«Город слишком маленький. И мне придется принять тот факт, что такие встречи неизбежны. Я ведь не могу подчинить свою жизнь расчетам, где, когда и как появляется Никита. Надо же – я совершенно спокойно об этом думаю, а раньше уже руки бы тряслись. Я так хотела быть неотъемлемой частью его жизни, той, без кого он не может дышать, не может обойтись… А он не стремился сделать меня таковой. Ему вообще никто не нужен. Юлька бы сказала, что этой фразой я выдаю свои глубинные желания. Раз меня не принял – то и никого не примет. А это, скорее всего, не так… А вообще – какого, собственно, черта я думаю о Кольцове? Я еду на свидание, человек, с которым встречаюсь, мне приятен, а я вновь и вновь привязываю себя к Никите хотя бы в мыслях».
Припарковав машину на площадке перед выставочным центром, Лена постаралась убить в себе желание оглядываться по сторонам в поисках знакомой чуть сутуловатой фигуры Кольцова, взяла сумку и пошла к крыльцу. Павел уже ждал ее, быстро сбежал по ступенькам и открыл над Лениной головой большой зонт:
– Как ты ходишь в босоножках в такой ливень?
– С утра в окно не посмотрела. В машине вроде ничего, если бы из нее еще и не выходить…
– Подержи-ка, – он протянул Лене зонт и подхватил ее на руки. – Вот так. Не хватало еще простудиться из-за старых итальянских фильмов.
Лена почувствовала, как ей стало жарко, и к щекам прилила краска – ее никто не носил на руках, во всяком случае, она такого не помнила. Павел внес ее под крышу, аккуратно поставил на крыльцо и забрал зонт: – Вот… У нас даже еще есть время на кофе. Жаль, что ты за рулем, тебе бы сейчас коньячку граммов пятьдесят для профилактики.
– О нет! – весело запротестовала Лена. – Я в последнее время к спиртным напиткам с большой осторожностью отношусь.
– Я же не предложил напиться, я в качестве лекарства.
– Нет, Паша, ограничимся кофе.
Они нашли в большом кафе свободный столик, Павел заказал напиток и, откинувшись на спинку стула, спросил:
– Как на работе? Посвободнее стало?
– Надеюсь, что с завтрашнего дня окончательно полегчает. Мама взяла нового секретаря, так что я смогу заниматься только основной работой, а не бегать с кофейными чашками.
– Значит, мы сможем чаще видеться? – обрадовался Голицын, и Лена немного удивилась этому:
– Чаще видеться?
– А ты против?
– Нет, конечно, но…
– И этого мне достаточно, – мягко перебил Павел. – Когда у тебя отпуск намечается?
– Даже не знаю, – вздохнула Лена. – Я в бюро человек новый, меньше всех работаю, так что на отпуск летом претендовать не могу. Может быть, в сентябре – октябре.
– Вполне подойдет. Ничего не планировала?
– Нет.
– И не планируй. Поедем с тобой куда-нибудь на Корфу. Надеюсь, у тебя есть загранпаспорт?
– Есть, – немного растерялась Лена. – Но тебе не кажется, что ты слегка торопишь события?
– Тороплю? Ты шутишь? – изумленно поднял брови Голицын. – На дворе июнь, а мы говорим о сентябре.
– Я не в этом смысле…
– Лена, зачем нагромождать слова? Давай просто жить, а? Проблема людей в том, что они все забалтывают. Придет сентябрь, а там будет видно. Разве плохо провести отпуск на греческом побережье, а? Или тебя не устраивает моя компания?
– Вполне устраивает, – призналась Крошина. – И ты прав – к чему заранее что-то говорить? Все устроится так, как должно быть, да?
– Ты умница, – рассмеялся Павел.
Они выпили кофе и пошли в зал, располагавшийся на втором этаже. Лена, поднимаясь по ступенькам, злилась на себя за то, что внутренне все равно ждет, что в любую секунду из какой-то двери выйдет Никита и, увидев ее в компании Голицына, отпустит какую-нибудь едкую колкость, от которой у Лены непременно останется осадок.
«Почему я позволяю мыслям о нем управлять моей жизнью? Мы расстались, ничего не изменить, я не смогу вернуться к нему снова. Да и он никогда меня не позовет. Тогда почему я все время о нем думаю? Даже когда иду рядом с Павлом? Потому, что Павел слишком отличается от Никиты? И я просто не знаю, как быть с таким мужчиной?»
– Ты какая-то молчаливая, – заметил Павел, останавливаясь перед входом в зрительный зал. – Устала?
– Нет-нет, – тряхнув головой, поспешно отозвалась она. – Наоборот, я очень рада тому, что ты пригласил меня сюда. Сто лет в кино не была. Кстати, а ведь в последний раз я ходила в кино с тобой, и было это очень давно.
– Да? – оживился Голицын. – Это когда мы случайно столкнулись в торговом центре, и я тебя пригласил скоротать вечер? – Тут лицо его немного помрачнело. – Повод для знакомства, конечно, был не из веселых…
– Ты все еще думаешь о ней?
– О Жанне? Думаю, конечно, но уже гораздо реже. В конце концов мы семь лет вместе были, это не может забыться так быстро.
«И у него тоже есть свой скелет в шкафу, свой призрак, возникающий всегда некстати», – подумала Лена. Знакомство с Голицыным состоялось в тот момент, когда она расследовала дело об убийстве Жанны Стрелковой, а Павел являлся женихом убитой. То злополучное дело во многом перевернуло Ленину жизнь и до сих пор иногда напоминало о себе.
