— Глупый человек! — её голос дрожал. — Я не пешком спускалась с небес, — слабой рукой она обвела зиккурат. — Я спустилась в этом.
— А, — усмехнулся он. — Значит, шла не ты, а твой дом. Непростое же было путешествие с неба, непростое. Я заметил, что ты потеряла по пути несколько кирпичей. Теперь, наверное, тому, что осталось, ходить будет легче.
— Ты упорно продолжаешь говорить глупости, — прошипела Иштар. — Но я могу доказать тебе правду своих слов. Это я вызвала тебя сюда с равнин Эриду.
Гильгамеш почесал свои умащенные кудри и снова усмехнулся.
— Я пришёл сюда за белым оленем, Иштар, а не на твой голос.
— За этим белым оленем, о человек? — спросила она, указывая рукой.
Гильгамеш обернулся и замер. На склоне ямы стоял тот самый олень. Он смотрел на него без страха. Охотник быстро занёс и бросил копьё.
Оно вошло в светлое тело оленя не разрывая шкуру, и встряло в склон ямы.
Олень медленно исчез.
Впервые уверенность начала покидать Гильгамеша. От этого несло колдовством, а не просто хитростью или мошенничеством. Возможно, это существо действительно говорило правду, как бы странно ни звучали его слова.
— Подойди ко мне, Гильгамеш, — позвала Иштар. — Подойди, и ты не разочаруешься.
При этих словах её форма задрожала, как дымка, поднимающаяся над песками южных пустынь, и изменилась. Теперь не-металл кожи превратился в плоть, и она стала похожа на женщину… И в то же время она не была похожа ни на одну из женщин, которых он видел. У неё была светлая кожа, тёмные волосы, манящие раскрытые объятия.
— Иди ко мне, Гильгамеш, сильный в войне и в любви.
— Госпожа, — сказал он, и в его голосе появилось уважение, — возможно, я был несправедлив, не поверив тебе. Но если ты и правда Иштар, богиня, то я не смею подойти к тебе.
— Значит, — сказала она, и он скривился от насмешки в её голосе, — могучий герой Гильгамеш боится объятий женщины?
— Нет, — возразил он. — Многие женщины побывали в моих объятиях, и всем им это нравилось. Но стать любовником богини, мягко говоря, рискованно. Я наслышан о том, как Иштар обходится с теми, кого любит. Говорят, её любовь поглощает их языками пламени. Она отбирает их силы одним объятием, после чего они умирают, забытые всеми, кто их знал. Нет, Иштар, не страх заставляет меня отвергнуть тебя, а разум. Я был бы дураком, если бы обменял всю свою жизнь на одно твоё объятие.
— Гильгамеш, подчинись мне и подойди сюда! — манящего, упрашивающего голоса как не бывало, теперь в голосе звучала только жёсткая решительность. — Клянусь, если ты этого не сделаешь, я тебя найду и раздавлю.
— Ага, вот мы и докопались до правды, — сказал он. К нему вернулось его самообладание. — Нет, госпожа. Раз ты не можешь подойти ко мне, когда я стою рядом с тобой в этой яме, то когда я буду пировать у себя во дворце в Уруке, тебе до меня тем более не добраться. Спасибо тебе за эту странную охоту, но на этом всё. Прощай, госпожа… надеюсь, мы больше не увидимся, — он развернулся и пошёл прочь.
— Дурак! — закричала ему в спину Иштар. — Ты отверг меня, Гильгамеш, но ты об этом ещё пожалеешь. Скоро я до тебя доберусь… И тогда в Уруке камня на камне не останется, никто не узнает, что был когда-то царь Гильгамеш!
Ослабев, Иштар откинулась назад. Нет смысла тратить силы на то, чтобы проклинать этого хитрого, недоверчивого гуманоида. Но он за это заплатит… Он дорого заплатит за то, что отверг её! Она снова проверила запасы энергии. Если расходовать аккуратно, их можно растянуть ещё на шесть дней этой планеты. К тому времени появится другой человек. И вряд ли он будет столь же искушён, как Гильгамеш. Чтобы снизить энергозатраты, она отключила генератор изображения, её маскировка исчезла, и она приняла свой прежний вид.
Заползая обратно в разрушенную спасательную шлюпку, она вздрогнула, почувствовав, как сознание Гильгамеша ускользает от неё. Он мог быть таким славным пиршеством. В нём столько жизни, столько власти, столько гордости. За все месяцы, которые она провела в космосе, ей не довелось вкусить ни единой решительной души. Её силы почти иссякли, её потребность переварить разум стала всепоглощающей.
Кто-то должен появиться в ближайшее время! И тогда она поест… а потом вырастет… а потом полностью разрушит эту жалкую планету…
Всё ещё думая о своей встрече на вершине холма, Гильгамеш чуть не налетел на командира своего патруля. Увидев солдата, он вначале по привычке замахнулся копьём, но затем остановился, узнав этого человека.
— Господин, — сказал капитан, падая на колени, — что-то случилось?
— Ничего, — ответил он. — У меня было… видение. Весьма загадочное видение, — внезапно он широко улыбнулся и так хлопнул солдата по плечу, что тот упал наземь. — Но мы не позволим этому нас отвлечь, да? У нас есть дело. Пора нам дальше идти. Киш не будет ждать нас вечно. Идём!
— Да, господин! — сказал капитан, отряхивая пыль с ног.
