Ш у р а. Ты с больной головы не вали!
А н а т о л и й. Да брось ты, действительно!.. Что я, один такой? Приглашают, я и иду! Вас же пропагандирую… Обидно, честное слово! Нашли очковтирателя!.. Колхоз я разорил, рогатое поголовье уничтожил, людей без хлеба оставил? Работаю как ишак, понимаешь!
В а с я. Отчитываешься больше!
А н а т о л и й. У меня должность такая. Я бригадир!
В а с я. А зачем нам бригадир? По две специальности люди имеют. Обязанности твои между всеми распределим, а от бригадирских откажемся. Не обеднеем!
А н а т о л и й. Ты что моими деньгами распоряжаешься? Я что — тунеядец? Спекулянт? Может, из города меня вышлете?
В а с я. Соображай, что говоришь.
А н а т о л и й. Крутишься с утра до ночи, понимаешь!.. Бумажки с тебя всякие требуют… Если хотите знать, вы из-за меня только и работаете спокойно. Без авралов. Я вас обеспечиваю!
В а с я. Заякал! Вставай к станку. Понял? Тебе же добра хотят. Я пельмени пошел варить — раскиснут. (Уходит.)
Ш у р а (после паузы). Что молчишь? Обиделся?
А н а т о л и й. Друг называется.
Ш у р а. Конечно, друг. Он же тебе в глаза говорит.
А н а т о л и й. Когда мы за звание боролись, такого раздрая в бригаде не было. А как присвоили — то не так, это не так!
Ш у р а. Не говори ты этого слова: «Присвоили». Не люблю я его!
А н а т о л и й. Все так говорят. И в газетах пишут.
Ш у р а. Ну и плохо! «Присвоить» — как будто чужое без спроса взять… Писали бы: «Наградить званием»!
А н а т о л и й. Беспокойный ты человек, Шурка.
Ш у р а. Найди себе спокойную и кисни с ней на здоровье!
А н а т о л и й. Да чего уж там… Мне без тебя не жизнь!
Ш у р а. Милый ты мой! Сказал! И слова нашлись человеческие!
А н а т о л и й. Ну, ладно…
Ш у р а. И застеснялся сразу. В цехе иногда такое брякнете — уши вянут! И ничего, не стесняетесь. А хороших слов стыдитесь. Почему, Толя?
А н а т о л и й. Не знаю. Пойдем куда-нибудь?
Ш у р а. А куда?
А н а т о л и й. В хронику можно… Или так просто походим.
Ш у р а. Пошли!
Шура и Анатолий уходят. Некоторое время на сцене никого нет. Слышно, как шумит за окном улица. Затем раздается стук в дверь. Пауза. Стук повторяется, и в комнату входит А л е к с е й. Увидев, что она пуста, поворачивается, чтобы уйти, но в дверях показывается рослая женщина в морском кителе. В руках у нее матрац, одеяло, подушка, простыни. Это т е т я Ф е н я — комендант общежития.
Т е т я Ф е н я. Ты к кому, парень?
А л е к с е й. К Малинину.
Т е т я Ф е н я. На кухне он. Сейчас явится. (Умело застилает постель и, ожесточенно ткнув кулаком в подушку, вынимает пачку папирос.) Спички есть?
А л е к с е й. Есть.
Т е т я Ф е н я (закурив). Видал когда-нибудь такое? Комендант общежития собственными руками непрописанному жильцу постель стелет! Видал?
А л е к с е й. Нет.
Т е т я Ф е н я. И не увидишь! Только у нас такое безобразие может твориться. Ты из татар, что ли?
А л е к с е й. Почему?
Т е т я Ф е н я. Шапку в помещении не снимаешь.
А л е к с е й (потянулся к кепке, но раздумал). На минуту я. Уйду сейчас.
Т е т я Ф е н я. Нет уж, сиди. А то мне твой Малинин опять за нечуткое отношение выговаривать будет. На сознательность бьет, а того не понимает, что за казенные вещи я в ответе! Считай, что шестьдесят три рублика из меня вычтут. В новом исчислении.
А л е к с е й. За что?
Т е т я Ф е н я. Вот за этот комплект. Они ведь что удумали — уголовника к себе в бригаду взять! Я говорю: вроде отошла эта мода с жуликами нянчиться. Смеются: «Парень, мол, симпатичный». Вы, говорю, хоть паспорт у своей симпатии отберите! Обидеть, видишь, боятся! А он ущучит белье и поминай как звали! Может быть такое дело?
А л е к с е й. А чего же? В окно можно передать. На веревке.
Т е т я Ф е н я. Вот! (Закрывает окно.) И шифоньер у них без запоров. Да он и с замком запросто разберется. Так?
А л е к с е й. Это смотря какая квалификация.
Т е т я Ф е н я. Да уж, наверно, высшая. Простого они к себе в бригаду не возьмут.
А л е к с е й. Тогда хана! Никакие замки не помогут.
Т е т я Ф е н я. Вот! А ведь у них вещи хорошие: габардин, «Ударник», часы позолоченные. Потом заахают, да поздно! Так?
А л е к с е й. Пером еще могут пощупать.
Т е т я Ф е н я. Каким таким пером?
А л е к с е й. Финкой. Или бритвой. Если помешают, конечно.
Т е т я Ф е н я. Ну, это ты брось! Неужели они такого кровавого бандюгу перевоспитывать возьмутся? Да и не выпустят такого!
А л е к с е й. Всякое бывает.
Т е т я Ф е н я. Чего же делать?
А л е к с е й. Не знаю. В милицию сообщить.
Т е т я Ф е н я. Нельзя! Строго-настрого запрещено языком трепать.
