Товары над головой моей громоздятся, наверное, ярусами. Трюм перегружен, а я нахожусь на самом дне его. Ведь погрузка продолжалась целых двое суток, считая с той минуты, когда я пробрался на палубу «Инки». Вся масса груза нависла над пещеркой, которая стала моим подневольным жильем. Возможно, что мне придется вскрыть десять или двенадцать ящиков, прежде чем я доберусь до последнего.
«Ну так что же? – подумал я. – По одному ящику в сутки – и дней через десять дело будет готово».
Мысль великолепная, но хватит ли у меня времени на ее исполнение? Как жаль, что она так поздно пришла мне в голову. Если бы я приступил к этому грандиозному и простому плану в те дни, когда ящик еще был полон галетами, я был бы уже спасен.
Презренная недогадливость! Жалкая тупость! К отчаянию моему присоединилось теперь позднее раскаяние.
Но сейчас я был не вправе отказаться от этой идеи: в ней жизнь моя, свет и свобода! Я возвращался к ней, сам того не желая, и, заглушая досаду на опоздание, мало-помалу начал разрабатывать спасительный план.
О, если бы добыть припасов на несколько дней! Два-три десятка галет – и успех обеспечен. Но именно припасов, именно провизии я был лишен. Едва поднимусь я на один этаж, как, обессилев, выроню нож и умру от истощения.
Мысли цепляются друг за друга. Мысль о голодной смерти повлекла за собой идею, которую я счел превосходной, хотя любому из вас, обедающему с чистой скатертью, солонкой и горчицей, она внушит омерзение. Голод упрощает наше меню и заглушает всякую брезгливость. Желудок, пройдя школу хорошего поста, больше не привередничает, а мой желудок, как вы понимаете, совершенно одичал. Я был способен проглотить все, что угодно, лишь бы поесть. Не все ли равно, как будет называться блюдо?
Уверяю вас, что идея, с которой вы сейчас познакомитесь, показалась мне превосходной.
Глава LIКрысоловка
Уже давно, друзья мои, я перестал упоминать о крысах, но не делайте отсюда вывода, что крысы перестали меня беспокоить. Они по-прежнему шныряли по соседству, возились так же нагло, как до сих пор. Предприимчивость грызунов не ослабела; они ничуть не успокоились, сожрав мои галеты, но еще громче возились, и, несомненно, напали бы, если бы могли.
Я держался пассивно, отражая только атаки и затыкая все щели. Возню я слышал постоянно; два-три раза крысы прорывались через все преграды, и я страдал от новых укусов проклятых тварей.
Это отступление объясняет вам, наверное, мой новый план. Разве не просто разрешается дело: вместо того, чтобы быть съеденным крысами, я их сам буду есть!
Вы возмущены, вы обвиняете меня в отсутствии брезгливости.
Признаться, я не чувствовал никакого отвращения к подобной пище, да и вы, пожалуй, на моем месте удовлетворились бы ею. Какое там отвращение! Напротив, я страшно обрадовался легкому исходу и, напав на эту идею, воспрянул духом. Ведь единственной целью моей было продлить существование и живым добраться в Перу. Иначе говоря, крысы избавляли меня от голодной смерти. Напав на эту мысль, я почувствовал себя вне опасности и решил как можно скорей приступить к охоте.
Раньше мне казалось, что меня осаждают неисчислимые полчища крыс; теперь я убедился, что их несколько сотен.
Надо придумать капкан, крысоловку!
Вы помните крысу, которую я убил, напялив на руки башмаки? Я раздавил ее подошвами. Способ недурен, но, хорошенько подумав, я его отбросил.
Предположим, что он пригодится раз или два; но, как только первые крысы будут убиты, остальные перестанут являться ко мне с визитом. Что, собственно, может привлекать их к моей каюте? Ведь запас галет кончился; это не ускользнет от внимания хитрых зверьков, и они возненавидят мою каморку, где им уготовано беспощадное избиение. Одно время я думал, что крыс привлекает моя скромная особа, но это с моей стороны было ничем не оправданным самомнением. Так же точно я отказался от мысли, что крысы способны возвращаться к сознательной мести; это – романтика. Все дело для них было в галетах, а для меня теперь, с позволения сказать, – в крысах.
Надо запастись крысиным мясом на десять дней вперед, чтобы обеспечить себе возможность спокойной работы. Возможно, что лежалая крыса вкуснее, чем свежеубитая; недаром же гурманы предпочитают дичь с душком. Самое надежное, конечно, обзавестись запасом. Я принял это мудрое решение. Оставалось придумать, как убить одним ударом побольше крыс.
Необходимость – мать изобретательности. Суровой нужде, а не изворотливости ума своего обязан я идее крысоловки. Она была не слишком остроумна, но вполне достигала цели, а это было главное.
В основу ее я положил большой мешок. Нет ничего легче, как смастерить его. Сукном и шерстью я располагал в изобилии, не хуже самого богатого манчестерского купца. Итак, кусок сукна, прошитый бечевкой, – и мешок будет готов.
За бечевкой дело не станет. Распаковывая штуки мануфактуры, я накопил ее в достаточном количестве. Нож заменит мне шило. Я перехвачу мешок сборками, и, когда крыса заберется, я ее захлестну.
