К о л ы в а н о в. Братцы, братцы! Вы про что, собственно? Про них или про себя?
С т е п а н. Разберись попробуй! В чем мы разные, в чем похожи.
К о л ы в а н о в. Делами мы похожи. В настоящем деле, как в бою. Все как на ладони! Сильный ты или слабый, свой или чужой. Вспомните!..
Уходят в темноту музейные стенды. Освещается игровая площадка. Стоит полуразобранный броневик. Макая кисть в ведерко с разведенным мелом, Степан старательно выводит на мятом от пробоин кузове: «Трепещите, тираны!» Поставил жирную точку. Отошел. Прищурился. Переделал точку в восклицательный знак. Очень довольный собой, обернулся к Глаше.
С т е п а н. Смотри, Глаха…
Г л а ш а. Здорово! Буквы только кривые!
С т е п а н. Ты не на буквы смотри, а вникай, что написано!
Ф е д о р. Про себя сочинил?
С т е п а н. Это почему же?
Ф е д о р. Кто здесь тиран? Ты и есть!
С т е п а н. А ты, землепашец, помолчи! Не твоего ума дело! В Союз не вступаешь, в текущем моменте не разбираешься! И чего тебя Колыванов в мастерскую пристроил? Таскал бы вещички на вокзале да за чаевые кланялся! Что ты в слесарном деле понимаешь?
Ф е д о р. Что броневик без колес, это я понимаю!
С т е п а н (мрачно). Это и дурак поймет! (Помолчав.) Будут когда-нибудь запасные части или нет? (Кричит.) Механик! Павлов, будь ты трижды!
Г л а ш а. Не кричи (кивнула в угол). Саню разбудишь. Третью ночь не спит!
С т е п а н. А я сплю?!.
Ф е д о р. Сравнил! Чай он мальчонка совсем!
С а н ь к а. Пожар, что ли?
Г л а ш а. Вроде… Степан разбушевался.
С а н ь к а. А я сон видел… Будто сплю, а вокруг меня голуби воркуют. Своих-то я выпустил, пока не изжарили. И голубятню заколотил. Верите: улетать не хотели! Кружили, кружили… Я их шугаю, а они над голубятней кружат. Обратно просятся!.. Я чуть не заплакал.
Г л а ш а. А может, заплакал?
С а н ь к а. Ну и заплакал. Привык я к ним очень! (Помолчав.) Колеса не ставите?
С т е п а н. Где они, колеса?
С а н ь к а. Весело!..
Появляется Н а с т я. Она, пожалуй, старше всех. Ровесница Алексея Колыванова. В руках у нее узелок.
Н а с т я. Не обедали еще?
С т е п а н. Бламанже из рябчиков не готово! Закрыта ресторация!..
Н а с т я (развернув узелок). Картошка вареная. А хлеба нет.
Г л а ш а (вынула ломоть хлеба). Вот…
С а н ь к а (полез за пазуху, торжественно). Три котлеты!
С т е п а н. Ого!
С а н ь к а. Пшенные.
С т е п а н. За такие шутки знаешь что полагается? (Вынул из кармана две луковицы.) Хотел на махорку сменять… Да ладно!
Н а с т я. Откуда, Степан?
С т е п а н. От верблюда! Мешочнице подсобил.
Н а с т я. Луком расплатилась?
С т е п а н. Держи карман шире! Медяков сыпанула. Сквалыга!
Н а с т я. А лук-то откуда?
С т е п а н. Спер.
Г л а ш а. И не стыдно?
С т е п а н. Еще чего? Экспроприация капитала называется.
Г л а ш а. Да? Я думала, это по-другому называется.
С т е п а н. А ты меньше думай, больше есть будешь.
С а н ь к а. Налетай, братва!
Н а с т я. Садись, Федя.
Ф е д о р. Не хочу я…
Н а с т я. Садись! Тут на всех хватит.
С а н ь к а. Факт! Смотри, сколько навалили!
Ф е д о р. Да ешьте вы сами! Сытый я! Сытый! (И вышел.)
С а н ь к а. Чего это он?
С т е п а н (повертел пальцем у виска). Туркнутый!.. (После паузы.) До чего картошка сухущая! Не проглотить!
Г л а ш а. А ты задумай, что это не картошка вовсе. Сразу вкусней будет!
С т е п а н. Как это — задумай! Картошка-то — вот она. В руке у меня.
Г л а ш а. Это ничего… Я всегда так делаю… Мы когда окопы последний раз рыли, до того я устала — лопата из рук валилась. Я и задумала — будто в одной старой-престарой крепости томится отважный революционер. На рассвете его поведут на казнь. И чтоб спасти этого революционера, нужно вырыть подземный ход. А скоро утро, торопиться надо. Подумаешь, ладони я до крови стерла! Заживут ведь ладони, верно? Зато какого человека от смерти спасу!
С а н ь к а. Успела?
Г л а ш а. Чего успела?
С а н ь к а. Ну… этот… подземный ход вырыть?
Г л а ш а. А-а!.. Нет. Работу кончать велели.
С а н ь к а. Жалко.
Г л а ш а. Ага… Еще бы немного, и успела. (Помолчав.) Ты что так на меня смотришь, Степа?
С т е п а н. Так… Тебе бы в кино выступать.
Г л а ш а (обрадованно). Правда?
С т е п а н. Они там все такие!
Г л а ш а. Какие?
Степан опять повертел пальцем у виска. Глаша, отвернувшись, сгорбилась, Степан увидел, какими острыми стали вдруг ее плечи, длинными руки, помрачнел и принялся ожесточенно жевать.
Вошел Ф е д о р. Шмякнул на стол завернутый в газету сверток.
