Чиновник в будке действительно походил на удава – громадную сытую змеюку, неспешно переваривающую в холодке проглоченную добычу, но все же время от времени постреливающую в пространство тоненьким раздвоенным язычком. Он был толст, почти лыс и смотрел на всех немигающим взглядом рептилии.
— Документы, — лениво сказал он по-гранидски, когда Собеско, Даксель и Чирр Чолль поравнялись с его окошком.
Было видно, что эту фразу он произносит в тысячный раз, и она уже успела ему смертельно надоесть.
— Пожалуйста, — по-гордански сказал Собеско, протягивая в окошко три заполненные анкеты по пять страниц каждая, свое офицерское удостоверение, паспорт Чирра Чолля и справку Дакселя.
Чиновник коротко взглянул на документы и перебросил их сидящему в уголке неприметному писарьку, что-то корябавшему в большом гроссбухе.
— Судимости имеете? — равнодушно спросил чиновник.
— Пожалуйста, говорите по-гордански, — попросил Собеско. — Один из нас – баргандец. Он не понимает гранидского.
Удав и глазом не моргнул.
— Судимости имеете? Нет? Родственники в Гордане есть? Нет?
— У меня могут быть родственники здесь, в лагерях для беженцев, — торопливо сказал Даксель. — Жена и дети. Их зовут…
— Потом, — оборвал его чиновник. — В лагере есть доска объявлений. Общий режим или льготный?
— Есть и такой? — поинтересовался Собеско. — И сколько это стоит?
— Десять граммов золота в сертификатах или горданских брасах.
"Однако, — подумал Собеско. — Пять лет назад было всего четыре грамма. Ох, меняется все как, меняется…"
— Нет? — чиновник не проявлял ни малейшего интереса. — Тогда проходите. Добро пожаловать в Гордану.
Это прозвучало как издевка.
— Подождите, — не сдавался Даксель. — Я сотрудник горданской корпорации "Ренгер". Я работал на заводе "Гента" в Макьелине, Шуан. Заместителем директора.
— Проходите, — чиновник раздраженно посмотрел на Дакселя. — Кому надо, разберутся. Не задерживайте очередь. Следующий.
Дакселю ничего не оставалось, как только признать свое поражение.
— Ну и чучело, — сказал он, разведя руками.
— Удав, — поправил его Собеско. — Иммиграционную службу здесь называют удавами.
Но все это уже не имело значения. Они прошли через проходную и оказались на широкой площадке, со всех сторон окруженной людьми. Дальше были видны все те же бесконечные палатки.
— И что теперь? — Чирр Чолль остановился и вопросительно глянул на Собеско. — Куда идти?
Собеско не ответил. В этой толпе он сам чувствовал себя одиноким и потерянным. Ему некуда было идти.
Кучка новеньких, прошедших в лагерь раньше них, так же беспомощно жалась к проходной.
— Вы туда идите, к горушке, — посоветовал какой-то доброхот из толпы. — Там в бывших складах еще полно места. Не скапливайтесь тут.
Собеско покорно зашагал в указанном направлении по узкому проходу между палатками, держась вслед за одинокой молодой женщиной с маленьким чемоданчиком. Он пытался встряхнуться, сбросить с себя оцепенение, но у него не получалось. Томительно долгое ожидание в медленно ползущей очереди, равнодушный удав за стойкой, неизвестность впереди – все это подействовало на него сильнее, чем он думал. А еще – тысячи людей вокруг с потухшими взглядами и осунувшимися лицами, гнетущая атмосфера подавленности и обреченности и просто прибивающая к земле аура всеобщего горя и опустошенности. И запах нечистот…
Так жить было нельзя. Но люди – жили.
Это было как засасывающая трясина, и Собеско плелся, не поднимая головы. Женщина впереди уже оторвалась от них шагов на двадцать.
И тут ее остановили. Двое рослых парней, вышедших из-за какой-то палатки. Первый что-то сказал ей, она коротко ответила, покачала головой и пошла дальше. Второй заступил ей дорогу.
— Не торопись, красавица, — услышал глумливый хохоток Собеско.
Первый грубо схватил ее за руку и потащил куда-то за палатки. Женщина упиралась, но сопротивлялась молча, только с мольбой оглядываясь по сторонам. Человек двадцать, наблюдавшие эту сцену, отводили глаза.
— Не выделывайся, сучка! — рявкнул первый. — Я сказал, пошли!
— Мы тебя не сильно задержим, подружка, — ухмыльнулся второй. — От тебя не убудет.
— Охолонь, паренек, — насмешливо посоветовал ему Собеско. — Оставьте девушку в покое. Вы ей не нравитесь.
— А ты кто такой? — первый даже выпустил руку молодой женщины. Он был на голову выше Собеско и в полтора раза шире. — Да я тебя…
За то время, пока он замахивался, можно было уснуть и снова проснуться. Собеско легко уклонился от летящего кулака и двинул парня в солнечное сплетение. Это было именно то, что надо. Проклятое оцепенение прошло. Жизнь продолжалась снова.
— Ах ты, сука! — второй набросился на Собеско сзади, но Даксель сбил его с ног подсечкой, а уже через секунду насильника оседлал Чирр Чолль, приставив к его шее неизвестно откуда взявшийся нож.
— Убери железку, мальчик, — раздался поблизости спокойный мужской голос.