Мысль моя получила немедленное воплощение. В какой-нибудь час я сшил мешок, проткнул ножом дырочки для бечевки и пропустил ее таким образом, что в нижней части мешка получилась великолепная яма для крыс. Капкан готов.
Глава LIIВ засаде
Продергивая бечевку, я зрело обдумал свой план и к моменту, когда мешок-крысоловка был готов, уже отлично знал, как им пользоваться.
Прежде всего я разгружу каюту от завалов сукна. Теперь, когда порожний бочонок из-под рома вполне заменяет мне шкап, это вполне осуществимо. Затем я обследую с величайшим вниманием все лазейки и щели моей клети, заменю ослабевшие шерстяные тампоны новыми, не пожалею сукна там, где нужно его прибавить, и оставлю открытым только один проход между бочками, тот самый, которым крысы обычно пользуются, когда любезно меня посещают.
Навстречу крысам я подставлю мешок с раскрытым зевом, растянув его жердочками-подпорками.
Я опустился с капканом на колени, держа наготове концы бечевки, чтоб захлестнуть мешок, как только он наполнится крысами. Крысы пожалуют. В этом я не сомневался.
Для большей верности я пошел на уловку: у меня еще оставались крошки галет. Кто не рискует, тот не выигрывает. Последние крохи были моей ставкой в этой мрачной игре: я пожертвовал их на приманку крысам. Если крысы не явятся, я останусь ни с чем. Жребий брошен. Игра началась.
Я был уверен, что крысы придут. Но явятся ли они в достаточном количестве? Каковы будут мои трофеи?
А вдруг грызуны пожалуют в одиночку, и первая же гостья обратится в бегство, захватив с собой приманку?
Предвидя эту возможность, я истолок огрызки галет в порошок, чтобы крысы вынуждены были известное время пробыть в мешке, уничтожая это крошево, которое нельзя унести сразу в зубах.
Судьба мне благоприятствовала. Я простоял на коленях не больше пяти минут, как вдруг услышал топот крысиных лапок и пронзительное голодное повизгивание.
Мгновение спустя я почувствовал, что мешок шевелится и набухает; толчки становились все более резкими; прожорливый народец кишел в моем мешке, где происходила оживленная дележка. Участники пиршества толкались, оттирали друг друга и шумно ссорились.
Наступила решающая минута. Мешок наполнился. Я захлестнул сборку, отрезав крысам отступление.
Готово! Теперь ни одна не выберется из мешка!
Не теряя времени, я обнажил пол моей каюты, очистив его от суконного «ковра», положил мешок на ровные по возможности дубовые половицы и придавил доской от одного из взломанных ящиков. Затем я придавил доску всей тяжестью моего тела.
Первые несколько минут мешок оказывал мне яростное сопротивление. Крысы кусались, пищали и отбивались, как безумные. Но меня не смущала их отчаянная борьба за жизнь, и я продолжал прессовать мешок, надавливая на доску, пока вся кишевшая подо мной масса не застыла в молчании и неподвижности.
Тогда я решился заглянуть в мешок и обследовать свои трофеи.
Охота удачная! Есть чем гордиться! Мешок полон крысами, и все они мертвы; так, по крайней мере, мне казалось, потому что мешок больше не вздрагивал.
Тем не менее я погрузил в него руку с величайшей осторожностью, вытаскивая крыс поодиночке и тщательно перехватывая сборку после каждой. Всего набрался десяток.
– Ага! – злорадно воскликнул я, обращаясь к трупам врагов. – Наконец-то я поймал вас, проклятые твари! Вы искупили причиненные мне страдания. Давно пора! И поделом. Если бы вы оставили меня в покое и не наглели, кто помешал бы вам и сейчас прогуливаться по лабиринту трюма? Я не питал к вам злобы и первый не нападал; вы сами обрекли меня на голод и довели до крайности.
Держа эту речь, я в то же время свежевал моих крыс, намереваясь немедленно полакомиться.
Я был так голоден, что не дал себе труда как следует содрать шкурку. Через пять минут от крысы ничего не осталось: и мясо, и косточки – все пошло мне на потребу.
Быть может, вас интересует вкус крысиного филе? Так знайте, что в нем нет ничего неприятного. Это первобытное блюдо показалось мне столь вкусным, как вам – крылышко дичи или кусок ростбифа. Это было мое первое мясное блюдо за все время, что я находился на борту «Инки», то есть за месяц с лишком. Неудивительно, что угощение, положившее конец моему невольному вегетарианству, доставшееся мне к тому же после многодневного поста, показалось превосходным.
В ту минуту, по крайней мере, я был уверен, что самое изысканное блюдо не сравнится с крысиной свежинкой, и больше не удивлялся лапландцам и другим полудиким племенам, которые, по словам путешественников, не брезгают крысами.
Глава LIIIПеремена курса
Положение мое в корне изменилось. Я был обеспечен провизией на целых десять дней. За десять дней энергичный человек может сдвинуть горы. Не сомневаюсь, что на одиннадцатый день я буду объясняться с грубияном-шкипером, а на двенадцатый – мыть палубу «Инки».