Ну и шутки! Она прищурилась и жестким тоном ответила:
– По-твоему, стремление к свободе не может быть подлинным свойством моей души? Это почему же? Уж не в том ли дело, что я женщина? Или в том, что я…
– …из тех, о ком не стоит кричать посреди улицы, – перебил Киран. – Нет. Всего лишь в том, что я невольно навлек угрозу на своих близких. Господин Арналдо недвусмысленно дал понять, что если хоть волос упадет с вашей головы…
– Преувеличение, – перебила Альда. – Конечно, если меня разорвут на части или покалечат так, что и живица не поможет, вам несдобровать. Но ведь этого не случится? А чего-то другого бояться не следует.
– И тем не менее будет лучше, если вы вернетесь в наш дом.
– И буду сидеть там в четырех стенах день за днем, пока отец не решит, будто испытание закончилось? – Внезапно Альде пришло в голову, что именно на это и рассчитывал Алессио Арналдо. – Вот уж нет!
Киран тяжело вздохнул и продолжил смотреть на нее, ничего не говоря.
– Вот что, – заявила Альда Арналдо тем тоном, которым приказывала горничным вывести пятно с любимой накидки. – День в самом разгаре, времени до вечера более чем достаточно, я здесь, ты здесь – значит, сейчас ты покажешь мне город. Можешь вести куда угодно, главное, будь рядом… поскольку лишь в этом случае я не попаду в неприятности и твой драгоценный учитель не пострадает. Хотя, скажи на милость, какой вред можно причинить живому тру… тому, кто и так уже не живет?
– Если бросить морвита в чан с черной водой, – тихо и серьезно ответил Киран, – его тело и душа распадутся на мириады частиц, и каждая будет страдать. Даже Великая Избавительница не в силах собрать их все, чтобы снова сделать душу целой. Иша будет мучиться до конца времен вместе с Сонмом Пропащих. Думаю, доминус имел в виду именно такую участь.
– Но у нас в башне… – начала Альда и умолкла. Она хотела сказать, что в Гиацинтовой башне нет ни капли черной воды, но сообразила, что заявлять такое было бы весьма самонадеянно.
– Послушай, Киран. – Альда шагнула ближе и взяла его за руку. Левую. – До Фестиваля осталось три дня. Помоги мне изучить город за это время, и я вернусь домой, оставлю тебя и Ишу в покое. Я действительно не желаю вам зла – Иша столько хорошего сделал для Гиацинтовой башни! Но и ты пойми, мне… мне это нужно.
Киран вздохнул, и на его лице впервые за все время их знакомства появилась слабая улыбка.
– Да, – сказал он. – Я помню. Вы всегда получаете то, чего хотите.
И все-таки он уговорил ее провести остаток дня дома.
Наблюдая за странной гостьей, Киран думал: наверное, она испугана и сбита с толку сильней, чем готова признаться даже самой себе. Он попытался вообразить, что впервые в жизни попал на рынок, к тому же без сопровождающего, и содрогнулся от ужаса – весь этот шум и гам, бесчисленное множество людей и такое же бесчисленное множество тумеров и атм, ох, это не для слабых духом… Хотя она, конечно, не слабая. Очень даже наоборот.
Когда они вернулись, Альда сняла вуаль, и ее треугольное лицо с огромными светло-голубыми глазами показалось ему еще прекраснее, чем накануне. Под накидкой она была в бело-голубом платье, расшитом узорами в виде цветов и стилизованных животных, которых едва можно было отличить друг от друга, так они переплетались. Платье было закрытое, с высоким воротником; на шее висело ожерелье из мелких бусин перламутрово-белого цвета, перемежающихся миниатюрными серебряными фигурками. Заметив, что Ила и Каси ими заинтересовались, Альда принялась демонстрировать каждую, объясняя:
– Вот крылатый конь Лун-та, он несет на спине драгоценный камень, дарующий исполнение всех желаний – но только тому, кто достаточно силен, чтобы угнаться за ветром, и достаточно умен, чтобы его поймать. Семейная легенда повествует, что моему прапрапрадеду это удалось – но я думаю, он просто был везучим торговцем… А вот – ветка свиды, кровавого древа. В него перевоплотилась моя прапрапрапрабабка, когда Князь Полуночный измучил ее своей безответной любовью. Говорят, он превратил всю ее родню в Детей Праха, но это неправда – ведь иначе наш род прервался бы! Вот дева-птица Аэлла, которую привез с Хи-Браса прапрадед – в Гиацинтовой башне сохранился портрет, она была красивая, но вздорная и в конце концов сбежала, разбив прапрадеду сердце. Так, что тут еще…
Киран заслушался, однако в какой-то момент очнулся и ощутил на себе внимательный взгляд Иши. Ему стало стыдно: ладно младшие ученики, они еще дети, а он? Глаза-огоньки морвита глядели на Кирана, и, руководствуясь интуицией, порождением долгих лет ученичества, юноша понял: происходящее веселит его учителя – но и тревожит.
Предстоящие три дня внезапно показались целой вечностью.