Ф е д о р. Вот! Воблина тут. Целая!
С а н ь к а. Живем, братва!
С т е п а н. Погоди, Сань!.. (Федору.) Сам небось умять хотел? Потому и обедать с нами не садился?
Ф е д о р. Был такой грех…
С т е п а н. А чего же приволок?
Ф е д о р. У самих есть нечего, а меня зовете.
С т е п а н. Ну и что?
Ф е д о р. Что я, не человек? Размяк!
С т е п а н. Я лично этот несознательный харч есть не буду! И вам не советую.
С а н ь к а. Отравимся?
С т е п а н (взглянув на Глашу). Отравление бывает не только на почве пищи.
С а н ь к а (с набитым ртом). Проверим! Нажимай, ребятишки!..
Все принялись за еду. Только Степан сидел в стороне и насвистывал что-то сквозь зубы.
Н а с т я. Не свисти. Денег не будет.
С т е п а н. А на кой мне деньги?
Н а с т я. Мало ли… Вдруг жениться надумаешь? На свадьбу.
С т е п а н. Сдурела? (И опять покосился на Глашу.) С чего это мне жениться?
Н а с т я. Ну а вдруг? Любовь если?
С т е п а н. Что ты заладила как сорока: «Любовь, любовь!» Где она, эта любовь? Разговоры все!
Г л а ш а (негромко). Почему это разговоры?
С т е п а н (отчаянно). А потому! Где ты ее видела? В кино только!.. С чем ее едят, знаешь? С повидлом? С маслом подсолнечным? На ситный хлеб ее мажут?
Г л а ш а. Если так про любовь думать…
С т е п а н. Тогда что? Ну, что?!
Г л а ш а (не сразу). Тогда и жить незачем.
С т е п а н (растерянно). Жизнь-то при чем?
Г л а ш а. Если человек любовь с повидлом равняет, значит, ничего высокого у него в жизни нет. И жить такому человеку незачем. Лучше умереть.
Все притихли. Смотрели то на Глашу, то на Степана.
А он сидел на ящике, глядел в пол и чувствовал, как жаром наливаются у него щеки, лоб, уши, шея. И сидеть стало неудобно, как будто затекли ноги. И почему-то смотреть на всех стыдно! Разве о таком вслух говорят? Ну, сболтнул про повидлу эту дурацкую! Что же, он должен был при всем народе орать: «Ах, люблю тебя до гроба!»? И одной-то никогда не скажешь: язык не повернется. И чего говорить? Слепая она, что ли? Степан поднял голову и увидел Глашины глаза. Она смотрела на него так, как будто Степана здесь не было. Он даже подвинулся на своем ящике, чтобы оказаться напротив. А она его не видела. Не хотела видеть. Не было сейчас здесь никакого Степана. Не было, и все тут! Так они и сидели, молчаливые и растревоженные, когда в мастерскую вошел А л е к с е й К о л ы в а н о в. Сел на свободный ящик, провел ладонью по лицу, как после сна, и спросил:
К о л ы в а н о в. Закурить нет?
С а н ь к а (протянув ему самокрутку). Держи.
К о л ы в а н о в (после паузы). Горькая какая-то махорка.
Н а с т я. Может, хлеба хочешь?
К о л ы в а н о в. А есть?
Н а с т я. Немного. (Помолчав.) Ты чего такой, Леша?
К о л ы в а н о в. В Чека я ходил. Насчет запасных частей.
С т е п а н. Чека-то при чем?
К о л ы в а н о в. Выписывали нам запасные части. А сюда не довезли! Постарались гады какие-то!
С т е п а н. Инструмента тоже никакого!
К о л ы в а н о в. А без броневиков зарез. Плохо на фронте!
Появился П а в л о в. Невысокий крепкий человек в кожанке и коричневых крагах. Открыто улыбнулся.
П а в л о в. Привет, работнички! Вы что невеселые?
К о л ы в а н о в. Как с инструментом, товарищ Павлов?
П а в л о в. Я из них там всю душу вытряс! Понасажали, понимаешь, саботажников! А как с запасными частями, Леша?
К о л ы в а н о в. Будут.
П а в л о в. Вот и ладно! (Похлопал ладонью по кузову броневика.) А этого инвалида в цех. Рессоры будем наваривать!
С т е п а н. Не дотащить!
П а в л о в. А мы его, голубчика, на катки. А ну, взяли! Саня, захвати домкрат!
С а н ь к а (весело). Сделаем!
Броневик выкатили из мастерской. Санька с трудом поднял тяжелый домкрат и прислушался. На чердаке громко ворковали голуби.
Выходит, не приснилось! (Крикнул.) Федя!..
Ф е д о р (остановился у выхода). Ну?
С а н ь к а. Снеси домкрат, а? Я залезу, посмотрю… Слышишь, голуби на чердаке? Вдруг мои к ним прибились… Хоть одним глазком взгляну!
Ф е д о р. Лезь!.. А не свалишься?
С а н ь к а. Нет такой крыши, с которой бы я свалился!
Ф е д о р (засмеялся). Пацан ты еще совсем!
С а н ь к а. Я — член Союза молодежи! А вот ты почему не вступаешь?
Ф е д о р. Погожу. Я человек основательный. Разобраться мне надо что к чему.
С а н ь к а. Ну, давай! Разбирайся! А я — на чердак!
Федор вышел. Санька скрылся за ящиками.
Пауза.
В мастерскую вошел человек в защитного цвета френче, полувоенной фуражке с большим козырьком. Оглядел пустую мастерскую и недовольно поморщился. Вынул из кожаного портсигара папиросу, закурил, нетерпеливо посматривая на дверь.
Вошел П а в л о в. Увидел человека во френче, покачал головой.