Есть! Альдо Моностиу поднимает и резко опускает руку. Прямо у него над головой с воем и ревом проносятся снаряды. Пора скрываться и ему, он стоит на самой вершине – открытая всем ветрам мишень. Но старший лейтенант медлит и успевает увидеть, как сначала один, а потом и второй танк скрывается во вспышках попаданий.
В этом бою имперские танки использовали все свои защитные возможности. И встретить новую атаку им было уже просто нечем.
Старшему лейтенанту Альдо Моностиу будет суждено пережить этот бой. Контуженного и оглушенного, его откопают из-под груды щебня, и солдат, нашедших его, поразит радостная улыбка на лице потерявшего сознание офицера. Но это будет только через несколько часов.
Командир в бешенстве вскакивает с места.
Кто-то докладывает ему о прибытии на подмогу трех свежих девяток «Молний» с полным боезапасом. Как вовремя!
– Старший-один! – приказывает он дистанционщику. – Выметите начисто этот перешеек! Оставьте в резерве не более, чем по две ракеты на машину! Я требую, чтобы больше никто, никто не посмел выстрелить по нашим танкам!
И поле перед Тороканскими Воротами превращается в ад.
Адъютант помогает маршалу Моностиу подняться. На подземном командном пункте тускло горят немногие уцелевшие аварийные лампы, отбрасывая фантасмагорические тени. Командирский перископ заклинило, в визире – темнота. Свод прямо над головой пересекает широкая трещина, из которой сыплется песок. Вместо правого крыла – завал, похоронивший под собой связистов.
– Тока нет, связи нет, – докладывает генерал-квартирмейстер. Он без фуражки, из раны над левой бровью сочится кровь. – Аккумуляторный отсек, похоже, тоже поврежден.
И верно. Аварийные лампы начинают медленно гаснуть.
Оставшиеся в живых медленно спускаются вслед за маршалом по узкой винтовой лестнице. И оказываются в ангаре. Там рядами стоят танки. Новехонькие на вид машины с длинными стволами мощных орудий, пахнущие свежей краской и дизельным топливом. И с гранидскими скрещенными алебардами на башнях.
Последний Резерв. Рукотворная пещера глубоко под скалами, построенная незадолго до еще той войны под самым носом у картагонарцев и предназначенная для размещения целого танкового полка, задачей которого было нанесение удара во фланг и тыл прорвавшимся в Ворота вражеским войскам.
Тогда Последний Резерв не понадобился. А все же, оказалось, не зря строили! И время как бы снова отматывает назад двадцать лет. И танки те же – тяжелые «Зверобои», прославленные «охотники на крупного зверя», до сих пор не снятые с вооружения. И люди те же – среди танкистов заметны пожилые, прошедшие огонь и воду ветераны. И командир все тот же – тогда полковник, а ныне корпусной генерал Винру, старый товарищ. Вот он и он сам. В комбинезоне, в шлемофоне, руки уже, как всегда, вымазаны смазкой...
Генерал встретил маршала у крайнего в первом ряду танка. Отдал честь, отрапортовал – повреждений нет, люди к бою готовы, техника тоже. Маршал кивнул ему, произнес все необходимые слова, но думал он совсем о другом.
Сегодня он только посылал в бой. Артиллеристов, моряков, летчиков, истребителей, сына… Но закончить дело должен он сам.
Маршал поднял голову.
– Кто командир танка?
Отозвался рослый сержант лет двадцати пяти. Перед высоким начальством он робел и безропотно отдал шлемофон. Он даже не проронил ни слова, оторопело смотря, как маршал Моностиу тяжело взбирается на танк.
– Водитель, прогревай мотор, – весело скомандовал маршал в микрофон внутренней связи.
Ему важно было что-то сказать. И ему казалось, что он сделал все правильно. Теперь, когда все нити управления боем были потеряны, ему оставалось только отправить в бой самого себя.
Тоже, в своем роде, последний резерв.
Восемнадцать танков идут по перешейку. Ровно одна шестая от колонны, отправившейся в поход от корабля в пустыне. Чуть больше четверти от того отряда, что этим утром начал переправу через Ламинский пролив. Меньше трети той маленькой армии, что всего час назад азартно неслась навстречу схватке...
Но согласитесь, разве цифры так важны? Важен итог. По перешейку идут победители. По танкам никто не стреляет. В воронках белеют острые выщербленные осколки бетонных колпаков дотов. Скалы слева напоминают каменоломни, за ними вьется в небо сизый дымок – это догорает авиаматка «Морской Орел», таки благополучно приткнувшаяся на мель. Стволы мощных орудий в траншеях за Воротами напоминают сломанные спички.
Еще дальше пылает роща, где филиты спрятали свои танки. Ветер прижимает к земле тяжелый черный дым…
Правда, надо сказать, в той роще нет и не было никаких танков, а только сотня старых автомобилей с включенными двигателями внутри фанерных макетов, покрытых фольгой. И с пару десятков бочек бензина для пущего правдоподобия.
Командир молча смотрит, как танки перестраиваются из веера в походный клин. По его мнению, если бы штаб заинтересовало его мнение, вторжение надо начинать немедленно, не мешкая ни дня. Филиты, тьма их побери, умеют воевать. И слишком быстро учатся. И у них уже есть оружие, смертельное для имперских танков...
