Но находит.
За рабочим столом доминуса – дверь, которую сложно назвать потайной. От того, что ее слишком часто открывали, деликатный механизм испортился и дверь не закрывается до конца. За ней – другая, уже запертая. Ключа не видно, однако Альде не впервой вскрывать даже самые сложные замки – она от души потренировалась на каждом, какой нашла в Гиацинтовой башне, – и через четверть часа вход в святая святых Алессио Арналдо открыт.
Она топчется на пороге, не в силах сделать последний шаг. Потом находит на столе свечу и огниво. Зажигает. Переступает порог.
И после выходит из потайной комнаты, из кабинета, из башни, чтобы не возвращаться.
На свете есть вещи страшнее черной плесени.
У Дома исцеления не протолкнуться. Альда не особенно этому удивляется, в конце концов, долг морвита – помогать страждущим, – хотя, стоит заметить, такого наплыва людей она не ожидала. В ее сердце вспыхивает надежда: неужели Иша с Кираном и впрямь нашли лекарство от страшной заразы? Если так, то в жизни еще осталось место для приятных сюрпризов…
Но когда ей наконец-то удается пробраться в дом, там нет Кирана. Только Иша и дети, непривычно суровые, словно маленькие старички; только бесконечная череда людей, которым морвит и его ученики разливают в какую попало посуду прозрачную жидкость, внимательно отмеряя драгоценные капли.
Увидев ее, Иша на миг застывает, а потом кивком велит подойти ближе. Он не хочет прерываться.
– Где Киран? – спрашивает Альда.
– Его нет, – тихо отвечает морвит.
– Я вижу, что его нет, – говорит Альда. – Где он?
– Что с тобой? – вместо ответа спрашивает морвит. – Ты плачешь? Ты здесь, одна? Что случилось в башне?
Альда касается кончиками пальцев своих щек и понимает: те мокры от слез. Значит, это от слез у нее так болят глаза, что приходится постоянно щуриться. Значит, это от слез в голове шумит морской прибой.
– В башне есть кабинет, – говорит она, глядя на руки морвита, которые не перестают ни на миг разливать по каплям прозрачную как слеза жидкость. – В кабинете есть потайная дверь, – продолжает она. – А в комнате за дверью… в комнате за дверью стоит хрустальный ящик, в котором вот уже пятнадцать лет лежит женщина с ножом в груди. Очень, очень красивая женщина. Это заметно даже теперь. У нее… такие густые волосы.
Иша на миг замирает. Лишь на один-единственный миг.
Она шмыгает носом и тыльной стороной ладони вытирает глаза.
– Где Киран? Он мне нужен. Я не могу без него.
– Он думал, ты умерла.
– Что? – Она нервно смеется. – Нет, это не из-за меня подняли перевернутый флаг. Не знаю, где он нашел заразу или где зараза нашла его. Он мертв, я жива. Где Киран? Я…
– Ты без него не можешь, я понял, – говорит Иша и наконец-то опускает пипетку, осторожно отодвигает сосуд с прозрачной жидкостью. – Он тоже без тебя… не мог. Он пришел сюда, уверенный в том, что тебя больше нет. Он никогда не мог успокоиться, пока не отыскивал решение какой-нибудь задачи, которую я ему предлагал. На этот раз задача была не моя. Но он нашел… единственное решение.
Альда чувствует ужас. Ужас подобен расплавленному свинцу, которым ее заливают изнутри; сперва – ноги до колен, кончики пальцев рук, затылок. Потом – до паха, до пояса, до сердца.
– Что… произошло? – говорит она, пока свинец не достиг горла. – Что это за жидкость?
– «Сок души», – говорит Иша. – Самый мерзкий наркотик и самое лучшее лекарство. Ты ведь знаешь, что это такое?
Да. Альда знает.
Это, в общем и целом, без остатка растворенный в черной воде труп.
Она приходит в себя во внутреннем дворе с беседкой и купальнями для птиц. Альда не помнит, как сюда попала. Противоестественно темная ночь туманна и тиха; не шевелится ни один листик на ветвях, что укрывают беседку. В одной из купален что-то копошится, и даже стоя почти у самых ворот, Альда понимает: это не птица.
Закончив умываться, существо выпрямляется во весь свой немалый рост и устремляет на нее пристальный взгляд. Его глаза подобны звездам. Он стройный, изящный и совсем не выглядит громилой, хотя возвышался бы над Зои-нэ самое меньшее на две головы. У него чернейшая кожа и такие же волосы, а за спиной – изломанные черные крылья, которые с шуршанием волочатся по земле.
Он обходит купальню, демонстрируя ей себя целиком, но не спешит приближаться – как будто боится спугнуть.
– Я рад встрече с тобой.
– А я нет, – отвечает Альда, которой нечего терять. – Ты отнял у меня все.
– Так ли это? Отнять можно лишь то, чем владеешь. Жизнь твоего отца тебе не принадлежала — равно как и другие жизни.
– Ты… – Она глотает слезы. – Ты отнял мое счастье. Мою мечту. Ими-то я владела.
Полуночный Князь беззвучно смеется.
– Они и сейчас с тобой.
– Нет! – кричит Альда. – Нет, ты врешь!
