От незнакомца пахнуло спиртным, и это было неприятно. После отвальной гулянки на борту отходящего за океан судна он практически бросил пить и не терпел пьянчуг. Но в слабом свете фонарей Собеско вдруг узнал музыканта. Что ж, творческие натуры – они все такие. К тому же, у парня, похоже, на самом деле были серьезные жизненные неприятности. Не зря же он так выплескивал в песнях свои трагичные переживания.
– Она ушла… – услышал Собеско пьяное бормотание на баргандском. – Сказала… ик!.. что у меня больная извращенная фантазия! Что я всегда порчу любой сюжет…
– Женщинам всегда что-то не нравится, – успокаивающе хмыкнул Эргемар. – Если посчитают, что в чем-то провинился, найдут, к чему прицепиться.
– Н-нет!.. Н-нет!.. Она прав-ва! Она у меня такая умная, всегда з-зрит… з-зрит…
– Вглубь? – подсказал Эргемар.
– Т-точно!.. В к-корень, сам-мый кореш-шок! Вот я придумал, сопряжение миров, удачный сюжетный ход! А оказалось, это – война! Люди гиб-бнут!.. Она сказала… теперь иди и смотри, чего натв-ворил! И я п-пошел… И н-не могу больше! См-мотреть… В-видеть!.. П-пусть это фоновые перс-сонажи… но они ум-мирают… по-настоящ-щему! А вы знаете, как выглядит разрушенный жилой дом? И ч-чем пахнет без-зголовый труп?!
Он попытался схватить за грудки Собеско, но тот отвел его руки.
– Видел. И лично обонял. И это, и многое другое. Еще мальчишкой, пацаном сопливым, когда картагонарцы город бомбили. Люди, они всегда воюют. Такими уж их сотворили. Или сами получились! Шел бы ты лучше, парень, спать!
– Д-да!.. Спать… и больше не видеть сны!
Музыкант внезапно обмяк. Собеско опять пришлось подхватывать его, чтобы удержать от падения.
– Действительно отрубился. И вот куда его теперь тащить?
– Может, в гостиницу? – предложил Эргемар. – Там портье, он что-то подскажет. Или сам для него такси вызовет.
Этот вариант и был принят в качестве рабочего.
По дороге Собеско показалось, что за ними кто-то идет. Он обернулся, но заметил лишь неясную тень, торопливо порскнувшую в стену. То ли загулявшая рисса, то ли еще что. Не человек точно. Однако чужой взгляд по-прежнему слегка царапал спину. Он оглянулся еще раз, но больше никого уже не увидел.
В гостинице их поначалу встретили неприветливо.
– Это что за пьянь подзаборную вы с собой притащили? – обрушился на них ночной портье, но его нахмуренное лицо внезапно разгладилось. – А-а, знакомая личность! Это хороший клиент, денежный.
– Вы его знаете? – Собеско сгрузил так и не проснувшегося исполнителя в большое мягкое кресло.
– Да, он пару раз здесь уже ночевал. Сначала целый день играет, а по вечерам страдает, глушит, но в хлам не пропивается.
– Творческая личность, – иронично вставил Эргемар.
– А то! Таких беречь надо. На шуанском вообще немного хороших песен, я имею в виду, современных. А он их столько знает, и причем совсем мне не знакомых.
– Может, сам сочиняет?
– Может, и так. Но сам он определенно не шуанец.
– Прямо полиглот, – уважительно качнул головой Собеско. Он знал три иностранных языка, но шуанский среди них не значился. – Тогда мы его вам оставим?
– Оставляйте. Я его устрою и пораньше подниму. И вам, наверное, не следует зря прохлаждаться.
– Пришельцы близко? – насторожился Собеско.
– В последней сводке час назад передавали, что они дошли до Хеккеты. А это всего лишь двести с небольшим километров отсюда. И идут они куда-то в нашу сторону. Уже вышло предупреждение, что завтра утром могут объявить всеобщую эвакуацию!
– Мы знаем, – солидно кивнул Эргемар. – Собственно, ради этого мы сюда и прибыли.
– Какая еще эвакуация?! Мистер Дайк, вы сошли с ума! – начальник полярной базы Джейсон Купфлер даже потряс кулаками, выражая возмущение и гнев. – Да как вам только могла прийти в голову такая безумная идея?
– Получил предупреждение от Хэмилтона, – хмыкнул в ответ Джим. – Наш янки-бой – парень не промах, а он считает, что здесь очень скоро может стать слишком жарко или могильно холодно.
– Не смейте говорить о Хэмилтоне в моем присутствии! – взвизгнул Купфлер. – Этот безответственный шалопай подставил нас всех перед кээн и поставил под угрозу всю нашу миссию! Где он сейчас находится?
– Насколько я понял, где-то недалеко от театра военных действий.
– Абсолютно ужасно! Кээн и так считают нас чуть ли не шпионами, а тут они получают такой серьезный довод в пользу этой версии! Если вы поддерживаете с ним связь, передайте ему приказ о немедленном возвращении. Сюда, к нам, или сразу к здешним хозяевам, которые каждый день звонят и выносят мне мозг. Иначе, когда мы вернемся на Землю, я выдам ему такую характеристику, что с ней его не выпустят из чертового Бостона даже на остров Винъярд!
– Босс, тут по ходу возник вопрос, а вернемся ли мы вообще на Землю, – внезапно подал голос черноволосый Хулио Хименес. – «Жестянки» ведут войну. Они могут подумать, что им не нужны ни наблюдатели, ни свидетели.
