А у мамы, промышленного дизайнера, – кстати, в реале она оказалась еще более обаятельной, чем при разговорах по вирту, мой альтер эго научился делать классные карандашные эскизы. Удивительно, но этот талант передался и мне, хотя в прошлой жизни я рисовал как курица лапой.
Здесь же и младшее поколение. Двоюродный брат смотрит на меня с отчаянной завистью. С улыбкой хлопаю его по плечу.
– Не грусти, Валера! Лучше заканчивай поскорее универ. Ты еще обязательно полетишь в космос, там квалифицированные гравитационщики знаешь, как нужны!
И тут же внутри появляется неприятное сосущее ощущение. Будут ли они вообще, эти новые космические экспедиции? Или в этом мире, как и в моем, променяют звезды на соевую колбасу?
Нет, хватит! Свой мир, чужой…
Этот мир мой, и точка! Константин сделал все, что нужно, в двадцать первом веке, так я не посрамлю его имени в двадцать третьем. Это мои родные, моя страна и моя Земля... И, если понадобится, я буду защищать ее от любой космической угрозы, не жалея жизни!
Пафосно, конечно, но, может быть, именно это мне сейчас и нужно, чтобы прогнать прочь депрессию и ощутить себя, наконец, своим в этом мире. И, как по мне, уж лучше пафос, чем обычный в прежнем времени равнодушный пренебрежительный цинизм!
Еще раз расцеловавшись со всеми родными, я подхватил сумку с вещами и в последний раз переступил через порог своей временной квартиры. Я не оглядывался – это и сейчас считалось плохой приметой, но украдкой поймал на свой инфор изображение с установленных в коридоре видеокамер, как они все стоят и молча смотрят мне вслед.
На аэродром нас отвезли в большом автобусе с затененными стеклами и человеком-водителем за рулем. Дорога, по которой мы ехали, оказалась совершенно пустынной – ни одного бильчика, зато со всех сторон нас окружали громоздкие бело-синие машины с мигалками, напоминавшие «Хаммеры». Очевидно, вчерашний инцидент подвиг кого-то наверху на экстраординарные меры безопасности.
Нас подвезли прямо ко взлетной полосе, где уже стояли два гиперзвуковых самолета с плоским днищем и узкими стреловидными крыльями. Они выглядели совсем небольшими по сравнению с массивными носителями. Один из них явно предназначался для нас, второй – для дублирующего экипажа.
Кстати, Марк всю дорогу ехал с дублерами. Я мельком увидел его выходящим из второго автобуса, беседующим с капитаном-два Джоном Маклейном. Джона я про себя называл Маккейном в честь американского сенатора и бывшего кандидата в президенты из прежнего времени. Мощный мужик лет сорока пяти с толстой шеей и плотным телосложением, чем-то напоминающий актера Вячеслава Невинного, был еще более ярым «воскрешенцем» и сторонником восстановления военной мощи Америки, чем наш Дэвид Джонс. Мне сразу вспомнились предостережения Ивана Александровича, а настроение, приподнятое после общения с родственниками, покатилось вниз.
Именно сейчас я впервые обратил внимание на незаменимость нашего Марка Брайтона. Если каждый член экипажа имел своего дублера и дубль-резервиста (третий экипаж тоже проходил с нами все тренировки и должен был вылететь в Штаты на день позже… или раньше?), то Марк был единственным и неповторимым начальником экспедиции.
Интересно, с чего бы то он такая важная шишка?! И между прочим, Константин, судя по доставшейся мне памяти, почему-то этим вопросом вообще не интересовался.
Мои размышления прервала посадка. Салон гиперзвуковика по своему размеру примерно соответствовал среднемагистральному самолету наподобие 737-го «Боинга» или старого Ту-154, но был намного более роскошным. По обе стороны овального в сечении фюзеляжа были установлены небольшие одноместные кабинки-купе, словно в салоне первого класса лайнеров Emirates Airlines.
Ах, да! Это же для нас подогнали VIP-борт!
А так пассажирская гиперзвуковая авиация имела здесь широкое распространение. Машины, рассчитанные на 120-150 человек и развивавшие скорость порядка пяти тысяч километров в час, обслуживали сотни дальнемагистральных линий, связывавших между собой страны и континенты. А для Евразийского Союза, раскинувшегося от Адриатики до Тихого океана, они были просто незаменимы.
Как здесь вообще существовал такой вид транспорта, и почему его не постигла участь «Конкордов» и Ту-144? Прежде всего, благодаря некоторым особенностям местной энергетики, которая базировалась на каталитическом разложении воды, точнее, водяного пара при температуре от 420 до 460 градусов, на кислород и водород.
Сейчас мне уже было известно, что водородную энергетику начали развивать в первой половине моего старого XXI века, но тогда это, как говорится, не взлетело. Водород пытались получать в электролизерах, запитанных от ветряных и солнечных установок, что делало его неприемлемо дорогим. Из-за некоторых особенностей этого газа, обладающего свойствами просачиваться через все что угодно и охрупчивать металл, возникли так и не решенные до конца технические трудности. Наконец, водород надо сжигать обязательно в чистом кислороде, чтобы не образовывались вредные оксиды азота.
