— Уважаемый Пахомий, врага мы разбили, но не уничтожили. Часть сумела уйти и Ральф Крикун — среди них. Думаю, надо снарядить отряд преследователей и захватить их логова. Там запасы, оружие, зелье огненное, пленники, а главное, сами укрепления, в которых разбойники быстро оправятся и снова начнут угрожать и городу и торговым обозам.
— Согласен, надо добивать пока слабы, да и не ждут они такого, уверен, сидят теперь раны зализывают… Но сделать все надо срочно и тайно, иначе лови ветра в поле…
— Значит, завтра наберем охочих до драки молодцов и в ночь двинем в горы.
— Проводники нужны. Мы, знамо дело, пленных поспрошаем крепко, — и, откликаясь на немой вопрос князя, добавил успокаивающе, — но не до смерти. Только все равно…
— Если толком объяснят — найдем быстро, я с Шатуном хочу сговориться, пусть проведет до места нужного.
— Толково. Трогг мужик серьезный и с теми разбойниками, что на Гребенск напали враждует издавна…
Последняя фраза показалась князю любопытной. «Вот значит, как… враждует с теми, что напали… а с другими наоборот, видать, дружбу водит… ох и не прост охотник… и с дворянами знакомства водит и с Марфой, а через нее с тем же Саблиным… Вот и проверим, что за человек, разом».
— Переговорите с главами семей и будьте готовы выступать.
Оба поднялись с низких деревянных кресел и Пахомий, верно угадав новый замысел князя сказал:
— Вы, князь Адам, на площадь собираетесь? И сей же час хотите народ кликнуть себе на службу?
— Так и есть, — порадовался проницательности Саблина Борут. «С умным легко заедино быть — сам знает, чем и когда помочь, лишний раз не требует носом тыкать да приказывать».
— Так я и люди мои с вами поедем. И нам честь и вам почести.
— Добре. Тогда созывайте воинов, не мешкая.
Пышная и так воинственно выглядящая процессия собрала вокруг себя полгорода. Звонкий голос боевого рога Саблиных разнесся далеко, достигнув самых отдаленных уголков Гребенска и острой иглой кольнув сердце ходившего мрачнее тучи Куцего, который в тот миг стоял посреди опустевшего двора своего трактира.
Адам не стал сходить с коня. Буран, чувствуя всю важность и торжественность момента, застыл неподвижно, лишь поводя огненным глазом по сторонам.
— Слушай, слушай, слушай! Честные люди града Гребенска! Князь Адам Борут, славный защитник нашего города, кастелян Чернагоры объявляет о наборе в полк всем охочим до ратной службы храбрецам!
У Мити оказался звонкий, ясный и на удивление громкий голос. А может, просто тишина такая стояла? Кто знает? Дмитрий повернувшись к Адаму, молча, одним взглядом спросил — что делать дальше? И Борут, благодарно качнув ладонью, привстал на стременах и сам обратился к горожанам.
— Здравствуйте гребенцы! Завтра, в полдень, жду молодцов к себе — в замок. Кто явится конно и оружно — станут товарищами нового Гребенского полка! А кто придет сам-третий — получит оружие и всю воинскую справу от меня. Платой не обижу. Обещаю беречь жизнь каждого из своих воинов и пусть в том Господь будет мне свидетель.
Снова опустившись в седло, Адам замолчал, спокойно озирая сотни человеческих лиц, седобородых и еще безусых, юных и взрослых, мужских и женских. «Теперь это мой народ» — твердо решил он сам для себя.
— Слава князю Адаму! Борут! Борут! Гайда! — многоголосый клич разнесся над площадью, подхваченный сотнями глоток.
Адам в ответ молча снял шапку и склонился в седле, в знак благодарности к жителям Гребенска.
Глава 2
Улица уже опустела, всех убитых и раненых увезли под властным руководством советника Саблина, лишь редкие прохожие медленно брели, то и дело останавливаясь и разглядывая разрушения. А Марица все стояла, до боли сжав кулаки, не сводя невидящего взгляда с далекого и такого близкого замка Чернагоры.
Она вздрогнула, когда рука Павла осторожно легла на ее плечо и посмотрела на него таким отрешенно — чужим взглядом, что Пашута растерялся, почувствовав странную робость, забыв, что хотел сказать.
— Пойдем в дом, Марица! — Наконец произнес он хриплым голосом. — Я сходил в церковь, за котомкой отца Филарета. Надо бы заварить травы. Или пусть Клава…
— Что? — Спросила девушка, но тут же воскликнула: — Да, да, пойдем. Я задумалась… Нет, я сама заварю.
В доме было тихо, отец Филарет внимательно глянул на девушку, принимая у Павла свою котомку. Она успокаивающе улыбнулась, правильно оценив его взгляд:
— Я помогу вам, отче, только скажите — что сделать.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он, — а то одному мне не справиться. Ну что, спасем доброго молодца? — Его слова прозвучали так весело и лукаво, что даже Павел немного просветлел.
Рассказав Марице как заварить травки, которые он отобрал, священник вернулся в комнату, где лежал сын головы. Павел принес воды, и скоро пахучие лекарства были готовы. В небольших плошках девушка расставила их на столе, рядом с кушеткой. Павел принес бинтов, которые успела наготовить тетка Клава.
— Ну вот, можно и приступить, — довольно сказал священник, засучивая рукава подрясника.
