Ш у р а. Кому бы про крохоборство говорить!
А н а т о л и й. Брось, Шура!
Ш у р а. А что, не так?
Д я д я К о с т я. Так, да не так. А в общем, что нам с тобой толковать: чужая душа потемки! Я тебе, Вася, вот что скажу: мне чертеж дают, я выполняю. На большее мне ума не отпущено. Можешь ты им хвост прижать — доказывай свою силу! (В дверях.) Что касается крохоборства, то в универмаге шапки ондатровые продают. У меня деньги в кубышке, пока откапывать буду, расхватают. А вам близко. Правду говорю. Хорошие шапки! (Уходит.)
В а с я. Как он тебя насчет кубышки! А, Шур?
Ш у р а. Носитесь вы с ним…
В а с я. А ты думала как? Раз-два — и человека слепила? Мы не боги, он не Адам! А шапки купить надо… (Идет к шкафу, открывает ящик. Не найдя денег, медленно задвигает его и отходит к окну.)
А н а т о л и й. Давай деньги! Мы сходим.
В а с я (после паузы). Да ну их к шуту, шапки эти! Опять у всех одинаковые будут. Помнишь, как с плащами?
А н а т о л и й. Точно! Ходим, как в цирке эти… ну, как их?
Ш у р а. Униформа.
А н а т о л и й. Вот-вот! (Помолчав.) Ты никуда вечером не собираешься?
В а с я. Вы, ребята, на меня не обижайтесь, но я сейчас за расчеты сяду. Слушай, Толь, а почему ты заявление на комнату не подаешь?
А н а т о л и й. Не хочу. Принципиально!
В а с я. Смотри, гордый какой! А ты, Шура?
Ш у р а. Успеется. (Анатолию.) Идем?
А н а т о л и й (вздохнув). Идем.
Анатолий и Шура уходят. Василий задумчиво стоит у окна. Потом опять подходит к шкафу. Открывает ящики, задвигает обратно. В комнату входит П а р е н ь в к у р т к е н а м о л н и и.
П а р е н ь. Малинин!
В а с я. Ну?
П а р е н ь. Одолжи денег до получки.
В а с я. Нет у меня.
П а р е н ь. Жмотишься?
В а с я. Говорю — нет.
П а р е н ь. Отдам ведь в получку!
В а с я. Слушай, ты… Тебе русским языком говорят: нет денег! Были и все вышли! Понял?
П а р е н ь. А чего ты заводишься? Жалко тебе, что ли? Шапки ондатровые выбросили!
В а с я. Уйди отсюда! Слышишь? Уходи по-хорошему, пока я тебя не изувечил. Шапка ему понадобилась!.. Я из тебя самого сейчас ондатру сделаю!
П а р е н ь. Да ты что?!
В а с я. Ну?!
Парень скрывается за дверь. Василий закуривает, ложится на кровать. Звучит фортепьянный концерт Рахманинова. Василий слушает. В комнату входит А л е к с е й. Увидев лежащего Василия, убавляет радио.
Не надо… Рихтер это.
А л е к с е й. Что?..
В а с я. Рихтер, говорю, играет.
А л е к с е й. Я думал, ты спишь…
В а с я. Нет. Не сплю…
А л е к с е й (после паузы). Ничего я в этой музыке не понимаю… Джазик — дело другое.
В а с я. Я тоже таким был. Тоня меня в Филармонию привела, а я заснул.
А л е к с е й. Какая Тоня?
В а с я. Практику у нас проходила. Тоже из Кораблестроительного. Только она на дневном была.
А л е к с е й. А сейчас где?
В а с я. В Николаеве работает.
А л е к с е й. А ты здесь?
В а с я. А я здесь…
Молчат. Отзвучали последние аккорды рояля. Диктор объявил: «Вы слушали передачу: «Играет Святослав Рихтер». Перерыв до двадцати часов».
А л е к с е й. Свет зажечь?
В а с я. Не надо.
А л е к с е й (после паузы). Вот… деньги я у тебя взял.
В а с я. Знаю.
А л е к с е й. Для Лельки…
В а с я. Не взяла?
А л е к с е й. Побоялась, что чужие. Мать у нее умирает. А в больницу не берут.
В а с я. Как это не берут?
А л е к с е й. Говорят, тревожить нельзя. А я так думаю, что не хотят себе показатели портить. Они ведь тоже перед начальством отчитываются. Ты понимаешь, Вась, ко мне она пришла, не к кому-нибудь! А я сделать ничего не могу! Плачет она все время…
В а с я (после паузы). Пойдем! (Решительно идет к двери.)
Алексей растерянно стоит посреди комнаты, потом бежит за Василием. Пауза. Затем в комнату входит З и н а. Увидев брошенные на кровать рулон чертежей и боксерские перчатки Василия, горестно вздыхает. Потом натягивает перчатки и принимается избивать подушку. В дверях показывается т е т я Ф е н я.
Т е т я Ф е н я. За что ты его?
З и н а (растерянно). Кого?
Т е т я Ф е н я. Ваську.
З и н а. Здрасьте! Я не его вовсе… Тренируюсь.
Т е т я Ф е н я. Неужели на бокс записалась?
З и н а. Ага!.. (Продолжает «бой».) Слева… Справа… Апперкот… Хук… Крюк… Нокдаун!
Т е т я Ф е н я. Виданное ли дело — девчонке кулаками махать! Да еще в трусах! Тьфу!..
З и н а. Я в дружине состою. Пригодится…
Т е т я Ф е н я. Знаешь, что я тебе скажу: злость любви не помощник.