Собеско обернулся, потирая кулак. Не совсем зажившие ребра ныли, но терпимо. Здоровяк корчился на земле, беззвучно разевая рот, как рыба, выброшенная на берег, а вокруг них стояла группа крепких парней в гранидской полевой военной форме. На бандитов они не были похожи. На старшем Собеско, присмотревшись, увидел генеральские погоны с металлической пластинкой в виде меча и четырехконечной звездочкой.
Молодая женщина уже что-то возбужденно рассказывала ему, показывая на Собеско.
— Ясно, — он мягко отстранил ее. — Этих – увести.
Он подошел к Собеско и не спеша оглядел его внимательными серо-стальными глазами.
— Я бригадный генерал Симо Койву, начальник милиции лагеря. Кто вы?
— Кен Собеско, капитан авиации. В соответствии с приказом штаба ВВС прибыл в Лешек, а оттуда командирован в Гордану. Прибыл сегодня на судне "Капитан Заман".
— Понятно. Вас кто отправлял из Лешека, капитан?
— Маршал Моностиу. Лично. И я по-прежнему остаюсь на службе, господин бригадный генерал.
— Считайте, что вы поступили в мое распоряжение, капитан. Вы зачисляетесь в милицию лагеря. Это больше, чем поддержание порядка, вам потом объяснят…
— Я не один, нас трое, — вставил в паузу Собеско.
— Да? Вы тоже военный? — бригадный генерал вопросительно посмотрел на Дакселя.
— Он баргандец, не понимает по-гранидски, — разъяснил Собеско.
— Вот как? Один – баргандец, второй – несовершеннолетний…
— У этого баргандца – Бронзовая Звезда за взорванный танк пришельцев, — жестко сказал Собеско. — А за парня я ручаюсь.
— Пусть так, — генерал принял решение. — Не будем разбивать команду. Лейтенант Ринки, проведите их в сто второй блок и введите в курс дела. Вы, капитан, назначаетесь там старшим. Можете иметь там отдельную клетушку, дополнительную пайку и все такое. Но если перегнете палку, сниму с должности. Ясно?
— Так точно!
Но говорил Собеско уже в спину стремительно удалявшемуся генералу. Вместе с ним исчезла и его свита, остались только женщина, прижимавшая к груди чемоданчик, и молодой парень в военной форме с лейтенантскими погонами, очевидно, Ринки.
Чирр Чолль засовывал в кожаный чехол свой нож, вернее, небольшой кинжал с узким лезвием.
— Откуда он у тебя? — спросил Собеско.
Чирр Чолль немного смутился.
— На часы выменял, у одного матроса, на корабле.
Собеско молчал, и Чирр Чолль пустился в объяснения.
— Вы, наверное, думаете, я зря это сделал? Часы, мол, золотые, старинные, да еще от отца, а нож этот самый простой, да? Просто отец мне всегда говорил, золото, деньги – все это по-настоящему мусор, а главный металл – это сталь… Вы меня не осуждаете?
— Осуждаю? — переспросил Собеско. — С чего бы? Это было твое решение, ты его принял, значит, был уверен, что поступаешь правильно. Не оправдывайся в своих поступках ни перед кем, кроме себя, понимаешь? И давай обсудим эту тему позднее, хорошо? Нам надо идти дальше.
— Верно, господин капитан, — кивнул лейтенант. — Идемте, я провожу вас. Вы говорите по-гордански? Очень хорошо… Этот сто второй блок – бывший склад, только стены и крыша, но у горданцев можно будет попросить доски и инструмент… Да, они дадут, они дают нам палатки, еду, даже лекарства, в лагере работают эти… монашки из больницы Призрения страждущих. Так что вы с ними договоритесь… От вас, в общем, требуется следить за порядком в блоке, знать всех ваших подопечных, организовать их, чтобы все получали паек и все такое прочее. Я вам потом все подробнее расскажу и покажу… Да, мы все прибыли сюда с первым кораблем… Конечно, горданцы помогают нам, но порядок в лагере обеспечиваем мы сами… Вот мы и пришли.
Собеско с грустной улыбкой осмотрел свои владения. Одноэтажная постройка без окон, распахнутые настежь железные ворота, внутри виден голый цементный пол, и какие-то люди сидят или лежат на подстилках из тряпок. Все какое-то запустелое и совершенно не жилое на вид.
— Не отчаивайтесь, капитан, — шепнул ему Ринки. — Мы вам поможем. Через пару дней и не узнаете все это.
— Отчаиваться? — хмыкнул Собеско. — Нет, я не отчаиваюсь. Я действительно не один. Вон, целая команда…
Оглянувшись, Собеско посмотрел на свою команду. Чирр Чолль о чем-то рассказывал Дакселю, наверное, посвящал его в значение последних событий. А женщина смотрела на видневшееся вдали море. Море и белоснежный кораблик, похожий на рекламную картинку.
— Какой красивый корабль, — тихо сказала она. — Наверное, на нем одни только счастливые люди. Они видят берег и палатки, издали это даже красиво. И им, наверное, нет никакого дела до нас…
Лада Вакену, по профессии художник-дизайнер, в чем-то была права. Бухта с палатками на берегу и в самом деле выглядела живописно. Но людям, находящимся на борту белоснежного корабля, как раз было дело до беженцев. Просто потому, что этот корабль был на самом деле личной яхтой президента Горданы Лёрида Кирстена.
— Еще один лагерь, — Лёрид Кирстен устало оперся на поручень. — Какой это уже, Сеймор?