право катастроф настаивает на «расщеплении права на легальность и легитимность». Легитимность связывается с теологией, а легальность – с юридической техникой.
В России Конституция 1918 года была отнюдь не попыткой легитимировать Советскую власть, а скорее провозглашением Решения суверена. Легитимность основывалась не на процедуре и даже не на революции, а на новой вере – марксизме-ленинизме. Не случайно народный комиссар просвещения А. В. Луначарский вдруг обнаружил, что «законы Конституции не распространяются на ЦК»[264]. Ну что ж, суверен как решил, так может и перерешать. Первые декреты и Конституция были не столько юридическими, сколько политическими документами.
Таким образом, анализировать первые декреты Советской власти и Конституцию нормативистским инструментарием – все равно что измерять длину с помощью весов.
К тому же среди лидеров новой власти юристов, отравленных легализмом, было не так много[265], а профессиональных правоведов-законодателей, то есть оснащенных юридической техникой, среди них вообще не было, поскольку по понятным причинам к законотворческой деятельности при царизме вожди революции допущены не были. Конечно, впоследствии к составлению декретов привлекались квалифицированные юристы, но людьми они были весьма специфическими, да и профессиональным уровнем пониже. О них мы расскажем позже. К вождям они точно не относились.
Зато в партийных верхах было немало людей, которые, называя себя подлинными революционерами, испытывали неприязнь ко всему устойчивому и повторяющемуся в жизни человека. Их болезненно влекла сама возможность формировать новое общество, что называется, ломая людей через колено, взрывать привычный порядок вещей, делать что-то такое, чего раньше в принципе не было.
Явное превалирование политического над юридическим в декретах Советской власти легко разглядеть в уже упоминавшихся декретах «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» и в Кодексе законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве. Они были направлены прежде всего на замену православия на большевистскую квазирелигию и разрушение «буржуазной семьи». Вызванная ими волна сексуальной разнузданности была замещена на ханжеское целомудрие только к середине 1930-х годов.
Кодексы 1918 года как разновидность актов права катастроф появились, скорее всего, как обобщение декретов и устранение их недостатков. Кроме декретов допускались постановления съездов, распоряжения ВЦИК, распоряжения и инструкции СНК.
Возникновение кодифицированных актов в 1918 году означало, что в процесс активно включились квалифицированные юристы, которые в соответствии со своим правопониманием и юридическими навыками принялись натягивать на партийные решения шкуру нормативных актов. Этим они вносили свой посильный вклад в превращение хаоса в порядок. Готовились несколько кодексов, но вышли только два – семейный и трудовой.
Разработкой обобщенных актов занимались разные наркомы и отделы Совета народных комиссаров, а доработкой кодексов – отделение социального права Отдела законодательных предположений и кодификации НКЮ РСФСР, заведующим которого был А. Г. Гойхбарг.
В инерционный период – до середины 1918 года – большевики все еще следовали тактике усугубления хаоса и анархии, надеясь сжечь как можно больше своих противников в огне низового террора. Важным инструментом этой тактики были упоминавшиеся нами революционные трибуналы, созданные Декретом о суде (№ 1) от 22 ноября (5 декабря) 1917 года и дававшие подчас весьма темным личностям творить расправу над теми, кого они посчитали «контрой».
Декретом были упразднены все суды, в том числе коммерческие, а также прекращена деятельность мировых судей. Был ликвидирован институт адвокатуры, в связи с чем функции представителя, защитника, как, впрочем, и обвинителя, в уголовном процессе могли исполнять «все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами». Также был уничтожен нотариат.
По некоторым вопросам были созданы специальные трибуналы, которые рассматривали определенный круг дел. Например, к ведению Революционного трибунала печати относились преступления и проступки против народа, совершаемые путем использования печати (декрет СНК РСФСР от 28 января 1918 года «О Революционном трибунале печати»[266]).
Более подробная регламентация коснулась военных трибуналов. Были изданы постановление Реввоенсовета РСФСР от 4 февраля 1919 года «О революционных военных трибуналах (Положение)»[267], декреты ВЦИК от 12 апреля 1919 года «О революционных трибуналах (Положение)»[268], от 18 марта 1920 года «О революционных трибуналах (Положение)»[269], от 18 марта 1920 года «О революционных военных железнодорожных трибуналах (Положение)»[270], определившие систему военных трибуналов фронтов, армий и др.
