Василий, глядя в глаза Алексею, выпивает свой стакан до дна. Алексей, отхлебнув из своего, закашлялся и отставил стакан в сторону.
П а р е н ь. Не в то горло, что ли? (Василию.) А ты, я вижу, употребляешь! Закусывай.
В а с я. Покурю…
П а р е н ь. С чего это тебя к нам занесло?
В а с я. Решил поглядеть, как гуляете.
П а р е н ь. Ну и что, увидел?
В а с я. Не богато.
П а р е н ь. Сегодня не богато, завтра в красном вине ноги мыть будем.
В а с я. Без мыла?
П а р е н ь. Как пожелаем! А ты за кусок мыла восемь часов в день вкалываешь! Или теперь семь?
В а с я. Семь… Только мы на мыло не считаем!
П а р е н ь. Миллион у тебя на книжке?
В а с я. А зачем мне миллион? Как Остапу Бендеру, с ним мучиться?
П а р е н ь. Это какой же чудак с деньгами мучился?
В а с я. Был один такой…
П а р е н ь. Лапоть! Дали бы мне миллион!
В а с я. Ну и что бы ты с ним делал?
П а р е н ь. Жил бы! По потребностям.
В а с я. Разбираешься…
П а р е н ь. А ты как думал?
В а с я. Не выйдет у тебя.
П а р е н ь. Не пустите, значит, в коммунизм?
В а с я. Нет.
П а р е н ь. Пролезем! На вашем горбу!.. А вообще-то я ждать не расположен. Мне в молодые годы охота в свое удовольствие пожить.
В а с я. Разве ты живешь?
П а р е н ь. А что же я делаю? Прозябаю, да?
В а с я. На чужого дядю работаешь. В шестерках ходишь.
П а р е н ь. Я?!
В а с я. И ты, и он… и Алешка! На Зубка работаете. За него и сроки отсиживаете.
П а р е н ь. Ты Зубка не тронь! Он тебе не чета!
В а с я. Это точно! Я с вами за одним столом сижу, а он брезгует.
П а р е н ь. Замолчи, гад! (После паузы.) И лекторий тут не устраивай! Я этих лекций за пять лет вот как наслушался!
В а с я. Где?
П а р е н ь. Тебе не доехать!
В а с я. А я в ту сторону не собираюсь. Мне юг больше нравится.
П а р е н ь. Короче! Зачем явился?
В а с я (указывая на Алексея). За ним!
П а р е н ь. А на что он вам теперь? Замаранный-то! Ну, раньше вы под его марку делишки свои обделывали. Звонили, как балаболки: «Перевоспитываем, доверяем!» А как до дела дошло, так за грудки, руки ломать, в свисток свистеть? Где же ваше товарищество хваленое?
Н ы р к о в. За премию человека продают! У них это просто.
В а с я (парню). В «три листка» играешь? И передернуть толком не умеешь!
П а р е н ь. В чем я соврал? Суд над ним будет?
В а с я. Поговорим. По-товарищески…
П а р е н ь. А это бара-бир! Условно навесите — будет всю дорогу под участковым ходить. А за что? Свой инструмент вынес! Сами в руки сунули, а потом подловили! Это называется — он вам друг, товарищ и брат, да?
В а с я. Да! И горишь ты, как твоя пижама, малиновым пламенем! Судить мы его будем не за то, что он эти резцы вынес, а за то, что сменщику их не оставил!
А л е к с е й. Что?!
П а р е н ь (растерянно). Погоди! Это как так?
В а с я. А вот так! Почему он должен хорошим инструментом работать, а товарищ его плохим?
П а р е н ь. Ну, это ты брось! Такой и статьи нет, чтоб за это судили.
В а с я. А тебя по ней никто судить и не будет. Рылом не вышел. Твои статьи все в уголовном кодексе помещаются!
А л е к с е й (с трудом). Вась… ты почему раньше не приходил? Вась… Я всю подушку зубами изорвал. Вась… (Плачет.)
