С т е п а н. Опять сначала! Смирно, вольно… Ложись, беги… Надоело!
К о л ы в а н о в. Разговорчики в строю! Что тебе надоело?
С т е п а н. Обучение мне наше надоело! Я беляка, если надо, голыми руками за горло возьму!
К о л ы в а н о в. Голыми руками, говоришь?
С т е п а н. Факт!
К о л ы в а н о в. Выйди из строя.
С т е п а н (шагнув вперед). Ну, вышел!
К о л ы в а н о в. Бери меня за горло.
С т е п а н (растерянно). Чего?
К о л ы в а н о в. Давай, давай! Покажи, как беляка душить будешь.
С т е п а н (не веря). Показать?
К о л ы в а н о в. Сколько раз тебе говорить?
С т е п а н. Ну, держись, Леха!..
Степан бросился на Колыванова, но тот сделал неуловимо точное движение рукой и ногой, никто не успел толком ничего разглядеть, а Степан уже лежал на земле.
С т е п а н (все еще лежа). Джиу-джитсу?
К о л ы в а н о в (потер раненую руку). Ага…
С т е п а н (поднимаясь). У скаутов научился?.
К о л ы в а н о в. У беляков тоже кое-чему можно научиться.
С т е п а н. Не понимаешь ты меня, Леша. Ну, что мы делаем? Броневики латаем, с ружьем по садику разгуливаем. А я, может, такое хочу совершить, чтоб сразу в мировом масштабе!
К о л ы в а н о в (смеясь). Гордый ты!
С т е п а н. Ау нас вся фамилия гордая!
К о л ы в а н о в. Ладно! Будут у нас дела и в мировом масштабе! Становись! Смирно!..
Г л а ш а (шепотом). Степа…
С т е п а н. Ну?
Г л а ш а (сунув ему самокрутку). На, покури.
С т е п а н. А сама?
Г л а ш а (не сразу). Никогда я не курила. И не буду!
С т е п а н. Брось!..
Степан чуть не выронил винтовку от удивления, широко раскрыл глаза и уставился на Глашу. Та рассмеялась.
К о л ы в а н о в. Что за смешки?.. Слушай мою команду! В патруль назначаются бойцы — комсомольцы отряда особого назначения — Жарков Степан, Зайченко Федор, Солдатенкова Настя…
Затихает голос Колыванова. Гаснет свет на игровой площадке. В луче прожектора, у стенда, С т е п а н.
С т е п а н. По петроградским улицам люди в ту пору ходили по-разному. Одни выходили из дому только днем, и то по крайне неотложным делам: отстоять очередь за пайковой осьмушкой хлеба или выменять на толкучке вязанку дров. Патрулей они побаивались, но все-таки старались держаться поближе к ним, пока им было по пути. Другие появлялись в городе с наступлением темноты, и тогда на пустынных улицах раздавались крики случайных прохожих, слышались одиночные выстрелы и топот сапог убегавших грабителей. Эти предпочитали с патрулями не встречаться. Но с недавних пор в городе появились люди, не похожие ни на тех, ни на других. Ни драповое пальтишко, ни чесучовый летний костюм не могли скрыть их военной выправки. Редко ходили пешком, стараясь затеряться в трамвайной толчее или сесть на случайно подвернувшуюся пролетку. Останавливали они ее за три-четыре дома до нужного им, расплачивались и, когда пролетка отъезжала, улучив момент, ныряли под арку ворот, черным ходом поднимались по узкой лестнице и стучались в дверь условным стуком. Сталкиваться с патрулями им было не с руки, а если сталкивались, дело доходило до перестрелки.
Дежурить в патруле я любил. Но больше всего мне правились вот эти короткие минуты построения, когда Колыванов называл посты караулам и улицы патрулям. Тогда нам казалось, что мы уже на фронте и командир говорит не о привычных с детства улицах и переулках, а шифром обозначает места, где скопился противник, на которого мы сейчас обрушимся.
Вот и сейчас я стоял, сжимая в руках винтовку, и ждал, когда же пропоет атаку звонкая труба, тревожно заржут кони, ахнет под копытами земля, а я буду скакать на белом своем коне, почти прижимаясь к его горячей шее, чтобы удобнее было рубить наотмашь, и такими яркими будут в небе звезды, что синью заполыхает клинок в руках!
Голос Федора: «Степан! Оглох ты, что ли?»
Ну вот… Никакой у меня сабли нет, не в конном я строю, а в пешем, и пойдем мы сейчас не в атаку, а до утра будем мерять шагами пустые улицы!
Голос Федора: «Заснул ты там?»
Погас прожектор, освещающий стенды. Зажегся свет на игровой площадке. На ней уже нет комсомольского строя. Стоит один Ф е д о р с винтовкой за плечом.
С т е п а н (появляясь на игровой площадке). Чего тебе?
Ф е д о р. В патруль нам с тобой велено.
С т е п а н. Не велено, а приказано. Деревня! Куда идти?
Ф е д о р. От бараков до переезда.
С т е п а н. Тьфу ты!.. Это же все равно что у себя во дворе сидеть!
Ф е д о р. Это почему же?
С т е п а н. Кому в голову взбредет ночью по пустырю шастать?
Ф е д о р. А за бараками если пройдут?
С т е п а н. За бараками болотина, а дальше лесок и шоссейка на Пулково. Чего там людям делать? Ну, удружили!..
Ф е д о р. А чего? Домой заскочить можно, чайком побаловаться.
