– Врачи пока от прогнозов воздерживаются. Рана там здорово инфицирована была, и кость проломлена, и гематома – в общем, букет тот еще. Неизвестно, как на памяти отразилось, – тут у Андрея в кармане зазвонил телефон, и он, в два глотка осушив чашку, вскочил: – Все, Ленка, я полетел, это Петр вернулся. Созвонимся вечером.
Он убежал, прихватив свою сумку, а Лена спокойно допила кофе и, взглянув на часы, поняла, что тоже должна покинуть подарившее приятные воспоминания место.
– Елена Денисовна, вас Наталья Ивановна к себе вызывает, – в дверном проеме возникла секретарь. – Только, пожалуйста, срочно.
– Да, сейчас подойду, – Лена сняла очки и закрыла файл в компьютере. – А она не сказала, какие документы взять?
– Нет.
«Придется возвращаться в кабинет, если что, – с досадой подумала Лена. – Она ведь не упустит случая сказать, что я даже к ней «на ковер» не в состоянии явиться подготовленной».
Наталья Ивановна пила свой традиционный кофе и со скучающим видом смотрела в окно. Когда Лена вошла, она даже не переменила позы.
– Вызывала?
– Да, присаживайся.
Лена примостилась на краешек стула и выжидающе посмотрела на мать, но та снова умолкла.
– Если ты хочешь поговорить о субботнем утре… – начала Лена, но Наталья Ивановна тут же перебила:
– Нет, об этом говорить нет смысла. Тебе не пять лет, я не привожу тебе нового отца, поэтому не считаю нужным обсуждать его кандидатуру. Я хотела поговорить о другом. В последнее время ты стала относиться к работе довольно легкомысленно.
– Легкомысленно? Что ты имеешь в виду? – удивилась Лена, ожидавшая чего угодно, только не этого.
– Лена, давай начистоту. Тебе совершенно неинтересна работа адвоката, ты все делаешь «на отвали», не вникаешь, не пытаешься разобраться в нюансах. Это подрывает доверие клиентов к бюро в целом. Ты ведь понимаешь, что сарафанное радио имеет большое значение? И когда недовольный клиент произносит название бюро в компании клиентов потенциальных, да еще с негативным отзывом… – Наталья Ивановна покачала головой. – Как думаешь, какой процент из услышавших это придет к нам в случае необходимости?
– Ушам не верю… – растерянно произнесла Лена. – Ты считаешь, что моя работа вредит твоему бюро?
– Скажем так – не способствует его процветанию. Ты постоянно отсутствуешь, даже когда физически вроде бы здесь. Но мысли твои блуждают где-то в иных сферах.
– Ты ошибаешься.
– Я бы хотела ошибаться, – как-то неожиданно мягко произнесла Наталья Ивановна. – Но, увы – я вижу, что тебе совершенно не близко то, чем ты занимаешься. Возможно, ты приняла неверное решение, уйдя со следствия.
– Что ты хочешь этим сказать? – Лене казалось, что она спит и видит все это во сне. Мать впервые заговорила с ней на эту тему, и Крошина удивилась тому, насколько верно Наталья Ивановна поняла ее состояние. Но обвинения в легкомысленном отношении к делам бюро все-таки ее зацепили – Лена старалась делать хорошо любую работу, за которую бралась, и слышать подобное было обидно.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – озвучила она вслух внезапно озарившую ее догадку.
– Думаю, ты меня поймешь. Мне трудно говорить об этом, ты все-таки моя дочь, но давай посмотрим правде в глаза – ты не дотягиваешь до уровня адвокатов в моем бюро.
– Да, излишней мягкостью и деликатностью ты не страдаешь, – чувствуя, как предательски задрожал голос, проговорила Лена. – Интересно, дело только в том, что я твоя дочь?
– Поверь – с любым другим сотрудником, который не подходит по деловым качествам, я говорила бы точно так же.
– Не сомневаюсь уже. Все, я могу быть свободна? Кому сдать те дела, что у меня в производстве? – вздернув подбородок, спросила Лена, стараясь не заплакать.
– Свои дела ты должна закончить сама. Просто новых не получишь. Когда все процессы закончатся, тебя рассчитают. Пойми, Лена, я действую только в интересах бюро, ты ведь знаешь, как нелегко мне далось его создание и поддержание на плаву.
Лена поднялась и пошла из кабинета. Мысленно она перебирала в голове оставшиеся в производстве дела и прикидывала, сколько еще времени придется провести в бюро под перекрестным огнем из сочувствующих взглядов сотрудников. И, главное, как она сможет выдержать это давление, потому что вокруг нее невольно образуется какая-то оболочка, которой ее окутает предстоящее увольнение. Она вроде как еще здесь, но уже вычеркнута из списков, так что можно не обращать на нее внимания. Вот это и будет самым тяжелым испытанием.
До конца дня Лена просидела, запершись в кабинете, и старалась сделать как можно больше, чтобы все бумаги были в порядке. Если бы она могла, вообще бы не приходила в офис, а работала из дома, но это запрещалось.
«Ничего, я выдержу, – думала она, выгребая из ящиков стола какие-то мелочи, которыми успела обрасти за время работы здесь. – Вопрос только в том, что делать дальше. Куда идти, чем заняться? Где в конце концов деньги зарабатывать?»