– Вы, что, сговорились с Дайком?! – взвился Купфлер. – Какие наблюдатели? Наши зонды действуют совсем в других местах! Или вы втайне перебросили их куда поближе?
– Безусловно, нет, – решительно качнул головой Хименес. – Это технически невозможно.
– В любом случае, эвакуация исключена. Ведь тогда мы потеряем над ними контроль.
– Вовсе нет. Их можно оперативно погрузить в спячку. Все равно, осеннее равноденствие уже позади, сезон заканчивается. Нам совсем не обязательно здесь оставаться.
– Вы мне тут кодом не говорите! – вспыхнул босс, имея в виду, что нечего ему заговаривать зубы. – Мы не имеем права бросить здесь все и поставить под угрозу результаты нескольких лет научных исследований!
– Босс, про науку мы все тут сечем не хуже вас, – с кривой усмешкой заметил Джим. – Но когда под задницей начинает пригорать, приходится расставлять приоритеты. И я не поверю, сэр, что у вас совсем нет никаких тайных инструкций именно для таких случаев.
– Вы противоречите самому себе, мистер Дайк! Если эти инструкции тайные, я не обязан раскрывать их перед вами. А если они вообще имеются, с чего вы взяли, что они предусматривают предложенное вами паническое бегство от совсем не очевидной опасности?! У меня, например, совершенно нет веры вашему Хэмилтону!.. И почему говорю только я? Что скажете вы, Джастин?
– Я тоже против эвакуации, – заявил, прокашлявшись, Мидлмисс. – Мы не можем себе ее позволить. За сезон у нас скопились десятки тысяч часов записей с зондов, не считая материальных предметов. Зимой мы всегда занимались систематизацией и анализом этого гигантского массива информации, и то едва успевали. При всем уважении к вам, Джим, это совершенно невозможно сделать в полевых условиях.
– Итак, голоса разделились напополам, – первым сориентировался Купфлер. – Во имя нашей святой демократии, Джош, выскажите, наконец, ваш решающий голос!
– Хорошо, босс, – инженер-гравитационщик повернулся во вращающемся кресле, отрываясь от аппаратуры. – Мое правило – никогда не спорить с начальником, поэтому я поддержу вас. Кроме того, мне кажется, что мы все равно не скроемся на этой планете от «жестянок».
– Если вы о маячках в наших спинах, эта проблема решаемая, – Хименес раскрыл огромный складной нож – наваху. – Для этого хватит небольшого хирургического вмешательства.
– Да вы совсем безумны! – вытаращился на него Купфлер.
– Почему же? Не забывайте, что я здесь – штатный медик, а в моем распоряжении есть не только нормальные хирургические инструменты, но и частичная, а для вас – и полная анестезия. Сам же я вручу судьбу в руки господа, а немного – мистера Дайка.
– Все равно, это сумасшествие. Вы проиграли голосование, вы обязаны подчиниться большинству!
– Прошу прощения, – Джош снова повернулся к приборам. – К сожалению, наш спор перестал иметь какое-либо значение. К нам прибыли гости. И остается только молить всевышнего, чтобы вы, Джим, и вы, Хулио, ошиблись.
– Нет, мистер Купфлер, это не ошибка и не недоразумение, – хозяин Филлины, сегодня совершенно не напоминающий хлопотливого гостеприимного Господина Землероя, кивнул сопровождавшим его солдатам. – Командование отдало приказ о вашем интернировании. Даю один стандартный час на сборы.
– Послушайте, – начальник базы не двинулся с места. – Дозвольте нам остаться зимовать здесь. Сам климат сделает невозможным нарушение изоляции. А если вас волнуют наши зонды, то мы можем погрузить их в спячку, а вы опломбируете управляющую ими аппаратуру.
– Сделаем проще. Мы ее вывезем. И оставим кое-что взамен. Кроме того, мы забираем ваш транспорт и мистера Дайка. Они понадобятся нам в других местах.
– Эх, хотел бы я оказаться на твоем месте!
В голосе Нэама чувствовалась зависть, но Боорк промолчал, сделав вид, что ничего не заметил и не услышал. Да и что он мог ответить? Предложить поменяться местами? Хотя, если честно, он был бы совсем не против…
Быть первым и пока единственным раненым в филлинской кампании оказалось весьма неприятным делом, причем во всех смыслах. Осколок сильно разворотил ему заднюю поверхность бедра. Даже пребывание по несколько часов в день в регенерационном аппарате и специальная диета не слишком помогали. Из его ноги словно кто-то выгрыз нехилый кусок, который не спешил восстанавливаться, зато зудел и чесался так, что отдавало одновременно и в голову, и почему-то в пятку. Болеутоляющие ему давали, но только на ночь, чтобы не возникло эффекта привыкания.
Врач честно предупредил Боорка, что ему придется пролежать в постели, как минимум, до конца декады. А затем еще пару месяцев хромать, ходить с палочкой и два раза в сутки выполнять специальные упражнения. Зато от дежурств его освободили. Вот радость-то!
Дни Боорка были плотно расписаны между регенерацией, обследованиями, упражнениями и лежанием на животе, когда ему приходилось принимать знаки внимания. Отметиться рядом с «раненым героем» стремились все. Даже Мивлио разок прилетел со своего летающего командного пункта. Порой (или даже почти всегда) это сильно утомляло.