– Ладно, с какой стати мы тут печальным воспоминаниям предаемся, людям вход загораживаем, – сказал Павел, беря Лену за руку и отводя в сторону. – Давай условимся больше о прошлом не говорить, хорошо? Те, кто мертв, никогда не оживут, те, кто ушел, никогда не вернутся, и есть только настоящее и будущее. Вот в этом ключе и будем обсуждать наши отношения.
– Мне иной раз от твоих образных речей плохо становится, – улыбнулась Лена.
– Да? А ты говори мне об этом. Я порой вообще себя не контролирую, говорю так, как пишу. Издержки профессии, – развел руками Голицын. – Думаю, нам пора в зал, а то лишимся шедевра.
– Будет обидно, – улыбнулась Лена.
В пасмурную погоду меньше всего хочется выбираться из постели, а тем более – куда-то ехать. Натянув плед до подбородка, Лена смотрела в потолок и отсчитывала минуты, оставшиеся до звонка будильника. Проснувшись довольно рано, она бросила взгляд в окно, поняла, что там снова дождь и похолодание, и мысленно застонала от необходимости покидать теплую постель. Сегодня предстояло ехать в суд, и дело было из тех, что Лена не особенно любила – раздел имущества, и погода плохая, и не выспалась, вчера вернувшись с кинопоказа довольно поздно… Словом, все складывалось не в пользу Крошиной.
«Как жаль, что нельзя взять больничный и отлежаться, – жалела себя Лена, изучая потолок. – Ну, почему я должна делать то, к чему душа не лежит? Нелюбимая работа – это как не твой мужчина. Что ж это меня стало так кидать в разные стороны? Раньше никогда не задумывалась о том, люблю ли свою работу – делала, и все. Но, видимо, именно следствие и было тем, что «мое». А адвокатура – нет. И резкий шаг, на который я решилась, сменив одно на другое, был, видимо, шагом в никуда. Ошибкой».
Будильник прервал ее раздумья. Лена кое-как вытащила руку из-под пледа, стукнула ладонью по орущему прямоугольнику – она не ставила будильник в телефоне, предпочитала по старинке механические часики у кровати, – и снова закуталась, как в кокон.
«Не хочу. Ну, не хочу я… Даже заставить себя в душ пойти не могу – ну, когда такое было?»
Но пришлось все-таки встать, быстро пробежать в ванную и там обнаружить, что отключили горячую воду. Лена даже застонала от бессилия – чтобы принять душ, придется несколько раз вскипятить чайник, а это тоже занимает время.
– Ну, почему все люди могут подготовиться к таким коммунальным катаклизмам, а я нет? – бормотала она, наполняя чайник водой. – Ну, ведь очевидно же, что на доске у подъезда висит объявление с датами отключения, и только я его не прочитала! Голову вымыть точно не успею, придется воспользоваться старым студенческим способом – челку помыть, а остальное убрать в пучок, ничего не поделаешь.
Пока грелась вода, она успела просмотреть бумаги и еще раз в уме прикинуть аргументы, которыми придется воспользоваться. «Надо будет после заседания Андрею позвонить, может, появились какие-то новости об Ирине».
Мысль о пропавшей секретарше так и не отпускала Лену. Она даже по дороге в суд думала о том, куда и каким образом могла исчезнуть женщина с тяжелобольной матерью. Вряд ли она добровольно согласилась на переезд – хотя и такой вариант не стоило сбрасывать со счетов. Покупатель квартиры, если он, конечно, был, мог предложить сумму, на которую реально было купить, допустим, комнату где-то в пригороде, а остаток денег пустить на лекарства для матери. Но Лена понимала, что квартира Ирины таких денег не стоила. Оставался старый многократно использованный разными мошенниками метод – просто вывезти двух беспомощных и беззащитных женщин куда-то за город и… Но этот вариант Лена рассматривала все-таки как самый крайний. «Всегда надо надеяться на какое-то чудо, на случайность, – рассуждала она, стоя в плотном потоке машин. – Ведь могло быть иначе, могло. Хотя почему Ирина не дала о себе знать, почему не позвонила моей матери и не сказала, что уходит? Для такого педантичного человека это крайне странно. Может, мне попробовать ее видеоролики пересмотреть? Вдруг там что-то было? Вряд ли, конечно, но вдруг? Надо об этом Андрею сказать».
Наверное, именно эти мысли помешали Лене сосредоточиться на процессе, который она в итоге проиграла. Их требования удовлетворили только частично, и клиентка, разозленная таким исходом, тут же позвонила Наталье Ивановне и сообщила о некомпетентности адвоката. Лена понимала, что ее личной вины в проигрыше не было, клиентка хотела много больше, чем ей полагалось, но слегка увеличить долю Лена все-таки могла, если бы собралась и была более напористой. Но факт остался фактом – требования истицы суд признал необоснованно завышенными.
В бюро ее совершенно точно ожидал разнос – мать надеялась, что это дело Лена выиграет. Представив себе этот разговор, Крошина внутренне съежилась и, бросив взгляд на часы, решила заехать в кафе, чтобы оттянуть неприятный момент. Наталья Ивановна в роли начальницы оказалась совершенно иным человеком, нежели была в домашней обстановке, хотя и там не отличалась излишней мягкостью. Но ее ледяной тон, безапелляционно брошенные фразы, едкие замечания – все это в какой-то момент стало для Лены невыносимым.