– Ого, – оценил он, выйдя из ванной в полотенце. – Подготовилась. Как чувствовала, что я приду.
– Присаживайся. Если честно, я жду Андрея – помнишь капитана Паровозникова? Он должен зайти, я его по одному делу консультирую.
Лене вдруг показалось, что Голицын напрягся и лицо его чуть помрачнело, но тут начался сериал, и Крошина переключила свое внимание на экран, где безраздельно царила Юлька. Павел удивленно посмотрел на Лену:
– Вот уж не думал, что ты смотришь подобную чушь, да еще с таким интересом.
– В одной из главных ролей моя подруга, – чуть обиделась Лена. – И потом – ты кто? Мерило вкуса? Эталон безупречности? Я же не берусь обсуждать качество твоих детективов.
– А почему, кстати? Возьмись, я буду не против. У тебя явно есть свое мнение по этому вопросу. И ты однажды даже сказала, что тебе было интересно их читать.
– Если ты хочешь поссориться, то зря пришел. У меня был неудачный день.
– Ссориться начала ты.
Оба умолкли. Лена смотрела серию, совершенно не обращая внимания на корчащего гримасы Павла. Наконец он не выдержал игнора:
– И кто из них твоя подруга? Хотя постой – угадаю. Брюнетка?
– Да.
– Не спросишь, почему я так решил?
– Наверняка ты сейчас это и без моего вопроса расскажешь.
– Лена, ну, извини меня, я не хотел обидеть. Просто удивился, что ты сериалы смотришь, при твоем складе ума это как-то…
Лена изумленно посмотрела на него:
– Слушай, а как ты вообще представляешь своих читателей?
– О, вот только не начинай! Я же сказал – ругаться не хочу, извини, сболтнул глупость, о чем сожалею, – Павел перебрался на диван, обнял Лену и положил голову ей на плечо: – Честное слово, я не хотел тебя обидеть.
– Тогда дай мне спокойно досмотреть мое неинтеллектуальное зрелище.
– Так и будешь обижаться?
– Пока ты не научишься думать прежде, чем выдавать оценочное суждение, да, буду обижаться, – кивнула она, и Голицын рассмеялся:
– Все-все, я умолкаю до конца серии.
Он так и не вернулся в кресло, остался сидеть рядом с Леной, держа ее в объятиях, и Крошина с удивлением поняла, что это ее совершенно не раздражает и не отталкивает, наоборот, хочется, чтобы Павел не размыкал рук и не отпускал ее. Между ними еще ничего не было, кроме пары поцелуев, и сейчас такая близость Голицына взволновала ее.
«Надо же, я совершенно не знаю, как вести себя в таких ситуациях, – думала она, прильнув щекой к руке Павла. – Мне очень хочется, чтобы он остался, но я не знаю, как дать ему это понять. Боюсь выглядеть глупо».
Идиллию прервал звонок в дверь, и Лена вскочила:
– Ох ты ж… про Паровозникова-то я забыла!
Она открыла дверь, и Андрей ввалился в прихожую, с порога сунув ей в руки пакет с выпечкой:
– Держи, начальница, чтобы я нахлебником не был. А что это у тебя так винищем пахнет?
– Глинтвейн варила. Ты проходи, только… – Она запнулась. – Я, в общем, не одна…
– Ого! – понимающе протянул Андрей. – Подвижки в личной жизни?
– Да ну тебя. Голицын в гости зашел.
И тут на пороге комнаты возник Павел в полотенце, обмотанном вокруг бедер. За этим последовала немая сцена, а потом обстановку слегка разрядил оглушительный хохот Паровозникова:
– А не могла сказать, что я не вовремя?
– Нет, ты не так понял, – смешалась Лена. – Павел вымок, поэтому… Паша, ты помнишь Андрея?
– Да, помню, – нимало не смутившись, Голицын протянул Андрею руку. – Вышло недоразумение. Я действительно вымок, как мышь, сушу вот вещи на обогревателе. Но если вам нужно поговорить, обещаю не мешать.
– Да, мы в кухню пойдем, – быстро сказала Лена, разворачивая Паровозникова в сторону кухни. – А ты посиди пока у телевизора, вдруг что-то интеллектуальное найдешь, – не удержалась она, и Голицын покачал головой:
– Что ж ты злопамятная-то такая?
Лена с Паровозниковым закрылись в кухне, включили чайник, и Андрей тихо хмыкнул:
– Надеюсь, что все-таки ничего тебе не сорвал.
– Перестань. Мы действительно смотрели сериал. Глинтвейн будешь?
– Я за рулем, какой глинтвейн… давай тогда по-быстрому, да я поеду. В общем, Петька действительно не брал с Долженковой никакой подписки – формально и причины нет, хотя можно было. Ну, я ему подсказал, он ее на завтра вызвал, там у него какие-то еще вопросы появились. Про Наталью Ивановну тоже сказал, он ее вызовет на днях, твое имя не фигурирует, не волнуйся, все так, как договорились. А вот с повторным обыском квартиры Яровой пока не срастается – санкцию некому подписать было, прокурор в отъезде.
– Это плохо.
– Квартира опечатана, так что пара дней погоды не сделают.
– Можно подумать, ты не видел, как из опечатанного помещения пропадают вещи.
– Ленка, отвяжись! Не факт вообще, что мы там что-то найдем, это раз, а два – неужели ты считаешь, что кто-то еще может думать так, как ты?
