рук пакеты с покупками, начала нервно рыться в сумочке. Искала телефон. Нельзя было терять ни секунды.
Я схватил стул и швырнул в мать. Тот полетел боком, не прошел сквозь дверь, ударился о косяк и упал на пол. Мать закричала и отскочила назад.
Я отвернулся к столу, споткнувшись о тело. Секунда на размышления. Монитор – крепкий, старый и тяжелый. Я вырвал кабели и повернулся к прихожей. Мать все еще стояла, будто остолбенев, только бессмысленно копалась в сумочке. Я подошел ближе к открытым дверям. Мы оба знали, что на этот раз я не промахнусь. И тогда она взглянула мне в глаза.
– Лукаш, – в ее голосе было нечто, перехватившее мне горло, – Лукашек… – Она выпустила сумочку из рук. Я все еще смотрел ей в глаза. Она держала меня взглядом надежней, чем самая сильная рука. – Сынок.
Мне казалось, все мои кости исчезли, что я размокаю, распадаюсь. Я хотел что-то сказать, но не мог выдавить ни слова. Она посмотрела куда-то за меня и вздохнула. Я понял, в чем дело, когда услышал голос, одиночный слог.
– Эй, – спокойно сказала Дагмара.
Я повернулся в последний момент. И на мгновение опоздал.
Она стояла за мной. Волосы липли к ее лицу, как тогда, когда я сумел рассмешить ее до слез рассказом о разбитом лбе. Только на этот раз большую часть веснушек скрыла кровь, а ее взгляд горел чистой ненавистью.
Я даже не заметил удара. Просто перед моим лицом взорвалась атомная бомба. Бетонная змея опять дернулась, опрокидывая меня. И когда я упал на пол, роняя монитор и теряя зубы, уголком глаза увидел, как Дагмара готовится к очередному удару. Обеими руками она держала медного Будду с моей полки.
Выглядела она в точности как на картинке, присланной Мариушем.
Военный дневник Лукаша Озимчука.
Мой военный дневник. Или, скорее, его начало. Каждый, кто когда-либо пытался писать, знает, как непросто начать. Что начать – труднее всего. Бессонные, потные и раздерганные ночи. Химия, пожирающая внутренности. Мигрени, из-за которых хочется биться головой о решетку, отделяющую меня от зелени за окном. Долгие часы страха, которые тянули меня во тьму под кроватью и нашептывали там на ухо скверные решения. Рана, опять расковырянная на бедре, а затем дни и ночи в борьбе с кожаными ремнями, потом – разноцветная диета, смазывающая краски мира. И – очередная реабилитация. Начать труднее всего.
Доктор Баранецкий толст и раздражающе терпелив (привет вам, доктор, привет). Утверждает, что самое важное уже позади. Что я знаю, куда хочу попасть, и знаю: чтобы сделать первый шаг, мне необходимо подняться. Доктор запрещает думать об этом усилии как о покаянии перед теми, кого я обидел. Говорит, сперва я должен примириться с самим собой. Но я знаю, что мне нужно, доктор. Не могу написать это патетически. Все, что я сейчас делаю, – это для нее. Мама говорит, они уехали из Люблина. Может, врет, может нет. Может, врут ей.
Дагмара. Благодаря ей война все еще продолжается.
Перевод Сергея Легезы
Владимир Аренев. Рапунцель
Кто-то из соседей жарил картошку. Кто-то с плохой вентиляцией и минимальным уровнем эмпатии к окружающим. Полина закрыла окна, заодно прошлась по подоконнику влажной салфеткой; опять села работать. В конце концов, сказала она себе, художница должна быть голодной. Еще и суток не прошло, тебе даже полезно, скинешь немного лишнего веса, а когда все закончится – давай, подруга, запишись наконец в спортзал, бегать на тринадцатый этаж – неплохая, конечно, замена, но это ж если на самом деле бегать, а не сидеть в четырех стенах.
Появление Иштар она не заметила: вот только что не было, а теперь трется головой о ногу и мурлычет.
– Даже не проси, – сказала Полина. – Уж кто-кто, а ты свою порцию получила вовремя, вон, еще половина в миске. Начнешь опять худеть, что мне тогда с тобой делать?..
Иштар запрыгнула на стол и боднула ее под локоть.
– С террористами – никаких переговоров. Тем более, – добавила Полина, – с теми, кто мешает зарабатывать на их, террористов корм.
Раз уж об этом зашла речь, она переключилась из «Фотошопа» в «Хром» и в который раз обновила страницу. Все семь страниц.
Потом проверила, работает ли роутер. Заодно протерла его и полочку под ним. Вернулась к столу и увидела, что правило «Поля встала, место пропало» по-прежнему действует безотказно. Пристроилась на краешек кресла, на всякий случай еще раз обновила все страницы. Глухо: ни единого свободного слота на доставку, всюду окошки с сообщением «Извините, идут ремонтные работы» и человечком. В руках у человечка была лопата, на лице – маска.
Иштар вывернулась, всеми четырьмя лапами толкнула Полину в спину. Знала, что Полина ничего ей не сделает, и бессовестно этим пользовалась.
– Не восприми как намек, но Стивен Кинг в интервью говорит, что в критических обстоятельствах первыми под нож пойдут домашние питомцы. Я, конечно, не психопатка какая-нибудь, но…