Изобретение уже в XXII веке каталитического процесса позволило снять эти проблемы. Сегодня львиную долю местных электростанций составляли парогазовые установки, использующие водород в качества топлива. При этом, образующийся в ходе процесса водяной пар, отдав большую часть своего тепла, расщеплялся в катализаторных решетках, а полученный в них водород улавливался и шел, фигурально выражаясь, в топку.
Фишка здесь заключалась в том, что такая установка позволяла восстанавливать часть водорода, использованного на выработку тепла и электроэнергии, а также на подачу и опреснение воды. В результате получалось, что электростанция, используя только воду в качестве единственного сырья, производила не только дешевую электроэнергию, но и сам водород, который можно было не только снова сжигать, но и «упаковывать» в полимерные композитные структуры для дальнейшего применения в топливных элементах.
Использование в качестве топлива дешевого водорода значительно снизило затраты на авиаперелеты и сделало гиперзвуковой транспорт доступным для большинства населения развитых стран. А с появлением предложения, согласно всем законам маркетинга, возник и спрос.
Живя с детства в пространстве инфорсетей, люди больше всего начали ценить подлинные впечатления и личное общение. Их не устраивала возможность видеосвязи по вирту или даже просмотра в виртуальной реальности дальних стран либо фантастических миров. Благодаря массовому и недорогому гиперзвуковому транспорту люди могли свободно провести выходные на Таити или пляжах Копакабаны, вернувшись домой к началу новой рабочей недели. Памятью Константина я хорошо помнил, как он сам и его сверстники – школьники старших классов – специально копили на билеты, чтобы раз в месяц слетать на денек в какое-нибудь экзотическое местечко, а потом похвастаться этим перед одноклассниками.
Зайдя в салон одним из первых, я занял второе купе справа, с большим иллюминатором, точнее, обзорным экраном, имитирующим иллюминатор. Напротив меня устроился Дэвид Джонс, тут же повернувшийся ко мне со своей фирменной американской улыбкой. Слабо улыбнувшись ему в ответ, я отвернулся к «окну». Общаться с Дэвидом не хотелось.
Последними в самолет зашли кэп и Марк. Продолжая что-то с жаром обсуждать вполголоса, они удалились куда-то в самый хвост. Похоже, только их и ждали, потому что сразу же самолет чуть вздрогнул, раздался рокот прогреваемых двигателей носителя.
Прикрыв глаза, я откинулся на спинку кресла. Чувство дежа-вю было невероятно острым. Константин летал на челноках «поверхность-орбита», но его готовили и на пассажирские гиперзвуковики, а между двумя типами летательных аппаратов было немало общего. И сейчас память без малейших усилий с моей стороны воспроизводила всю процедуру подготовки к полету с последовательной проверкой всех систем воздушного корабля.
Двигатели изменили тон, и вся конструкция – гиперзвуковой самолет на «спине» широкофюзеляжного носителя – покатила по полосе, набирая скорость.
Отрыв!
Огни аэродрома стремительно проваливаются вниз, а экраны-иллюминаторы заполняет вечерняя темнота. В разрывах нижнего слоя облаков проглядываются световые пунктирные линии дорог и пятна жилых кварталов подмосковных поселков.
Самолет, стремительно поднимаясь вверх, пронзает облака. Внизу просторное волнистое белое поле, освещенное огрызком Луны, но и оно уходит из поля зрения, оставляя в иллюминаторе почти космическую черноту. Пол под ногами слегка вздрагивает.
Отстыковка!
Невидимый с пассажирского места носитель, израсходовав горючее, уходит вниз, возвращаясь на аэродром, а меня вжимает в спинку кресла – это запустились ракетные ускорители. Рев усиливается, от него не спасает даже звукоизоляция салона. Вообще, шум до сих пор остается главной и пока нерешенной проблемой гиперзвуковой авиации…
Есть!
Ускорители завершили работу, двигатель вышел в режим сверхзвукового прямоточника. На челноке я бы продолжал наращивать скорость, пока на рубеже пяти-шести Махов не наступил бы момент перехода на чистый гиперзвук. После этого – быстрый набор до пятнадцати Махов и подъем вверх, на суборбитальную траекторию, где уже в ионосфере включится второй ускоритель, который подбросит меня на орбиту…
Впрочем, здесь это не надо. Для пассажирского лайнера четыре Маха – вполне достаточно, а требования к двигателю, термической устойчивости и управлению потоком на порядок ниже.
Прислушиваюсь.
Двигатель работает штатно, никаких посторонних шумов. Вибрации, биения тоже не ощущается. Молодцы пилоты!
– Уважаемые пассажиры! – вдруг ожил динамик. – Самолет вышел на гиперзвуковой режим. Полет проходит на высоте 27 километров, скорость 4800 километров в час. Прибытие на аэродром Неллис, штат Невада, ожидается через два часа пять минут. Экипаж и его командир Алексей Лобанов желают вам приятного полета!
Лёшка?! Давно, несколько лет назад, Константин знал некоего Алексея Лобанова и даже летал с ним в одном экипаже. Интересно, он ли это или просто двойной тезка?