Безотчетно сжав правую руку в кулак, она подошла к крыльцу и остановилась, глядя снизу вверх на Ишу, который так и не сдвинулся с верхней ступеньки.
– Наше жилище очень безыскусное и маленькое, – сказал морвит. – Самая большая комната – это библиотека, а больше всего времени мы проводим там, где я принимаю пациентов. Младшие ученики познают науку жизни-и-смерти, наблюдая за мной и Кираном. Я не знаю, что найдет здесь дочь доминуса, – или, может, ты желаешь испытать на себе прикосновение Великой Избавительницы? Она не делает разницы между Чистыми и нечистыми.
– Если Она так решит, – ответила Альда, и ей показалось, что светящиеся глаза Иши на миг сделались ярче. – Но я-то всего лишь хочу понять, на что похожа жизнь простых людей. Если будет угодно высшим силам, я стану следующей главой рода – и как же руководить, не зная, каков на самом деле мой собственный город? Не говоря уже о том, что происходит за его пределами…
Иша кивнул.
– Мудрые речи для столь юной девушки. Что ж, Альда Арналдо, входи и будь как дома.
И она вошла.
Альда была старшей из семи дочерей доминуса. Ее мать, Ариэнна из Фиалковой башни, была такой красавицей, что даже наедине с мужем не снимала вуали – ведь от одного взгляда на лицо жены доминус терял волю, дар речи и память, и ревновал он ее безумно… по крайней мере, так говорили слуги. Альда совсем не знала матери; та сбежала еще до того, как дочери исполнился год. Никто не мог объяснить, что именно случилось: то говорили, что ее сердце завоевал торговец из Хи-Браса, и она так захотела быть с ним, что не испугалась даже лишиться благословения Великой Избавительницы; то утверждали, что Ариэнна отказалась от мирских удовольствий и посвятила себя какому-то храму, куда Алессио время от времени втайне от всех наведывается, чтобы посмотреть хоть издалека, как любовь всей его жизни умерщвляет плоть.
Так или иначе, вместо матери у Альды был ее единственный портрет – в накидке, под вуалью! – да много нянюшек, от которых она постоянно сбегала, едва начав ходить, и в гордом одиночестве изучала бесчисленные комнаты с коридорами огромной башни, пока ее не обнаруживали и не возвращали в детскую. Когда Альда подросла и узнала ту часть истории своей матери, которую слугам было позволено рассказать, она спросила себя: уж не боится ли Алессио Арналдо потерять дочь так же, как потерял первую жену? К тому времени доминус снова женился, обзавелся еще тремя дочерьми, но все равно то и дело замирал перед портретом укутанной в шелка Ариэнны и смотрел в ее нарисованные глаза со странным выражением лица.
Альда взрослела, и у нее оставалось все меньше возможностей сбегать из-под надзора, да и башня теперь вовсе не казалась такой огромной и привлекательной – в отличие от мира у подножия. Дочь Арналдо была вынуждена проводить время с сестрами, с гостями, со слугами, которые – по подсказке доминуса – начали приходить к ней, а не к его нынешней, вот уже четвертой жене, с вопросами, как им делать то и это. Она все замечала – и понимала, куда ведет этот путь. Она была не против.
И все же, все же…
В доме морвита ей выделили на втором этаже комнату размером с небольшой платяной шкаф, даже без кровати – здесь, как и почти во всей Ахимсе, спали на тюфяках. Альда удивилась, но не расстроилась: она уже почувствовала, что на земле теплее, чем в Гиацинтовой башне с ее вечными сквозняками. Двое младших учеников, чьи имена она тотчас перепутала, все время выглядывали из-за угла, наблюдая за тем, как Киран и Иша водят гостью по дому. Потом внизу звякнул колокольчик, и они умчались прочь.
Иша посмотрел на Кирана.
– Это пациент, – хмуро буркнул тот, устремив на Альду такой взгляд, каким, наверное, удостаивал самые мерзкие тумеры. – Нам надо к нему. Э-э… мы уже позавтракали, но если…
– Я не голодна, – перебила Альда. – Но устала. Кажется, мне надо немного полежать.
Иша медленно кивнул, потом повернулся и ушел. Киран последовал за ним.
Альда заперлась в своей комнате, вытащила из сундука простую темную накидку, которую выменяла у горничной на флакон духов (духи были платой не за одежду, но за молчание), и быстро надела вместо светло-голубой, в которой ее привезли из башни. Белую густую вуаль, вполне обычную, она оставила.
Чтобы успеть разобраться с Поиском до начала празднования – всего-то за три дня, – следовало приниматься за дело, а не сидеть в четырех стенах, ожидая, пока морвиты вылечат всех больных и вспомнят про свою гостью.
Да и зачем они ей, право слово?..
Узкая улица, на которой стоял дом морвита, перешла в торговые ряды, где Альда сперва растерялась от шума и пестроты. Она остановилась, перевела дух. «Это не сложнее, чем прием на триста человек, из которых чуть ли не половина стремится обсудить с отцом – через тебя – какое-нибудь важное дело. Ну, вперед…»
В черной накидке и с лицом под белой вуалью, в плотных кожаных перчатках и крепких башмаках Альда чувствовала себя достаточно защищенной от большинства известных тумеров, чтобы совершить небольшую прогулку в одиночестве. Атмы и особенно тумеры обычно цеплялись к человеку, когда тот прикасался к чему-то или кому-то – оттого-то все в Ахимсе кутались в ткань с ног до головы, оставляя на виду лишь глаза; впрочем, Альда быстро заметила, что так одета едва ли треть прохожих. Остальные – от безрассудства? от отчаяния? – разгуливали почти голыми, в одних набедренных повязках или легких платьях с открытыми руками и плечами.