Зина хочет возразить, но только взмахивает руками в боксерских перчатках и плачет.
Не плачь… Может, и наладится у вас… Откуда ему письма-то приходят?
З и н а. Из Николаева.
Т е т я Ф е н я. Не убивайся ты так…
З и н а. Больно нужно! (Вдруг поет.) «Город Николаев, Французский завод…»
Т е т я Ф е н я (басом). «А мне, мальчишечке, двадцать первый год…»
З а н а в е с.
Проходная завода. Металлические, потемневшие от времени стойки образуют от дверей до дверей коридор. У стены стоит стол, светится лампа под зеленым колпаком. На стене круглые часы и коробка радио. П о ж и л о й в а х т е р в аккуратном полушубке с пистолетной кобурой у пояса сидит за столом, слушая трансляцию хоккейного матча.
Г о л о с к о м м е н т а т о р а. К воротам прорывается Альметов. Бросок! И… Наши радиослушатели не могут видеть светового сигнала, но по восторженному гулу зрителей вы, очевидно, уже догадались, что шайба в воротах! Счет стал пять — четыре. Пять — четыре, товарищи!
Открывается дверь, ведущая на улицу. В проходную заглядывает м о р с к о й с т а р ш и н а, в бушлатике с надраенными пуговицами, в мичманке с лакированным козырьком.
С т а р ш и н а (с трудом шевеля посиневшими от холода губами). Забросили?
В а х т е р (перекрикивая гул стадиона). Что?
С т а р ш и н а. Воткнули шведам, спрашиваю?
В а х т е р. Пять — четыре! Наши ведут!
С т а р ш и н а. Добро! (Трет перчаткой нос, поглядывая на батарею центрального отопления.)
В а х т е р (перехватив его взгляд, бурчит). Не положено посторонним, товарищ старшина!
С т а р ш и н а. Есть! Понятно! (Выходит.)
Г о л о с к о м м е н т а т о р а. Вперед проходит Юхансон! Силовой прием! Еще!.. Точная передача Локтева, но шайба опять у Юхансона! Вот он прорывается вперед и оказывается один на один с Пучковым… Бросок!
Гул стадиона.
С т а р ш и н а (в дверях). Кому?
Вахтер тычет пальцем в грудь, старшина хватается за голову.
Г о л о с к о м м е н т а т о р а. Итак, пять — пять! А главный судья этой интереснейшей международной встречи показывает, что время соревнования истекло! На этом мы заканчиваем трансляцию товарищеской встречи по хоккею с шайбой между…
Вахтер сердито дергает шнур, радио замолкает.
В а х т е р. Дает, вообще-то, этот Юхансон!
Старшина хочет что-то сказать, но губы его не слушаются и он поднимает большой палец.
Здорово ты, видать, закоченел!
С т а р ш и н а (с трудом). …Ак обака!
В а х т е р. Как собака, что ли?
С т а р ш и н а. Точно!
В а х т е р. А нечего форсить! Ишь, бушлатик нацепил, мичманку… Ты кого ждешь-то?
С т а р ш и н а. Зину Капкову. Из девятого цеха. Знаете?
В а х т е р. Я всех знаю. И ты полагаешь, что такая сосулька ей в радость? Садись, грейся. Курить хочешь?
С т а р ш и н а. Можно подымить.
В а х т е р (расстегивая кобуру, достает оттуда пачку папирос). Держи.
С т а р ш и н а. Спасибо, товарищ начальник! (После паузы.) Исключительно высокий уровень жизни у этих шведов.
В а х т е р. Разве?
С т а р ш и н а. Точно установленный статистический факт. Но целиком за счет грабительских военных поставок.
В а х т е р. Лекцию, что ли, слушал?
С т а р ш и н а. Вчера. А откуда вы знаете?
В а х т е р. Говоришь не по-человечески. Сам-то за границу не плавал?
С т а р ш и н а. Не приходилось. Я ведь — ВНОС.
В а х т е р. Кто?
С т а р ш и н а. Воздушное наблюдение и связь. На берегу служу.
В а х т е р. По сухопутью, значит, плаваешь?
С т а р ш и н а. Так выходит. (Спохватывается.) Только вы Зине не говорите!
В а х т е р. Про тропик Рака небось заливал?
С т а р ш и н а. Было такое дело. (После паузы.) Она ведь ничего обыкновенного признавать не хочет. В человеке, говорит, все должно быть прекрасно!
В а х т е р. Скажи на милость!
С т а р ш и н а. Точно! Она, думаете, меня за что отметила? За чечетку! На танцы в матросский клуб пришла, а я на ее глазах приз получил. Ну, чечетку я бью классно! Это общеизвестный факт!
В а х т е р. Да?
С т а р ш и н а. Точно! Познакомились мы с ней. Ну, туда-сюда, пятое-десятое… Полгода я за ней хожу, а она мне душу наизнанку выворачивает! На красоту испытывает! Гагарина, говорит, или Титова Германа узнавать нечего — они всему миру свою красоту доказали. Не в смысле внешности, а в смысле внутреннего содержания.
В а х т е р. Понятно.
С т а р ш и н а. А ты, говорит, для меня еще загадка. Все равно что кроссворд. Какой, говорю я, кроссворд, когда у меня все на виду, что по вертикали, что по горизонтали. Так нет, подвиг ей нужен!
В а х т е р. А ты пожар потуши или кожу свою кому-нибудь пожертвуй.
С т а р ш и н а. Разве что… Вася какой-то покоя ей не дает. Нет-нет да проговорится.
В а х т е р. Может, Анатолий? Есть у них в бригаде орел. В газете его портрет напечатали.