Революционные трибуналы решали дела именем Российской Республики. Они руководствовались в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не были отменены революцией и не противоречили революционной совести и революционному правосознанию. При этом, согласно примечанию к ст. 5 Декрета о суде (№ 1), отмененными признавались «все законы, противоречащие декретам ЦИК Советов р., с. и кр. деп. и Рабочего и крестьянского правительства, а также программам-минимум РСДРП».
Тем же Декретом о суде были созданы общегражданские народные суды. Однако судоустройство и судопроизводство были урегулированы значительно позже, поскольку вокруг этого вопроса шла политическая борьба между большевиками и левыми эсерами. Эсеры в гораздо большей степени, чем большевики, страдали легализмом, и потому нарком юстиции левый эсер И. З. Штейнберг[271] считал, что прежние акты должны действовать до принятия новых. Эсеры предложили сохранить и применять акты дореволюционного законодательства и разработали план создания «Свода законов русской революции», составной частью которого должны были стать «Общие учреждения судебных установлений». Сначала 7 марта 1918 года был выпущен компромиссный Декрет о суде (№ 2)[272], а после того, как эсеры были изгнаны из правительства, 13 июля 1918 года был выпущен Декрет о суде (№ 3)[273].
Декретом № 2 устанавливалась не только выборность судей, но и их сменяемость в любое время, оплата труда не выше, чем у рабочих, «переход немедленный к тому, чтобы все становились бюрократами и чтобы никто не мог стать бюрократом». «Нам надо судить самим. Граждане должны поголовно участвовать в суде»[274]. Согласно ст. 36 Декрета № 2, гражданский суд, «не ограничиваясь формальным законом, а всегда руководствуясь соображениями справедливости… мог отвергнуть всякую ссылку на пропуск давностного или иного срока и, вопреки таким или иным возражениям формального характера, присудить явно справедливое требование».
Однако начало боевых действий на полях Гражданской войны, потребовавшее создания полноценной регулярной армии с привлечением военспецов, стремление овладеть промышленностью, в том числе производившей оружие, боеприпасы, воинскую амуницию и т. д., путем ее тотальной национализации привели к смене концепции. Курс на усугубление хаоса и анархии сменился курсом на установление нового порядка на основе всеобщей централизации. Потребовалась и централизация террора, поскольку в неконтролируемом виде он истреблял военачальников и «буржуазных специалистов», без которых указанные задачи решить было невозможно.
Уже Декрет № 3, изданный СНК 20 июля 1918 года в продолжение предыдущих декретов, хотя и не отменял их, но имел целью постепенный переход к системе единых народных судов в части как уголовных, так и гражданских дел. Анархистские революционные трибуналы явно перестали решать насущные проблемы Советской власти.
Отдавать революционное правосудие на откуп «революционному творчеству масс» стало опасно, поскольку оно нередко сильно отклонялось от «линии партии», а порой напрямую противоречило ей. В соответствии с принципами права катастроф[275]: «Подлинный вождь всегда также является судьей. Из вождизма вытекает судебная власть. Тот, кто желает отделить одно от другого или даже противопоставить их, превращает судью или в альтернативного вождя, или в инструмент альтернативного вождя и пытается свергнуть государство при помощи юстиции. Это часто опробованное средство не только разрушения государства, но и разрушения права»[276]. Несоответствие решений судов воле суверена даже на микроуровне становилось нетерпимым.
Все три декрета о суде утратили силу в связи с принятием декрета ВЦИК от 30 ноября 1918 года «О народном суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (Положение)»[277]. Этим декретом учреждалась единая система народных судов в составе одного постоянного народного судьи, а также двух или шести очередных судей – народных заседателей. При этом постоянные народные судьи должны были иметь право избирать и быть избираемыми в Советы рабочих и крестьянских депутатов, обладать политическим опытом работы в пролетарских организациях партии, профессиональных союзах, рабочих кооперативах, фабрично-заводских комитетах и советских учреждениях, а также иметь теоретическую и практическую подготовку для должности советского судьи (ст. 12).