Отец Филарет склонился над раненым, внимательно разглядывая рану на голове. Кровь ему удалось остановить, но парень потерял ее слишком много. Повернувшись, священник попросил Марицу подать ему иголку и нить. Девушка бросилась в светелку, где хранилось ее рукоделие, но у лестницы столкнулась с такой картиной, что пришлось задержаться. Тетка Клава, сама с перевязанной головой стояла в дверях, не пуская в дом голову.
— Не пущу! — непререкаемым тоном заявила она как раз. — Да будь вы хоть сам Император.
— Да что это такое! Что ты себе позволяешь, дурища? — Горячился тот. — Мне сказали, что мой сын, Ежи, здесь. Пусти немедленно. Телега уже у ворот, я заберу его Прочь с дороги! — Заметив застывшую у лестницы девушку, он воскликнул: — Марица! Да что у вас происходит? Хоть ты скажи своей тетке! Что с моим мальчиком? Митрий сказал — он при смерти, а меня даже проститься не пускают!
Марица, подумав, что тетка совершенно права, не стоит никому мешать, пока священник борется за жизнь парня, но неожиданная мысль, пришедшая ей в голову, заставила ее подойти и вмешаться.
— Как вы можете! — Воскликнула она. — Он жив еще! И будет жить! И не прощаться с ним надо, а молиться, чтоб отцу Филарету удалось его спасти! А вы!..
Голова открыл рот, но ничего не произнес, и сразу как-то сник, глядя на встрепанную девушку с горящими глазами. Никогда он не видел Марицу такой. Ему захотелось извиниться, и он еле подавил в себе этот порыв, когда девушка отвернулась к тетке:
— Нужна иголка и шелковая нить, священник будет зашивать рану на голове. — Сказав это, и увидев, что тетя правильно ее поняла, быстрым шагом направившись в свою комнату, Марица снова повернулась к голове, все еще нетерпеливо, но уже без напора ожидающему ее слов. — Господин Окора! Ваш сын и правда сейчас на пороге смерти и есть только один человек, который бы мог его спасти. Отец Филарет лекарь. Я разрешу вам пройти, но с условием, что вы возьмете себя в руки и будете наблюдать издали, при этом, не говоря ни слова. У Ежи есть шанс выжить. Не лишайте его этого шанса.
— Боже, — прошептал голова, выслушав спокойную и полную силы речь девушки, слеза скатилась по его щеке, но он этого не заметил. — Он… его спасет? Марица, что мне делать? Я на все готов. Если, что надо…
— Вы же глава города! Есть и другие раненые, не только ваш сын! И нет возле них такого лекаря. А сколько разрушенных домов, сколько осталось вдов и сирот, потерявших своих близких. Вот Пахом Саблин, сколько всего делает!
— Пахом Саблин! — Вспыхнул голова. — Видел я, что он делает! Старый черт даже не удосужился поставить меня в известность о нападении, а теперь все о нем говорят… Да кем он себя возомнил!
— А может, стоит прислушаться к нему? — Не сдалась Марица. — Посмотрите — Гребенск нуждается сейчас в помощи, в вашем руководстве больше, чем когда бы то ни было. Неужели вы не пойдете на мир с Саблиным, забыв обиды, ради горожан?! Хотите, чтобы люди помнили ваши дела годами — действуйте сейчас. И если вы будете заодно с Саблиным, тогда и только тогда, вы сможете добиться очень многого. Да вы и сами это знаете!
— Знаю? Да, да… А что Ежи?
— Пойдемте. Только — помните — ни слова.
Тетка Клава, уже была около кушетки с раненым. Заметив Марицу с головой, она лишь неодобрительно стрельнула глазами на последнего, но не сказав ни слова, быстро вышла за дверь.
Голова встал у стены, как ему велела девушка. Ему почему-то даже в голову не пришлось ее ослушаться. Мертвенная бледность сына и нож, все еще торчащий из груди, произвели на него странное впечатление. Он другими глазами взглянул на отца Филарета, который ловкими и быстрыми движениями зашивал длинную рану на голове его сына. Младшего сына, самого любимого. Единственного, оставшегося при нем. Двое старших давно покинули его, один — стал шкипером, другой служит в императорском войске. Только Ежи никуда из Гребенска ехать не захотел. Утешение для отца на старости лет. Сильный, умный, красивый и такой молодой! Имея за плечами немалый боевой опыт, он сразу понял, что жизнь Ежи может спасти только чудо. Михал Окора сглотнул, отвел взгляд в сторону, заметил старинную икону Спаса Неркукотворного, висевшую в углу комнаты и замер, едва шевеля губами.
Только поздно вечером Марица добралась до комнаты, устав так, как не уставала уже давно. Сил не было, на душе было тяжело, хоть и хотелось просто лечь и уснуть. Забыться, не думать, не вспоминать.
Но раз и навсегда заведенная привычка, помогла ей преодолеть эту слабость. Она опустилась на колени и, несколько минут помолившись перед образом Божьей Матери, отогнула край ковра, постеленного перед кроватью, и вынула из пола кусок доски, пользуясь небольшим кинжалом. Достала из открывшегося тайника старую потрепанную книгу в мягком кожаном переплете. Когда-то давно, эта книга выглядела как царский подарок — уголки обложки были отделаны золотом, в ее центре красовалась серебряная шестиконечная звезда с округлым портретом в середине. На портрете была изображена девчушка лет двенадцати вся в светлых локонах и кружевах. Теперь, несмотря на то, что девушка все эти годы