– С головой. И я его не видела. Только слышала, и то существо услышало его тоже.
– Откуда же ты знаешь, что он с головой, если ты его не видела?
– Просто знаю, ясно? – Я двинула его в плечо.
– Но… почему он спас тебя и не спас остальных? – спросил Сандер.
– А ты что, хочешь, чтобы он позволил кому-то оторвать мне руки и голову? – оскорбленно поинтересовалась я.
– Конечно нет. Но ведь странно, верно? Что он спас именно тебя.
«Потому что он присматривал только за мной», – подумала я и поежилась, гадая, с чего я это взяла.
– Так что же нам делать, если нельзя пойти в лес?
Игры и занятия всегда придумывала для нас я. Однако играть сейчас не хотелось. Чего мне хотелось, так это выяснить, что происходит в конторе за нашими спинами.
Мимо прогрохотала пустая телега, и меня опять, как совсем недавно, пробрал озноб. Я подняла глаза и увидела, что с телеги на меня смотрит Хенрик Янссен.
В этот момент дверь нотариальной конторы распахнулась, выпуская Дидерика Смита. Заметив нас с Сандером, сидящих на дорожке, он нахмурился. Сердитый взгляд, конечно, предназначался мне.
– А вот и маленькая ведьма, – прорычал он, схватил меня за руку и дернул, поднимая на ноги – все произошло стремительно, и я даже не поняла, что происходит.
– Я знаю, что Юстус умер из-за тебя. Что ты делала в лесу, а? Колдовала? Плясала? Призывала демонов, чтобы отомстить моему сыну, потому что сама с ним не справилась?
Глаза его были дикими. Изо рта летели брызги слюны. Видно, горе совсем свело его с ума. Однако я с тревогой осознала, что любые обвинения в колдовстве жители деревни воспримут весьма серьезно. Сонная Лощина верила в духов и демонов, потому что жила бок о бок с ними. Деревенские верили в волшебство. А почему бы и нет? Волшебство и Лощина были неразделимы. Волшебство витало тут в воздухе. Неслось сквозь ночь на быстром коне.
Нужно было заткнуть Смиту рот, пока не стало поздно. Положение Брома и Катрины могло защитить меня до определенной степени, лихорадочно думала я, но если Смит примется болтать налево и направо, что я причина смерти Юстуса, то я влипла, беды не оберешься. Пускай большинству все равно, но изрядное количество людей уже считает меня странной из-за того, что я ношу мальчишескую одежду, и если они решат, будто моя манера одеваться указывает не на сумасбродство ребенка, а на нечто куда более зловещее, то…
Впервые я хоть отчасти осознала, чего именно боялась Катрина, почему она так старалась втиснуть меня в общепринятые рамки. В таких маленьких деревнях, как наша, того, кто не вписывается, изгоняют.
Я не размышляла о том, что следует делать дальше. Знала лишь, что нужно остановить Смита – и остановить немедленно.
Я ударила кузнеца кулаком в лицо. Моим кулакам, конечно, далеко до кулаков Брома, способного уложить противника в мгновение ока, но и я умела бить быстро и сильно. Нос Смита хрустнул под моими костяшками, и он отпустил меня, отшатнувшись, и прижал ладони к лицу.
– Чертова сучка! – прорычал он.
– Больше не прикасайтесь ко мне, – предупредила я.
И сама удивилась спокойствию своего голоса. Я как будто утратила связь с собственным телом, как будто наблюдала за собой со стороны. В дверях конторы, слева от меня, появился Бром, хотя осознавала я это весьма смутно. Смиту повезло, жутко повезло, что я оттолкнула его. Если бы Бром узнал, что Смит снова хватал меня, то наверняка прикончил бы кузнеца прямо на месте.
– Я уже говорила, что не имею никакого отношения к смерти вашего сына, – сказала я. – Я сочувствую вашему горю, но не стоит бросаться дикими обвинениями, это не принесет вам никакой пользы.
Когда Смит схватил меня, Сандер вскочил, и я слышала сейчас его хриплое дыхание у моего правого плеча. Сандер не любил столкновений, особенно – столкновений со взрослыми.
– Бен, не надо… – прошептал он.
– Идите домой, минхер Смит, – сказала я. – Думаю, вам следует тихо оплакивать сына у себя дома.
– Ты совсем как твой отец и совсем как он. – Смит ткнул пальцем в сторону Брома. – Вы твердо уверены, будто у вас есть право указывать людям, что им делать, что говорить, как думать. Но вот что я тебе скажу, Бен ван Брунт, – я знаю, что ты сделала, и ты за это заплатишь. Заплатишь!
Произнося эту речь, Смит приблизил лицо почти вплотную к моему. Я чувствовала идущую от него табачную вонь, видела, как бешено вращаются его глаза. Жена Смита умерла, рожая Юстуса. Кроме сына, у него никого не было. Я жалела этого человека, жалела – но не настолько, чтобы сносить оскорбления.
– Я ничего не сделала. И не смейте больше обвинять меня в том, чего я не сделала, или заплатить придется вам.
Не знаю, что на меня нашло. Я была тощим четырнадцатилетним подростком, а он – взрослым мужчиной. Я не могла сделать ему по-настоящему больно. Бром мог, а я нет. И я не угрожала ему Бромом. Слишком поздно я осознала, что сказанное мной можно истолковать как угрозу колдовством – если ты уже склонен верить в подобные вещи.