Но деваться было некуда. Киран принялся готовить ужин, размышляя о том, что же завтра делать с Альдой Арналдо, куда повести, что показать – и, главное, как позаботиться о ее безопасности? Случайная встреча с Аджитом, предводителем рыночных воров, которого побаивалась даже городская стража, продемонстрировала, что дочь доминуса может с легкостью попасть в беду, даже если отдалится на шаг. И, разумеется, чем дальше от дома Иши, тем хуже знают самого морвита, а уж его ученика – и подавно. При мысли о том, что придется разгуливать по Ахимсе, выставив напоказ мертвую руку, Киран расстроился. Но, конечно, ради безопасности Альды – а значит, Иши и всех остальных – он был готов и на это.
Ни Кирану, ни Альде, ни Ише, ни доминусу было невдомек, что тем же вечером в Ахимсу прибыл некий торговец, чьего имени история не сохранит. Средних лет, худощавый, совершенно лысый, с унылым и больным лицом, он приехал из городка под названием Исток, что впоследствии сочли мрачной иронией судьбы. На одном из многочисленных рынков столицы он успел пожать руки двум собратьям-торговцам и ненароком коснуться пятерых случайных прохожих, а потом, кашляя и щуря слезящиеся глаза, отправился на постоялый двор, где дотронулся до хозяина, его жены и горничной.
После чего лег спать, и вся Ахимса уснула вместе с ним, ни о чем не подозревая.
– Итак, куда ты меня поведешь?
Они стояли у дома морвита. Альда теперь знала, что если свернуть направо, через два квартала попадешь на рынок; там было интересно, однако сегодня ей хотелось увидеть что-нибудь другое. Налево? Вчера ее привезли в паланкине с этой стороны, но по дороге она не поднимала шторки на окнах и ничего не видела. Они сделали немало поворотов, так что…
– Я покажу вам одну из самых красивых улиц этого города, – сказал Киран. – В нашем округе, да и в соседних ей нет равных. Конечно, праздничное убранство пока что закончено лишь наполовину, но так даже лучше – на третий день увидите, как она станет еще чудеснее.
Альда кивнула, пряча улыбку под вуалью. Киран разнервничался и стал выглядеть моложе; она вдруг поняла, что ученику морвита всего-то лет восемнадцать – то есть он старше ее не более чем на год-два. Как странно… во время их первой встречи дочь доминуса глядела на своего спасителя с благоговением, хоть и не сняла привычную маску высокомерия, а теперь ей все время хотелось взять его за руку – левую! – и ободряюще сжать пальцы.
«Это ведь всего лишь прогулка по городу в, смею надеяться, приятной компании».
Они пустились в путь. Киран свернул в узенький переулок, за которым открылся лабиринт лестниц, коротких и длинных, прямых и извилистых, зажатых между непривычно низкими домами – точнее, не такими уж низкими, повыше двухэтажного жилища морвита, но ей они казались карликовыми. Альда с трудом понимала, как там можно жить постоянно, недели, месяцы, годы – ведь ее комната у Иши, при всей своей крошечности, была лишь временным пристанищем, а не тем местом, где предстояло проводить половину отведенного судьбой времени. Альда привыкла постепенно заполнять собой каждую пядь окружающего пространства и не сомневалась, что этой комнатушки и этого домика ей надолго не хватит.
Преодолев витиеватый маршрут по улицам-лестницам, они оказались… в цветочном лесу.
Альда тихонько ахнула, ступив на черные каменные плиты этой улицы и устремив взгляд наверх, где густо переплелись ветви с синими, лиловыми и фиолетовыми цветами огромного размера, в которых с трудом можно было узнать розы. Лепестки кое-где тихонько, плавно опадали на овеянную сиреневатыми тенями мостовую, но большей частью ветви были покрыты бутонами. Она попыталась представить себе, каким будет это место на пике цветения – и не смогла.
– В Ахимсе растут не только гиацинты, – вполголоса заметил Киран, явно довольный произведенным впечатлением.
– Уж я-то знаю… – отозвалась Альда. – Я познакомилась со всем цветником, когда еще пешком под стол ходила, как выражается Зои-нэ. Но такой красоты нет ни в одной из Башен…
– А как же те светящиеся… растения, которые я видел внутри?
– Лунники. – Она скривилась. – На самом деле это не цветы. Когда-нибудь увидишь их вблизи и сам поймешь. К тому же они не пахнут. А роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть…
Она не договорила – пошла вперед, продолжая разглядывать улицу. Постепенно сквозь переплетение ветвей проступала основа – то деревянная, то металлическая – чудесного коридора. Но под цветочной крышей шла совершенно обычная жизнь: здесь торговали, носили корзины с покупками, бегали с поручениями, выкрикивали новости, чинили обувь и шляпы, шили одежду…
А сверху тихонько падали лепестки огромных цветов.
– Мне кое-что пришло в голову, – раздался позади голос Кирана. – Наверное, это глупая идея, и я о ней пожалею, но…
– Но? – Она повернулась к нему с улыбкой.
– Вы правда хотите узнать, как живут простые люди?
Семья горшечника Хани обитала в доме, похожем на улей. Его строили десять поколений: каждое добавляло если не этаж, то хоть пару комнат, а прапрадед соорудил новую крышу, но ему не хватило черепицы – и соседи помогли, отчего эта самая крыша пестрела самыми разными оттенками красного и коричневого. Здесь жили почти все родственники Кирана, и он выдохся, не перечислив Альде и половины имен.