В а с я. Не надо, Алешка. Не надо при них. Пойдем!
Н ы р к о в (парню). Уйдет ведь… Слышишь!
П а р е н ь (заложив руки за спину, подходит к Василию, тупо бормочет). Не уйдет… Никуда он не уйдет! (Коротко размахнувшись, бьет Василия бутылкой по голове.)
Глухо застонав, обхватив рукам» голову, Василий оседает на пол к ногам парня.
И все! Концы!
Алексей непонимающе смотрит на лежащего Василия, потом медленно поднимает тяжелый табурет и идет на парня. Разбивается и гаснет задетая табуретом лампа.
З а н а в е с.
Комната в заводоуправлении. Стол, покрытый кумачовой скатертью, на стенах плакаты, в углу свернутое знамя. За окном мокрые, словно отлакированные, ветки молодого деревца и по-весеннему прозрачное небо. У стола сидит З и н а и сердито выговаривает кому-то в телефонную трубку.
З и н а. Ты подожди… Это вторая хирургия? Да подожди, слушай! Что ты заладила: в справочное, в справочное… У нас непосредственно с вами контакт установлен. Ты недавно тут, что ли? Из терапии перевели? Оно и видно! Записывай телефонограмму… Больным не передаешь? Слушай, подружка, ты что, обратно в терапию хочешь? Или куда пониже! Из горздрава говорят! Ну, давно бы так! Пиши: восьмая палата, Василию Малинину… Нет такого? Слушай, переводись в психиатрию! Ладно, ладно! Пиши: наша технология пошла! Технология! Слушай, ты в ухе-горле-носе не работала? Тех-но-логия!.. Наконец-то! Слушай, иди в родилку работать. Твое призвание! Ладно, пиши: технология пошла… Куда пошла? Он знает куда! (Вешает трубку.)
Входит К о н с т а н т и н Т и м о ф е е в и ч Ш о х и н. В руках у него банка варенья.
Д я д я К о с т я. Ты сегодня в больницу пойдешь?
З и н а. Шура. У меня занятия вечером. Чего принесли?
Д я д я К о с т я. Черная смородина. Самый витамин!
З и н а. Своя?
Д я д я К о с т я. У нас в доме вся закуска своя. Что к чаю, что к водке. Осуждаешь?
З и н а. С одной стороны — осуждаю, с другой — завидую.
Д я д я К о с т я. Это как же?
З и н а. Приятно, наверно, когда у тебя дом настоящий, гостей позвать можно… А с другой стороны — мещанство это и пережиток!
Д я д я К о с т я. Так ты за или против?
З и н а. Я мыслю диалектически! Понятно?
Д я д я К о с т я. Нет.
З и н а. Формулировать научилась, объяснить еще не могу. В общем, сама с собой борюсь.
Д я д я К о с т я. Теперь понятно. Вроде выпить охота и совесть не велит.
З и н а. Вот-вот!
Смеются. В комнату входят А н а т о л и й, Ш у р а и А л е к с е й. Они в рабочих костюмах. В руках у Анатолия бутылка молока. Он дожевывает бутерброд, время от времени прикладываясь в бутылке.
А н а т о л и й. Давайте, братцы! Скоро обеденный перерыв кончится. Шура, бери бумагу, пиши.
Ш у р а. Не понимаю я! Ну как можно писать: обязуюсь быть добрее, чище, бескорыстнее?
А н а т о л и й. А кто тебя заставляет так писать? Пиши про показатели.
Ш у р а. А если я хочу лучше стать? Человечески! Вот говорят — злая я, гордая, сухарь в юбке… Может быть, мне легче надо к людям относиться?
А н а т о л и й. Не мешало бы.
З и н а. Не про тебя речь, между прочим. Она вообще говорит. Верно, Шура?
Ш у р а. Конечно! Вот как об этом написать?
А н а т о л и й. Так и пиши: обязуюсь улучшить свои производственные показатели, а также отношение к людям.