Кровь отлила от лица Смита.
– Ведьма.
– Еще раз назовешь мою внучку ведьмой, и тебе не понравится то, что будет потом, – предупредил Бром.
– Все в порядке, опа. Минхер Смит уже уходит.
Это я произнесла тоном Катрины в образе полноправной хозяйки дома. Смит перевел взгляд с Брома на меня и попятился, спотыкаясь.
– Ты заплатишь, – повторил он. – Все узнают, какова ты, и ты заплатишь.
Несколько прохожих остановились, чтобы поглазеть на нас. Бром ступил на тротуар, медленно огляделся по сторонам – и все зеваки внезапно вспомнили о своих делах и поспешили прочь. Все, за исключением Хенрика Янссена, который стоял, привалившись к дому, в нескольких футах от дорожки. Я встретилась с ним глазами, и он выпрямился, оторвался от стены и подошел ближе, не обращая внимания на свирепый взгляд Брома.
– Ну и девчонка у тебя, – сказал Янссен Брому. – Храбра, почти как парень.
Бром немного расслабился, шагнул ко мне и положил руку на мое плечо.
– Я бы сказал, храбрее большинства парней. Почти как ее бабушка.
Я покраснела. Действительно, Катрина не боялась никого. Я видела, как она сверлит взглядом мужчин вдвое крупнее ее, когда желает высказать свое мнение – и высказывает его. Сравнение с Катриной безумно польстило мне. Но я не хотела говорить с Хенриком Янссеном. От его взгляда у меня волосы на затылке вставали дыбом.
– Когда-нибудь кому-нибудь повезет взять тебя в жены, – заявил он.
– Я никогда не выйду замуж, – сообщила я, но от его слов мне стало не по себе.
Не потому ли он вечно смотрит на меня так, подумала я. Имеет планы на ферму ван Брунта? Из того, что наши земли граничат друг с другом, отнюдь не следует, будто их нужно объединить. В любом случае, если бы Бром захотел заполучить землю Янссена, он бы просто выкупил ее. Как делал всегда.
А еще он старый. Ему же по меньшей мере лет тридцать. Почему у него еще нет жены – его возраста?
Мысли Брома, похоже, текли в том же направлении, потому что он, стиснув мое плечо, сказал:
– Она слишком мала, чтобы я задумывался о ее замужестве.
– Не так уж и мала, – ответил Янссен. – Многие здешние девушки выходят замуж в четырнадцать.
– Но большинство – в шестнадцать или восемнадцать, – парировал Бром и многозначительно добавил: – И выходят они обычно за своих ровесников.
Янссен лишь улыбнулся, и от этой улыбки у меня в животе все перевернулось. И все же, чего бы там ни хотел Янссен, я по крайней мере поняла, что Бром никогда не станет торговать мной, не променяет на землю или что-нибудь в этом роде. Я знала, с некоторыми девушками такое случалось.
Бедная Верла ди Виис, например, – ее родители были почти так же бедны, как ван ден Берги, но ее красота привлекла одного торговца, который проезжал через Сонную Лощину, когда она развешивала перед домом выстиранное белье. Верле было всего четырнадцать, но у нее имелось пятеро младших братьев и сестер, а еды на всех не хватало. Торговец (которому было все пятьдесят, если не больше) заявился к родителям Верлы и сделал им предложение: он берет девушку в жены и отдает за нее весьма щедрый (по слухам) выкуп.
Перед самой свадьбой она пыталась сбежать, но отец нашел ее и не дал уйти далеко. Вся деревня собралась посмотреть на хрупкую рыдающую Верлу, когда ее против воли выдавали замуж за торговца, который на протяжении всей церемонии смотрел на нее как на призовую корову. Это было примерно год назад, и я помнила, как меня мутило во время службы. И как плотно сжимала губы Катрина, словно сдерживала яростную обличительную речь.
– А теперь мне нужно отвезти Бен домой, – сказал Бром, оттеснив Янссена плечом. – Катрина спустит шкуру с нас обоих, если мы опоздаем к обеду.
– Да, отвези ее домой, – бросил нам вслед Янссен. – Пока не явился еще кто-нибудь с обвинениями.
– Опа, мы с Сандером собирались поиграть. – Я оглянулась на друга, который в расстройстве махал мне вслед.
– Не сейчас, Бен, – едва слышно пробормотал дед, подталкивая меня к сараю, в котором оставлял Донара, когда приезжал в деревню. – Знаешь, я не хочу, чтобы ближайшие пару дней ты мелькала в деревне.
– Из-за того, что сказал минхер Смит?
– Да. – Бром быстро оседлал Донара, вскочил в седло и затащил на него меня. – Не думаю, что большинство примет его всерьез, но когда мы вернулись за телом Юстуса, от мальчика не осталось ничего, кроме костей. Смит беснуется, ища, кого бы обвинить, – и решил обвинить тебя. Ничто из сказанного любым из нас не убедит его в обратном.
Мороз пробрал меня до костей, хотя день стоял теплый.
– Но он же ничего не может мне сделать. Множество людей слышали, как он угрожал мне прямо на улице.
– Как ты угрожала ему, они тоже слышали.
– Ты тоже ему угрожал, – напомнила я.
– За свою жизнь я, наверное, поколотил чуть ли не всех мужчин деревни, как в гневе, так и шутки ради, – пожал плечами Бром. – От меня иного и не ожидают. А вот от тебя…