«Надеюсь, у них все наладится», – подумала Лена, провожая их взглядом.
Андрей нашел знакомого в одном из приютов, и Ирине с матерью там выделили комнату на то время, пока будут идти суды по возврату недвижимости. Удивительным образом в это дело вдруг вмешалась Наталья Ивановна Крошина, предложив свои услуги адвоката совершенно бесплатно. Лена не стала заострять на этом внимание и вообще никак не дала матери знать, что думает об этом, но в душе была ей благодарна.
Закрыв оба дела, Крошина почувствовала себя свободнее, хотя, разумеется, в работе находилось еще несколько – начальство решило, что время, отведенное ей «на раскачку», закончилось, и пора работать с полной нагрузкой. Лена и не возражала – она снова была там, где и должна была быть, и никакие трудности ничего изменить уже не могли.
Арину Долженкову осудили на два года принудительных работ с отбыванием в колонии-поселении, и это было куда лучше заключения. Свекровь часто ездит к ней на свидания, привозит сына, и отношения их стали еще крепче.
По делу банды экстрасенсов все обвиняемые получили солидные сроки, а центр экстрасенсорики был закрыт и переоборудован под образовательный клуб для пенсионеров.
Воронкова получила роль в фильме вместе с предложением руки и сердца от режиссера Гладышева. Первое Юлька восприняла как победу, от второго же отказалась, удивив всех знакомых и дав пищу для сплетен в желтой прессе. Рекламе фильма это, конечно, способствовало, а вот развитию отношений с Гладышевым – вряд ли, но Юлька всегда умела отделять работу от личной жизни.
Голицын перебрался в столицу, о чем Лена узнала совершенно случайно из его интервью в журнале. Как ни смешно, статья была иллюстрирована фотографиями работы Кольцова, что, разумеется, не украсило ее, а, скорее, наоборот. Снимать людей Никита так и не научился, а потому Голицын на его фотографиях выглядел гораздо хуже, чем в жизни. Лена не испытала совершенно никаких эмоций по этому поводу – ни положительных, ни отрицательных. Слишком мало места занимал Павел в ее душе.
Зато когда Паровозников вдруг решил уйти в частное сыскное агентство, Крошина закатила ему настоящую истерику, чем быстро убедила Андрея изменить решение.
– Никогда бы не подумал, что так много значу в твоей служебной жизни, – фыркнул он, вытирая слезы с Лениных глаз.
– Не обольщайся. Просто я пытаюсь не дать тебе совершить ошибку, которую когда-то совершила сама. Ну, и потом – ты мне необходим, – улыбнулась она, уткнувшись лбом в его плечо.
– Будем считать, что я этого не слышал, потому что потом ты будешь жалеть о сказанном.
– Как хочешь.
Они сидели вдвоем в том самом кафе, куда Лена ходила с Голицыным, пили кофе со штруделем и чувствовали себя родными людьми. Людьми, которым вовсе не обязательно жить вместе, чтобы ощущать это родство, помогать друг другу и просто оказывать дружескую поддержку.
О личной жизни Лена Крошина пообещала себе подумать когда-нибудь потом.