Ш у р а. До чего мы к словам казенным привыкли!
Д я д я К о с т я. Приучили нас, вот и привыкли. Мы тут с моим напарником помозговали и решили за новые станки встать. Так, Алеха?
А л е к с е й. Так.
А н а т о л и й. Вот это обязательство! Это я понимаю!
З и н а. А у меня, как у Шуры… не запишешь.
А н а т о л и й. Ну вот! От тебя-то я никак не ожидал!
З и н а. А я — как торт «Сюрприз». Меня сразу не угадаешь.
А н а т о л и й. Ладно! Давай записывай, Шура.
З и н а. Жить красиво мечтаю.
А н а т о л и й. Что? Шура, зачеркни!
Ш у р а. Почему?
А н а т о л и й. Ну что это за обязательство? Красиво жить!
З и н а. А что? Я вот свариваю обшивку, а потом в углу плиты электродами расписываюсь. Как художник на картине! Поплывет наш танкер по морям, а на его обшивке две буковки: З. К. — Зина Капкова! Маленькие! Не увидит их никто, а все равно красиво!..
А н а т о л и й. Ну и какое же ты берешь обязательство?
З и н а. Ты что, нарочно?
Ш у р а. Не понял он ничего, Зина!
А н а т о л и й. Все понял! Не такой уж тупой, как ты думаешь. От меня-то бумагу требуют, а как это все запишешь?
Ш у р а. Да не надо записывать! У нее, может быть, в сердце это записано.
З и н а. Вот!.. Точно сформулировано!
А н а т о л и й. Да согласен я!.. Но требуют ведь!..
В комнату входят к о р р е с п о н д е н т р а д и о и з в у к о о п е р а т о р.
К о р р е с п о н д е н т. Разрешите? Здравствуйте! Привет, товарищ Бобров! Опять мы с вами встретились. Что-то вы давно к нам на радио не заглядывали? Как успехи?
А н а т о л и й. Спасибо. Ничего.
К о р р е с п о н д е н т. Скромничаете! Мне сказали, что вы здесь обязательства обсуждаете. Давайте мы быстренько вас запишем. На раз! Вы ведь старый радиоволк… Как у тебя, Юрик?
О п е р а т о р. Порядок.
К о р р е с п о н д е н т. Минуточку тишины, товарищи! (В микрофон.) Мы находимся сейчас в прославленной бригаде, которой руководит Анатолий Бобров…
А н а т о л и й. Я не руковожу.
К о р р е с п о н д е н т. Что? Сотри, Юрик.
А н а т о л и й. Не бригадир я, говорю.
К о р р е с п о н д е н т. А кто?
А н а т о л и й. Старший рабочий…
К о р р е с п о н д е н т. Ага… Понятно… Давай, Юрик! (В микрофон.) Мы беседуем сейчас со старшим рабочим прославленной бригады Анатолием Бобровым. Скажите, пожалуйста, товарищ Бобров, какие обязательства взяла ваша бригада в канун международного праздника трудящихся Первого мая?
А н а т о л и й. Вообще-то это не моя бригада… Но я, в общем и целом, скажу… Значит, так…
К о р р е с п о н д е н т. Сотри, Юрик… Я вам сейчас текстик набросаю, товарищ Бобров.
Ш у р а. Не надо ему ничего набрасывать! Хватит с него текстиков! Что вы из человека магнитофон делаете! Всю жизнь мне с ним по бумажке жить?!
К о р р е с п о н д е н т. Позвольте…
Ш у р а. Не позволю!.. Был парень как парень, а его на витрину, за стекло, как образцово-показательную куклу! Ярлык с ценой еще приклейте на какое-нибудь место!.. Ох, бумажки эти… Не зря, наверно, когда по ней читают, глаза от людей закрыты. А нам стыдиться нечего! Если и не так что — разберемся. Сами себе хозяева! А за бумажку прятаться — человека потом не найдешь. Не будет он ничего говорить! Все! Кончились его речи!..