А л е к с е й. Тогда плохо ваше дело.
Т е т я Ф е н я. Вот и я говорю: шестьдесят три рублика как не бывало!
Входит В а с я с кастрюлей в руках.
В а с я. Про какие рублики речь, тетя Феня?
Т е т я Ф е н я. Да я уж знаю, про какие! Приятель к тебе пришел. Разговариваем мы с ним.
В а с я (увидев Алексея). Пришел все-таки! Ну, молодчина! Знакомьтесь, тетя Феня, — наш новый жилец.
Т е т я Ф е н я. Что?!
В а с я. Товарищ, говорю, наш новый. Алексей Лапин. Непонятно?
Т е т я Ф е н я (пятясь к дверям). Ага… Понятно… Здравствуйте.
А л е к с е й. Здравствуйте.
Т е т я Ф е н я. Располагайтесь, значит… Будьте как дома… (Смотрит на шкаф, на окно и, махнув рукой, уходит.)
В а с я. Чего это с ней?
А л е к с е й. Не знаю.
В а с я. Ладно! Садись к столу, ужинать будем.
А л е к с е й. Я бы лучше спать…
В а с я. Устал?
А л е к с е й. Весь город пешком исколесил.
В а с я. С оформлением канитель?
А л е к с е й. Да нет… оформился быстро. Так просто ходил.
В а с я. Соскучился?
А л е к с е й. Ага. (Вынимает паспорт и кладет на стол.) Вот. Прописки только нет.
В а с я. А зачем он мне?
А л е к с е й. Мало ли. На всякий случай.
В а с я. Чудак ты! (Листает паспорт.) Новенький. А мне уже менять скоро…
Из паспорта падает фотография. Алексей делает движение к столу, но останавливается.
Это кто же такая?
А л е к с е й. Знакомая. В школе вместе учились.
В а с я. Славная. С ней ходил?
А л е к с е й. Не знает она, что я в городе.
В а с я. Написал бы. Или позвонил.
А л е к с е й. Успеется.
В а с я. Тебе видней. Так не будешь есть? А то давай. Целая кастрюля пельменей!
А л е к с е й. Да нет, спасибо. Я — спать.
В а с я. Ну, тогда раздевайся, ложись. (Принимается за еду.)
Алексей снимает кепку и, проведя ладонью по коротко стриженной голове, смотрит на Василия. Тот сосредоточенно ест. Алексей снимает ботинки, брюки и, оставшись в трусах и верхней рубахе, откидывает одеяло.
Ты что рубаху не снимаешь? Замерзнуть боишься?
А л е к с е й. Да нет. Так просто.
В а с я. Снимай, снимай… Спать приятней, и простыни чище будут.
Алексей нерешительно стоит у кровати, потом, рывком стянув через голову рубаху, поворачивается к Василию. На груди у него татуировка.
Вот оно в чем дело! (Читает.) «Нет счастья на земле…» Где же это тебя так разукрасили?
А л е к с е й. В камере.
В а с я. Ну и как? Есть счастье на земле?
А л е к с е й. Лично я пока не разглядел.
В а с я. Понятно… Ну ладно! Давай спи.
Алексей ложится и поворачивается лицом к стене. Василий включает настольную лампу и, сняв с полки рулон с чертежами, гасит верхний свет. Закрепив на столе чертежи, склоняется над ними, задумчиво ероша волосы. В дверях появляется З и н а. Молча смотрит на Василия. Потом негромко кашляет.
В а с я (подняв голову). Зин!.. Ну что, отстиралась?
З и н а. Чего тебе чертить? Я домой возьму.
В а с я. Да брать еще нечего. Иди сюда… Видишь, что получается? Металл зря гробим. Кузнецов мы прижали, а они нам чертежи под нос. Мы в конструкторское, там в амбицию…
З и н а. «Мы ценим вашу инициативу, товарищи, но ваше дело — выполнять, а не рассчитывать!»
В а с я. Точно! В общем, надо свою технологию представить. Вот, смотри… Длина, ширина… диаметр…
З и н а. А у тебя глаза разные!
В а с я. Что?
З и н а Один серый, другой зеленый… Как у кошки! Или это от лампы?
В а с я. Погоди… Ты про что?
З и н а. Душно у вас.
В а с я. Разве? (Подходит к ней. После паузы.) Исаакий светится… Видишь?
З и н а. Ага… Ты в отпуск куда поедешь?
В а с я. Не знаю… А что?
З и н а. Так просто… (Тихонько поет.) «Город Николаев, Французский завод»…
В а с я. Не надо, Зин…
З и н а. Петь нельзя?
В а с я. Почему? Пой.
З и н а (увидев Алексея). Ой, а я не видела! Пришел?
В а с я. Да.
З и н а. Симпатичный?
В а с я. Вроде ничего…
З и н а. А ты не боишься с ним в одной комнате спать?
В а с я. А чего бояться?
З и н а. Ну, мало ли!.. (Негромко поет.)
Плывет над тихим ельником
Далекая звезда…
Давно прошли последние
Пустые поезда,
А двое после танцев
Прощаться не хотят,
В окошечко на станции
Кассиру не стучат.
Пора быть парню в городе,
Работа утром ждет,
Но самая красивая
В Шувалове живет.
Он без дорожных знаков
К ней знает путь прямой.
И у ворот собаки
Не лают на него.
Шувалово, Шувалово —
Знакомые места…
Сирень разбушевалась там,
Как видно, неспроста.
Окончив путь свой млечный,
Растаяла звезда…
От станции конечной
Отходят поезда.
Присев на кровати, задумчиво смотрит на них Алексей.