С т е п а н. Я тебе побалуюсь!
Ф е д о р. Испугал! (После паузы. Хитро.) Глаха-то в патруль вчера ходила. Сегодня свободная.
С т е п а н (настороженно). И что дальше?
Ф е д о р. Дома сидит. Греется у печки.
С т е п а н. Ну и пусть греется. Мне-то что?
Ф е д о р. Ой ли?
С т е п а н. Поойкай мне! Так заойкаешь, своих не узнаешь!..
Ф е д о р. Чего же тогда взбеленился?
С т е п а н. А ничего! Нужна мне твоя Глаха как пятая спица в колесе!
Ф е д о р. Спица не спица… А занозила тебя крепко!
С т е п а н. Сам ты заноза хорошая! Смотри, выдерну!
Ф е д о р. Дергай, не пугливый!
С т е п а н. Связываться еще со всяким!.. (Помолчав.) Давай двигай! Я на пустырь, ты к переезду.
Ф е д о р. К баракам поближе потянуло?
С т е п а н. Ох, потяну я тебя сейчас! Кто старший в наряде?
Ф е д о р. Ты.
С т е п а н. Все. Исполняй приказание!
Ф е д о р. Да ладно… Пошел я! (Уходит.)
Степан проследил за ним взглядом, поправил за плечом винтовку, направился в противоположную сторону. Луч прожектора проследил за его движением и остановился, когда Степан присел на возвышение-круг. Задумчиво вгляделся в зрительный зал и будто увидел там все, о чем рассказывает.
С т е п а н. Ранняя выпала осень… Вечера такие холодные, что трава на пустыре покрывается инеем. А похож он на крупную соль… Пустить бы сюда сейчас лошадь, она сначала слижет иней, удивится, что он не соленый, и примется с горя хрумкать ломкую, побуревшую уже траву. Белая такая лошадь с рыжей отметиной на лбу! Или вороная! Да нет, вороную в темноте не увидишь, лучше белая… Черт-те что в голову лезет! Придумываю всякое-разное вроде Глахи. С чего бы?.. А Глаха, наверно, дома сейчас. Это Федька угадал. Сидит у печки, с тетей Катей беседы разводит. А обо мне небось и не вспомнит! Нужен я ей!.. (Степан шумно вздохнул, встал, дернул плечом, поправляя винтовку, и ушел в темноту.)
Осветилась игровая площадка. На ней — Г л а ш а и Е к а т е р и н а И в а н о в н а.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Дожили… Жмых вместо хлеба выдают! Ну да ладно… Мы его перемелем и лепешки печь будем! А пока можно и так пожевать… Ты что куски прячешь? Ешь! Захочешь, еще дам.
Г л а ш а (не сразу). Это я для Степы.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. А-а!.. (Помолчав.) Любишь ты его, что ли?..
Г л а ш а (испуганно). Кого?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Степана. Кого же еще?
Г л а ш а (после долгой паузы). Не знаю я ничего, тетя Катя… А только увижу его — и как весна на дворе!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Выходит, любишь… Ну, а он что, Степка-то?
Г л а ш а (вздохнув). Говорит, предрассудок.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Тебе говорит?
Г л а ш а. Нет… Про меня он не знает. Вообще говорит.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Вообще можно все, что душеньке угодно, говорить. Ишь чего выдумал: предрассудок! Выходит, у нас с Иваном Емельяновичем пятнадцатый год этот самый предрассудок тянется! Дурак он, твой Степка!
Г л а ш а. Нет, тетя Катя! Какой же он дурак? Гордый только очень.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (вдруг рассердилась). Ну и опять, выходит, дурак. Кому такая гордость нужна? Гордость-то, она, девонька, хороша, когда правда на твоей стороне, а без этого грош ей цена. Индюк тоже гордый!
Г л а ш а. Ну уж вы скажете, тетя Катя! Индюк! (И рассмеялась.)
Послышался приглушенный выстрел, за ним второй.
Что это? Неужели Степа? В патруле он!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (скрывая тревогу). Сразу уж и Степа! Стреляют и стреляют… Мало ли!
Ф е д о р (появляясь). Степана нет здесь?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Не заходил. Кто стрелял?
Ф е д о р. Я… (С отчаянием.) Я, тетя Катя, человека убил.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Господи! Да ты что говоришь?
Ф е д о р. Совсем убил… Не дышит! (И всхлипнул.) Чего теперь со мной будет? В тюрьму, да?
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (почти кричит). Да погоди ты! Погоди! В тюрьму, в тюрьму… Толком сказать можешь?
Ф е д о р. Дак я говорю… (Опять всхлипнул.) Я ему кричу: «Стой!», а он бежит. Я опять кричу, а он все равно! Ну, я и пульнул, как по инструкции…
Г л а ш а. Пульнул, пульнул! Слышали, что пульнул. В кого стрелял-то?
Ф е д о р. Говорю же я… Мы со Степаном в патруль назначены… Ну, пошли… У переезда разошлись… Один я, значит, иду…
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Да не тяни ты, ради господа! Ушел, пришел…
Г л а ш а. Стрелял, тебя спрашивают, в кого? Свой он, чужой? С оружием был или нет?
Ф е д о р. Разве я знаю? Свой он, не свой… Не видел я его раньше… Я ему: «Гражданин, документы!» А он шасть от меня — и ходу! Ну, я и стрельнул… Упал он как-то неловко, будто ногу подвернул… Подхожу, а он…