А сейчас, если опять не станет возражать штаб, он просто спалит дотла ближайшую деревню и снова вернется на полуостров. Через те же Тороканские Ворота. Это покажет филитам всю тщетность и бессмысленность их сопротивления. А затем сотрет с лица планеты этот паршивый городок под названием Акес или А-каи-иес, который пришлось сегодня утром оставить нетронутым на правом фланге. Это все, что он еще может сделать, ведь теперь его танковой колонне уже не до новых наступлений. Слишком мало осталось танков, да и моторесурс у них почти полностью выработан. Он даже не ожидал, что они пройдут так далеко почти без поломок.
Тем временем горы и обрыв на карте подходят все ближе и ближе друг к другу. В самом узком месте почти весь перешеек перечеркивает глубокий овраг – уже не разберешь, естественный он или рукотворный. Там тоже поработали «Молнии». Валы по краям оврага похожи на детский песчаный замок после того, как по нему прошлись волны. Или на разрушенный город из кубиков. Один из мостов каким-то чудом уцелел, но опытный командир БЧ дистанционного управления уводит танки прочь. Зачем рисковать, мост может быть заминирован. И незачем снова тратить энергию антигравов на форсирование рва. Недалеко от скал овраг сглаживается, становится похожим на мелкую и пологую канаву, которую танки преодолеют без всякого труда.
Изображение на экране прыгает вверх-вниз. Танки тяжело переваливаются через невысокий вал. Они прошли через Тороканские Ворота. Прошли несмотря на то, что их ждали. Прошли, несмотря на сопротивление. Прошли, не считаясь с потерями. Они прошли... Но почему, спрашивает себя командир, почему он не чувствует ничего – ни радости, ни триумфа, ни даже облегчения? Ничего, кроме странной опустошенности?
Операторы ведут танки параллельно скалам длинной колонной. Там дорога полегче и позволяет держать строй. Слева тянется прямой как стрела и совершенно отвесный склон, серый в зеленой завесе мха и камнеломки. Внезапно весь он приходит в движение. Интуиция на этот раз изменяет и операторам, и их командирам. Долгие секунды они просто смотрят, не предпринимая ничего, пока не становится ясно, что весь этот склон был бутафорией, искусной маскировкой, и пока из клубов поднятой пыли не выныривают стволы орудий и серо-зеленые покатые лбы гранидских танков.
Гранидцам просто повезло. Успей имперцы отреагировать хотя бы на несколько секунд раньше, они бы, наверное, успели перестроиться, оторваться, расстрелять приближающихся танкистов из своих скорострельных орудий. Но эти секунды были потеряны в бездействии в самом начале, и гранидцы нанесли удар первыми. Танковые пушки бьют в упор, и здесь бессильна помочь защита и не выдерживает броня.
Ответный огонь успевают открыть всего лишь несколько машин, а с каждой секундой их становится все меньше и меньше. В главной рубке всеобщая растерянность. Командир нервно сжимает кулаки. Нет, он не виноват, никто не виноват, он не мог предусмотреть такой ловушки, такого укрытия. Но откуда они тогда там взялись? Ни спутники, ни наблюдатели не засекли там никакой активности. И что скажут в штабе? «Молнии» кружатся над полем боя, но там уже перемешались свои и чужие, не понятно, куда пускать ракеты. Да и кого им теперь спасать? Сколько танков осталось в строю? Шесть? Пять?.. А скоро не будет ни одного!..
Командир смотрит на экран боевого компьютера. Нет, этот бой ему не выиграть. Его можно только свести вничью. Такую, когда все фигуры смахиваются с доски.
И суперофицер-один Пээл дает приказ командиру «Молний».
– Живые, отзовитесь, – тихо позвал Собеско в непроглядную тьму. Лампы погасли первыми, еще до того, как на них обрушились удары, сотрясающие землю.
Живые отозвались. Все трое. Спокойно, даже чуть насмешливо, Млиско, испуганно Эванг, запинаясь Шанви.
– Есть у кого-то предложение, что делать дальше? – спросил Собеско, стараясь говорить уверенно.
– У меня был фонарик, – сообщил Шанви. – Но я не помню, оставил я его в кармане или переложил в вещмешок...
– Так поищи, – предложил Млиско тем же слегка насмешливым тоном.
Возня в темноте, и вдруг откуда-то вырвался узкий луч света, пробежался по шершавым бетонным стенам и... уперся в непроходимый завал в десяти шагах от стоящего крайним Собеско. Бетонные перекрытия сложились как карточный домик. Последняя уцелевшая плита косо свисала с потолка, с нее время от времени сыпались мелкие камешки. Именно за этим завалом и был ход в параллельный коридор, ведущий в жилые помещения и наверх.
Кен Собеско молча встал и поднялся по короткой лестнице ко входу в их дот. Тяжелая железная дверь все еще дышала жаром, но хотя бы уже не светилась багровым светом раскаленного металла. Упершись руками в стены, Собеско изо всех сил ударил в дверь обеими ногами. Как в бетонную стену. Дверь даже не шелохнулась. Она спасла им жизнь, захлопнувшись за долю секунды до того, как в дот ворвался поток раскаленной плазмы, но теперь она намертво заклинилась, если даже не сплавилась с косяком.