До конца путешествия Гильгамеш погрузился в размышления, практически игнорируя Энкиду, который пытался его отвлечь. Ему одновременно хотелось рассказать обо всём, чтобы его хвалили, и не хотелось рассказывать, чтобы с него за глаза не смеялись. Победил ли он Иштар? Или же он был жертвой розыгрыша? Разумеется, его подданные поверят тому, что он расскажет — он прикажет казнить любого, кто усомнится — но улучшит ли эта история его репутацию? Или этот рассказ можно изменить, улучшить? Жаль, что у него плохо получалось сочинять. Вот был бы у него придворный музыкант, — рассуждал он, — можно было бы велеть ему поработать над этой идеей и сделать из неё настоящее сказание, которое люди запомнят.
Он сделал себе на будущее две заметки: во-первых, держать эту историю при себе, пока не удастся придумать лучшую концовку; во-вторых, нужно нанять хорошего придворного сочинителя.
Та-Нин апатично смотрела на своё отражение в зеркале. Тело было хорошее, возможно, лучшее в Уруке. Гильгамеш нахваливал его много раз, когда они занимались любовью. Может быть, это тело царицы? — думала она. Быть может, Гильгамеш, когда вернётся, возьмёт её к себе как невесту, а не просто как любовницу… В таком случае столько сердец будет разбито. Многие женщины Урука надеялись из постели Гильгамеша попасть в его тронный зал.
Она тщательно умащивала своё тело, выбирая самые душистые масла. Чтобы соблазнить царя, нужно выглядеть как царица. Она надела платье из тончайшей пряжи, застегнула его на голом плече золотой брошью в виде головы леопарда. Её служанка завершила сборы своими искусными парикмахерскими навыками. Та-Нин повесила себе на шею простое ожерелье из ляпис-лазури, и в последний раз осмотрела своё отражение.
Она не могла не улыбнуться. Никогда она не была настолько красива. В этот раз она наверняка покорит сердце царя и разделит его власть. Повернувшись, она полюбовалась изгибом своей обнажённой спины. Разве он сможет устоять? Она выглядела в точности как царица.
Пришёл слуга и сообщил, что начинается пир. Гильгамеш велел ей быть там. Она ликовала. Сегодня она покажет всем насмешникам, всем коварным соперницам!
По мере прихода званых гостей в зале дворца становилось всё шумнее. Все говорили исключительно о разведке, с которой только что вернулся царь. Она заметила несколько почти не скрываемых недовольных взглядов. Она знала, что среди знати было много таких, кто предпочёл бы, чтобы их царя поймали и убили в Кише солдаты царя Агги. Жалкие завистники, не более. Наверное, каждый мужчина в Уруке мечтал о том, чтобы обладать хотя бы долей талантов Гильгамеша, будь то в войне или в любви. Та-Нин осмотрелась, но Гильгамеша ещё не было. Он любил делать из своего появления представление, наслаждаться аплодисментами и поклонениями. Но Та-Нин не знала, куда ей сесть. Пойти и сразу сесть во главе стола, возле царя, могло быть слишком самонадеянным. Но занять любое другое место было бы ниже её достоинства.
Главные двери распахнулись, и с широкой улыбкой зашёл Гильгамеш. Все его гости встали и начали стучать по столам и выкрикивать его имя. Царь махнул рукой, чтобы аплодисменты стихли. Они, разумеется, не стихли: не нашлось таких дураков, которые бы восприняли его жест всерьёз. Наконец, он громко рявкнул, чтобы все замолчали, и в тот же миг наступила тишина.
Гильгамеш прошёл к столу и опустился на лежавшие на его месте подушки. Теперь могли занимать свои места и остальные. Та-Нин, потупив взгляд, продолжала стоять, ожидая, когда Гильгамеш её заметит и позовёт к себе. Когда, казалось, прошла целая вечность, он произнёс её имя, и она подняла взгляд. И оторопела.
С ним была другая женщина. Её сознание словно парализовало, когда она увидела, что царь лапает эту тварь. Это что, дочка этого дурака Гудеи? Вот же шлюха маленькая, ей же едва тринадцать исполнилось, только-только совершеннолетней стала! И вот она уже изображает из себя взрослую женщину, выставляет себя напоказ и позволяет себя лапать этому эгоистичному распутнику. Девушка захихикала — Гильгамеш засунул руку ей за пазуху и ущипнул.
Покраснев, Та-Нин смотрела на них.
— Та-Нин, — повторил Гильгамеш, в этот раз громче, — ты почему не садишься? — он указал на второй стол. — Вон твой муж сидит, — улыбнувшись, он дружески помахал ей свободной рукой.
Сгорая от злости и обиды, она не забыла поклониться — не так низко, как ей было положено, но Гильгамеш этого не заметил, так как пытался слизать вино, которое только что намеренно пролил на грудь девушки. Превозмогая унижение, Та-Нин поспешила к своему супругу, который пытался сделать вид, что ничего не заметил.
Не обращая на него внимания, она устремила гневный взгляд на Гильгамеша. Её унизили на глазах у всех. Все городские сплетницы знали, что она с ним спит. Она заказала новые одеяния, соответствующие царскому статусу. Теперь все языки будут чесать об этом. Её выбросили ради этой… этой глупой шлюшки! Как мог Гильгамеш так поступить с ней?
Не ведая о ревности своих знатных людей и их жён, царь закончил вылизывать вино и откинулся на подушки. Девушка (он пытался вспомнить, как её зовут, но их имена ему никогда не запоминались) снова з