– А я что – уникум? Тот же Белькевич, если что-то почувствует, может попытаться замести следы.
– Если он так подумал, то уже сделал это в тот момент, когда теток из квартиры куда-то выселял. И вообще – с чего мы решили, что это он?
– Опять снова-здорово! – возмутилась Лена, наливая ему чай. – Ну, ты меня совсем ни во что теперь не ставишь, да? Зачем тогда вопросы задаешь?
– Ты не обижайся, но мне кажется, что это так себе идейка была. Я проверю, конечно, но… – Андрей пожал плечами, и Лена вспылила:
– Знаешь что?! Тогда вообще ничего у меня больше не спрашивай, раз я тебе идиотские идеи подбрасываю!
– Ты чего, Крошина? – невозмутимо отхлебнув чаю, спросил он. – Уж и сказать-то ничего нельзя. У тебя с писателем этим как – всерьез? – вдруг поинтересовался Андрей, понизив голос.
– А тебе-то что? – все еще зло ответила Лена.
– Может, я ревную.
– Ага! И вообще – у тебя все? А то Надя заждалась.
– Надя тут ни при чем. Но я поеду, пожалуй, все равно разговора не получается. За чаек спасибо.
Паровозников поднялся, поставил кружку с недопитым чаем в раковину и быстро вышел в прихожую. Лена не успела даже рта открыть, как хлопнула входная дверь.
«Ну вот… чего я вызверилась? Он – оперативник, его право сомневаться в версиях, а я вообще не имею никакого отношения к делу, только личный интерес. Андрей не обязан прислушиваться к моему мнению, не обязан проверять то, что я говорю, не обязан приезжать ко мне после работы с отчетами. Да еще с Павлом так неловко вышло… но я ведь не знала, что он придет, мы недоговаривались. Черт, ну, что за день такой сегодня!»
– Наш гость уже ушел? – На пороге кухни появился Павел, и Лена вздрогнула:
– Прости, я задумалась. Да, ушел.
– Все в порядке? – Внимательно вглядываясь в ее лицо, он сел за стол напротив.
– Да, все нормально.
– Мне показалось, что вы повздорили.
– Тебе показалось.
– У тебя чай остыл, – коснувшись пальцем чашки, сказал Павел.
– Я не хочу чаю.
Оба замолчали. Лена понимала, что непременно должно последовать какое-то продолжение, ситуация должна развиваться в какую-то сторону, но не могла осознать своего места в ней, не знала, как себя повести. Ей хотелось, чтобы Павел остался, потому что ночевать одной после ссоры с Андреем вдруг показалось невыносимым и тягостным, Лена знала, что не уснет и будет глодать себя за то, как разговаривала с Паровозниковым. Но просить Голицына остаться считала все-таки неудобным, а он сам сидел на табуретке, как монумент, и молчал. Лена чувствовала, как почему-то заливаются краской щеки, словно ее застали за каким-то неблаговидным занятием. Она опустила голову, чтобы скрыть от Павла свое смущение, но он все понял и пересел к ней ближе, взял за руку и потянул к себе.
– Лена… я сегодня останусь здесь, – сказал он тихо, но так твердо, что у Крошиной даже мысли не возникло возразить хотя бы для вида. – Если на то пошло, так я вообще больше от тебя не уйду.
– Это предложение? – прикусив губу, спросила она.
– Почти.
– Тогда я согласна.
«Как странно, – думала Лена, лежа без сна на руке у Павла, мирно сопевшего уже второй час. – После разрыва с Никитой я думала, что больше никогда не смогу быть с другим мужчиной. Кольцов казался мне идеальным, совершенным и незаменимым. Абсолютно незаменимым. Оказывается, все и всех возможно заменить, вопрос только во времени. Но что дальше? Как быть дальше, что говорить утром? Как себя вести? Это как-то даже неловко – мне столько лет, а я все еще веду себя как малолетняя девочка. Копаюсь зачем-то в себе, анализирую. Может, просто начать жить? И почему бы не с Павлом? Он мне нравится, мне с ним хорошо, легко. Разве нужно еще что-то? Или нужно?»
– Ты почему не спишь? – сонно пробормотал Павел, переворачиваясь на бок и обнимая Лену свободной рукой.
– Не знаю…
– Смешная ты. Переживаешь? Думаешь, все случилось слишком быстро?
– Нет, но…
– Леночка, давай без «но». Мы взрослые люди, свободные, ничем никому не обязанные. Нам вместе хорошо – ну, ведь хорошо, я же не придумал? Ну, вот. Тогда к чему сомнения, к чему страдания? Надо наслаждаться моментом и жить. Кстати, предлагаю делать это вместе.
Лена мягко освободилась от его объятий и села, натянув одеяло до подбородка:
– А ты уверен, что мы не торопимся?
– Торопимся? Почему?
– Я думаю, что…
– Что? – Павел окончательно проснулся, закинул за голову руки и посмотрел на Лену. – Я предлагаю тебе переехать ко мне. Я знаю, что эта квартира съемная, так к чему такие сложности, когда у меня есть своя?
– Я не уверена, что готова жить с кем-то.
– Так надо попробовать и обрести эту уверенность, только и всего. А вообще предлагаю отложить этот разговор до утра, хорошо? – Павел притянул ее к себе. – Надо поспать, Леночка, по ночам в голову лезут самые странные мысли, а вот утром все становится ясным и понятным.
Лена послушно закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как постепенно становится ровным и размеренным дыхание засыпающего Павла, но сама уснула только под утро.