И умолкает, пристыженная. Ну что за детская истерика, право слово…
– Они с тобой, – повторяет Полуночный Князь, — и я рад. Потому что ты та, кого я искал, ради кого пришел в этот город и пустил треть жителей в расход. Подобную тебе я встречал лишь однажды, когда моя древняя основа была человеком с чистой душой — может, именно благодаря той женщине я не присоединился к Сонму Пропащих и не угодил в сети той, кого вы называете Великой Избавительницей, а восстал из праха крылатым владыкой полуночи. Но это было давно… Теперь я стар и слаб. Мне нужен тот, кто встанет рядом со мной и поддержит, когда я упаду.
– Ты стар и коварен, – говорит Альда. – Это всем известно.
Он лукаво улыбается.
– Есть немножко.
– Чего ты хочешь от меня?
– Ты та, кого я искал, – снова говорит существо.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Посмотри на свои руки. Эта сила — она теперь твоя.
Она смотрит и видит, что от кончиков пальцев до локтей кожа ее рук покрылась тонким серебристым пушком, похожим на… ту самую плесень, что уничтожает жителей Ахимсы одного за другим. Ту самую плесень, ради борьбы с которой Киран растворился в черной воде, превратил собственное тело в лекарство и утратил шанс обрести покой в чертогах Великой Избавительницы. От несправедливости случившегося на глаза наворачиваются слезы.
– Я никогда не встану рядом с тобой.
– И это…
– …правильное решение.
Альда резко поворачивается. Из беседки выходят Ила и Каси; как они здесь оказались? Лица у детей бледные, в глазах теплятся оранжевые огоньки. Ила начинает фразу, Каси заканчивает. За их спинами маячит тень: время от времени Альде кажется, что она видит зыбкие очертания женщины с лицом-черепом и оранжевыми огоньками глаз, в венце из роз, но потом тень всякий раз расплывается.
– Ты должна…
– …изгнать его. Он…
– …искажает, извращает, измышляет недоброе…
– …против тебя, против всех славных людей Ахимсы.
– Не знаю, можно ли теперь назвать меня человеком, живущим в Ахимсе, – хрипло произносит Альда, снова устремив взгляд на свои руки.
– Ты — это ты, – говорит Полуночный Князь, не меняя тона. – А она — лгунья. Она такая же, как я и мои братья и сестры — и ты! — но мнит себя на ступень выше. Она та, кто встал на пути естественного хода вещей. Ход этот прост: люди порождают атмы, атмы живут вечно, соединяясь и образуя новые атмы, иногда — новых людей, но чаще — нечто иное, то ужасное, то красивое, то непостижимое. Этот мир должен был стать обителью жизни, Альда, но она — та, кого ты называешь Великой Избавительницей, — стоит на ее пути. Спроси, зачем она собирает души в своих чертогах, что хочет вылепить из них… Впрочем, не трать время зря, ты услышишь очередную ложь. Однажды, – тут он поворачивается к тени, что стоит за спинами детей, – однажды я тебя уничтожу.
– Не сегодня, – хором отвечают Ила и Каси.
– Не сегодня, – с тихим смешком соглашается Полуночный Князь. Потом снова смотрит на Альду. – Его можно вернуть. Его мучения можно прекратить. Без крупицы его атмы, его души, сильный выживет сам, слабый станет частью великого круговорота, как и должно быть. Я властелин Праха, я соберу его частица за частицей, и он снова будет рядом с тобой, и ты наконец-то возьмешь его за руку — за правую руку. Ты ведь так этого и не сделала, верно? И ты сожалеешь, я знаю.
– Не слушай! Тот, кто попал в Сонм Пропащих…
– …не может вернуться! Это будет…
– …не он. Это будет полубезумный…
– …призрак, созданный волей Князя…
– …не Киран, не твой Киран, больше никогда…
– …но я могу дать ему…
– …свободу. Покой, которого…
– …он заслужил. Достаточно лишь…
– …твоего слова. И я соберу те сосуды…
– …по которым он разлил свою суть.
«Достаточно лишь твоего слова».
Альда закрывает глаза. Рядом с ней пререкаются два неимоверно могущественных сверхъестественных существа, а она просто закрывает глаза и прислушивается, сама толком не понимая к чему.
Волоски на ее руках становятся дыбом, и внезапно к ее собственным, пока еще человеческим чувствам добавляется нечто новое. Она… ощущает город. Всякое место, над которым летают незримые споры черной плесени, доступно ей, как будто она там и находится.
Она во многих местах. Она повсюду.
И она видит…
Она видит, как спасенная зельем девочка улыбается, и эта улыбка – улыбка Кирана. Торговец средних лет встает со смертного одра и обнимает жену, вновь обретя возможность видеть и слышать, и голос его звучит с интонациями Кирана. Мать, чьи дети бежали за лекарством к морвиту Ише через половину Ахимсы, плачет от радости, и говорит:
– Сердце мое полно любви…
– …и я рад, что с тобой все в порядке, – продолжает юный музыкант, глядя на скрипку, спасенную им от давки в паникующей толпе. – Теперь…
– …мы всегда будем вместе, – шепчут друг другу влюбленные, спасшись от пожара, который вспыхнул из-за опрокинутой кем-то масляной лампы.