И, конечно, у них были атмы.
Слуги в Гиацинтовой башне, как и в остальных обиталищах Чистых, и сами оставались почти чисты. Приращения допускались только для охранников и некоторых слуг, с согласия хозяев, а за серьезную заразу, подхваченную в городе, наказывали и выгоняли. Иной раз служанки, которых посылали на рынок за продуктами, тканями и разными мелочами, могли подцепить все ту же аварицу; подобные мелочи прощали. Поэтому Альда видела воочию маловато атм, хотя читала о множестве.
До сегодняшнего дня…
Высокий мужчина в кожаных доспехах, с луком за спиной, со шрамами на лице; вдоль скул и спинки носа – пурпурные пятна, по центру которых шевелятся пучки маленьких щупалец. Видж, дающий носителю болезненно-острый слух и зрение как у орла. Полезные качества для того, кто сделал своим ремеслом войну.
Худощавая торговка пряностями скользнула по Альде взглядом белых глаз с черными точками зрачков. Не слепая, наоборот – эта атма, шерпте, придавала ей особую прозорливость, способность по выражению лица понять, стоит ли уговаривать клиента развязать кошелек или лучше уделить внимание кому-то другому.
Чуть дальше, в закутке между лавками, сидел нищий. Сквозь кожу на груди просматривалось что-то темное, как будто ребра обвивали толстые змеи; одна рука превратилась в бесформенный кусок плоти, обтянутый зеленовато-коричневой кожей, а лицо… кожа сползала с него расплавленным воском, и под нижними веками обнажилось красное живое мясо. Альду замутило, она сделала шаг назад и столкнулась с прохожим.
Который шустро схватил ее за запястье.
– Эй! – вскрикнула дочь доминуса, которую в последний раз так хватали в пятилетнем возрасте, когда она пыталась украсть спелый альбарик у кухарки.
Несколько человек обернулись на крик, но лишь двое шагнули в ее сторону, чтобы миг спустя передумать и вернуться к своим делам. Альда взглянула на человека, который держал ее за руку, – высокого широкоплечего мужчину в такой же, как у нее, защитной накидке и плотной вуали. Из-под вуали на дочь доминуса дерзко и вызывающе смотрели золотисто-карие глаза. Незнакомец поднял свободную руку и отстегнул вуаль, так что она упала на одну сторону. Лицо у него было красивое – молодое, волевое, с правильными чертами, – но вот улыбка…
– Куда спешишь, красавица? – спросил он низким приятным голосом, продолжая улыбаться слащаво и омерзительно.
Альда моргнула, не в силах справиться со странным противоречием. Не то чтобы ей не случалось сталкиваться с красивыми, но дурными людьми в башне; однако в этом человеке ощущалось что-то в особенности дурное.
– И да, я вижу, что ты красавица, – продолжил он, окидывая ее взглядом с ног до головы. – Ткань мне не помеха, знаешь ли.
«А-а, ну да. Конечно».
Радужки его глаз – два золотисто-коричневых вихря на белом фоне – наделяли нахала способностью видеть сквозь одежду. Самое то, чтобы выискивать спрятанное оружие или кошельки… и беспрепятственно разглядывать женщин. Она читала о такой атме, хотя и не помнила, как та называется.
Альда против собственной воли покраснела и сердито прикусила губу.
Это был один из тех опасных поворотов, которые дочь доминуса держала в уме с самого начала, но в ее планы не входило ввязываться в неприятности так быстро! Что ж, надо как-то выкручиваться. Она перестала вырываться из хватки незнакомца, шагнула ближе, улыбаясь, и тут…
– Кхе-кхе, – раздалось у нее за спиной. – Аджит, ты не мог бы отпустить мою гостью?
Альда закрыла глаза.
– Гостью? – визгливо-обиженным голосом переспросил юноша с глазами-атмами. – С какой стати у морвита гости, зануда Киран? Вы постоялый двор открыли? Что-то я не заметил!
– Эй, придержи-ка свой длинный язык! – встрял кто-то третий. – Ты говоришь про мастера Ишу, Аджит! Не забывайся!
«Значит, – подумала Альда, – обижать мастера Ишу нельзя, а какую-то девицу на улице – запросто». Знал бы этот прохожий, кто она такая…
Между тем в толпе послышались и другие возмущенные голоса, и стальная хватка на ее запястье разжалась. Альда приоткрыла один глаз и успела увидеть, как омерзительный Аджит, прежде чем скрыться, бросает на Кирана испепеляющий взгляд. Ученик морвита встал рядом с нею и, любезно улыбаясь, замахал руками – дескать, все закончилось, можете расходиться. Что они и сделали. Когда Альда и Киран остались наедине посреди потока рыночных посетителей, он повернулся к ней и с серьезным видом спросил:
– Может, вас какая-нибудь шальная атма подбила на эту выходку, госпожа Альда? Я о таком не читал, но я всего лишь ученик, не настоящий морвит. Знания мои неполны.