Ситуация, в которой родная мать выставила ее на улицу, шокировала Лену. Никаких сбережений у нее не было – все ушло на машину, а ей съемную квартиру нужно оплачивать, нужно как-то питаться и вообще существовать. Не факт, что ее возьмут назад, в прокуратуру. Да и не была Лена уверена в том, что так уж хочет туда вернуться.
«Ведь почему-то же я ушла, – думала она, шагая к машине. – Что-то же заставило меня перешагнуть через огромное количество времени, проведенного в тех стенах. Не значит ли это, что я не смогу вернуться? Не потому, что не возьмут, а потому, что сама не смогу?»
Она еще долго сидела за рулем, не заводя двигателя – почему-то оставили силы, хотелось лечь и уснуть, но для этого нужно было еще как-то добраться до дома, а руки не слушались.
«Вот уж не думала, что окажусь такой слабой, что новость об увольнении так меня подкосит. Разве для меня стало открытием пренебрежительное отношение мамы ко мне? Нет. Разве я не знала, что она довольно невысоко оценивает мои способности? Тоже нет. Тогда почему мне так плохо и противно?»
В сумке надрывался телефон, но сил не было даже ответить на звонок. С трудом справившись с навалившейся слабостью, Лена нажала кнопку ответа. Звонил Андрей:
– Ты где? Работу закончила? Я могу к тебе подъехать?
После фразы про работу Лене захотелось зареветь, но она сдержалась, только проскулила жалобно:
– Забери меня отсюда, а? Я сижу в машине на парковке, со мной что-то происходит… пожалуйста, забери меня…
– Никуда не двигайся и ничего не трогай! – мгновенно отреагировал Андрей. – Особенно не трогай замок зажигания, поняла? Я буду минут через десять.
Лена выронила телефон под ноги и откинулась на подголовник. Присутствие Андрея рядом сейчас показалось ей наиболее удачным вариантом, оставшись одна, она непременно будет копаться в себе, выискивать причину материнского недовольства, а что там, собственно, искать, когда и так все понятно? Нет, лучше пусть Андрей побудет в ее квартире, расскажет, как продвигается расследование по делу Ирины Яровой – все-таки какие-то звуки. Будь дома Юлька, Лена не стала бы звать Паровозникова, но подруга уехала за город в компании режиссера местного театра и кого-то из бывших коллег и вернуться должна была только завтра. Тишину Лена не любила и очень ее боялась, а в том состоянии, в котором она пребывала сейчас, безмолвие квартиры казалось особенно пугающим.
Но ей вдруг пришло в голову, что она предпочла общество Андрея, а не Павла – ведь могла позвонить ему и попросить приехать, и дело вовсе не в том, что звонок Паровозникова оказался так кстати. Андрею она доверяла, а Павлу почему-то никак не могла. И его присутствие не казалось ей хорошим выходом.
Дверцу со стороны пассажира открыли, и Лена вздрогнула, но это оказался Андрей:
– Ты жива? Голос-то не очень был, – сказал он, садясь в машину. – Что случилось?
– Меня уволили, – выдавив жалкую улыбку, пробормотала Лена.
– Погоди… как уволили? За что?
– Порчу репутацию бюро, не проявляю рвения, делаю все «на отвали» – это, кстати, цитата. Словом, рушу все, что с таким трудом возводила моя мать.
– Чушь какая-то, – пожал плечами Андрей.
– Возможно. Но она велела мне закончить те дела, по которым еще не прошли суды, и убираться. Так что через пятнадцать дней я безработная.
– Так, ну-ка, из-за руля выметайся, – велел Андрей решительно. – Давай-давай, я не горю желанием погибнуть в автокатастрофе.
Лена послушно вышла из машины и поменялась с ним местами. Паровозников по-хозяйски отрегулировал сиденье под себя, пристегнулся и завел двигатель:
– Поедем-ка гулять. Прямо чувствую, что тебе это необходимо.
Лена равнодушно пожала плечами – ей действительно было все равно, где коротать вечер, главное, чтобы не делать этого в одиночестве. Единственное, о чем она хотела спросить, это как Андрей объяснит свое отсутствие Наде, но потом подумала, что если он сам об этом не беспокоится, то с чего бы ей, Лене, это делать?
Когда Андрей припарковал машину у бульваров, Лена поняла, что предстоит долгая, неспешная прогулка сперва вниз, затем вверх, чтобы забрать машину. Вечер был теплым, людей было довольно много, и это все ее обрадовало – сейчас, как никогда, хотелось находиться в толпе, слышать звуки.
– Мороженого хочешь? – предложил Андрей, закрывая машину.
– Можно…
Он купил у лоточницы два рожка ванильного мороженого и, взяв Лену за руку, двинулся по бульвару вниз.
«Почему с одними людьми можно молчать часами, не испытывая при этом дискомфорта и чувствуя, что тебя понимают? – думала Лена, шагая рядом с Андреем и откусывая мороженое. – А с другими все время приходится что-то говорить, заполняя паузы, чтобы не испытывать неловкости в молчании? Вот с Андреем можно вообще ничего не говорить».
– Тебе не кажется, что все складывается очень удачно? – вдруг спросил он.
– Ты о чем?
– О твоем увольнении. Следователей не хватает, а хороших следователей – тем более. Тебя возьмут обратно с гиканьем и плясками, только заикнись, что хочешь вернуться.