[78]. В Красную Армию стремились и офицеры, не добившиеся по разным причинам успехов при самодержавии. Наконец, офицерам надо было просто на что-то жить и содержать свои семьи. Часть из них понимала себя наемниками, которые за хорошее содержание готовы были служить и красным, и белым.
Впрочем, основная масса военспецов, как назывались офицеры на большевистском языке, попала в РККА отнюдь не добровольно, а в результате мобилизации[79]. Однако по мере наступления белых армий началось бегство бывших офицеров, оказавшихся против своей воли в Красной Армии. Количество перебежчиков в стан противников РККА исчислялось тысячами. К белым перелетали целые авиаотряды[80], переходили высокопоставленные военспецы до уровня командующих армиями включительно. Одной из причин было настороженное, если не сказать враждебное, отношение красноармейцев к военспецам[81].
Чтобы, с одной стороны, контролировать военспецов, а с другой – разъяснять красноармейцам их пользу[82] и необходимость беспрекословного подчинения им, был создан институт военных комиссаров[83]. Советское руководство относилось к офицерам исключительно потребительски – как к наемникам, выжимая их, что называется, до последней капли.
Совсем иначе обстояло дело у белых. Само Белое движение было создано и возглавлялось кадровыми офицерами, выражало их мировоззрение и идеалы. Однако идеалы эти не были едиными. Например, лидеры Добровольческой армии (Алексеев, Корнилов и Деникин) были приверженцами курса кадетской партии, но понимали его весьма по-разному. Когда их армия выросла в Вооруженные силы Юга России, в ее рядах появилось немало ярых монархистов. Все это не могло не размывать политическую платформу белых, делая ее более аморфной. Такая аморфность и разнородность течений, отсутствие единой идеологии привели к отсутствию должной координации и противоречиям между антибольшевистскими фронтами и армиями, отчасти предопределив неудачу белых.
Белое движение восприняло многие пороки царской армии – махровый бюрократизм, из-за которого тысячи офицеров находились на довольствии, но не воевали, соперничество между различными идеологическими лагерями, между армиями и подразделениями внутри армий, интриганство и, если можно так выразиться, корпоративную обособленность[84]. Назначая военачальников, руководство стремилось поставить на ключевые посты «своих», не допустить на них «чужих» и при этом никого не обидеть. Белые буквально погрязли в конфликтах внутри командования. На профессиональные качества офицера обращали внимание в последнюю очередь. В результате резко снижалась эффективность использования офицерских кадров. В Советской России офицерство для решения военных задач использовалось эффективнее, чем в белом лагере.
Имея преимущество по всем трем упомянутым параметрам (численность, вооружение, качество военачальников), а главное – в степени пассионарности, обусловленной единой идеологией и институтом красных комиссаров, РККА закономерно победила.
Стратегическим результатом для советского руководства по итогам горячей фазы Гражданской войны стала непоколебимая уверенность в единственно правильном, универсальном способе построения управляющей системы: жесточайшая централизация, жесткая дисциплина, единоначалие и использование профессионалов. И не сказать, что этот вывод для большевиков был изначально очевиден[85]. В итоге именно этот подход был использован большевиками при строительстве «первого в мире государства рабочих и крестьян», среди которых управленческих и технических специалистов как-то не находилось.
С окончательным разгромом в Крыму белых армий осенью 1920 года Гражданская война перешла в повстанческую фазу.
Когда горячая фаза войны закончилась и угроза возвращения помещиков исчезла, в политических настроениях крестьян произошел очередной перелом. Наиболее трудоспособная и политически активная часть деревни начала решительно требовать отмены продразверстки и восстановления свободы торговли между городом и деревней. Недовольство крестьян быстро вылилось в восстания и повстанческое движение на Украине, в Поволжье, Западной Сибири, Тамбовской губернии и других районах.
Наибольшей остроты и размаха крестьянские восстания, перераставшие в относительно организованные повстанческие движения, достигли зимой – весной 1921 года. На Украине и юге России продолжали совершать рейды отряды Повстанческой армии Н. И. Махно, в Тамбовской губернии действовала крестьянская армия А. С. Антонова, в Западной Сибири – крестьянская армия В. А. Родина, а также отряды в казачьих областях Дона и Кубани. Большинство повстанцев составляли крестьяне и казаки, провоевавшие всю войну как в белых войсках, так и в Красной Армии. Во многих повстанческих отрядах верховодили эсеры. За три месяца на охваченных восстаниями территориях повстанцами было убито более 10 тыс. коммунистов, чекистов, милиционеров и продработников.
Использование частей Красной Армии, которая на 90 % состояла из крестьян, для борьбы против крестьянских восстаний стало опасным для большевистских властей.
На почве голода во всех промышленных городах имели место забастовки рабочих. Большевистским властям приходилось использовать против рабочих органы Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) и даже войсковые части. Кульминацией антибольшевистского сопротивления стало восстание матросов Балтийского флота и рабочих ремонтных мастерских в Кронштадте в марте 1921 года, грозившее перекинуться на Петроград и с большим трудом подавленное войсками под командованием М. Н. Тухачевского, прибывшими в Кронштадт после кровавого подавления крестьянского восстания в Тамбовской губернии.
Советская власть ощутимо зашаталась. Уже не надеясь на вооруженную силу, советское правительство было вынуждено изменить свою экономическую политику. Военный коммунизм сменила новая экономическая политика (НЭП). После этого накал повстанческого движения резко сошел на нет. Немногочисленные вооруженные формирования на Украине, в Тамбовской губернии, на Дону и Кубани, в Поволжье и Сибири были ликвидированы отрядами Красной Армии. Переход к НЭПу также стал стратегическим результатом Гражданской войны.
Всадник на огненно-красном коне откатился на Дальний Восток и окончательно покинул РСФСР в ноябре 1922 года, когда белые вооруженные формирования были окончательно разгромлены, Дальневосточная Республика (ДВР) вошла в состав РСФСР, а ее Народно-революционная армия (НРА) была влита в РККА.
3Голод (Глад)
…И тотчас увидел коня вороного.
В руке третьего всадника были весы.
…Раздался, казалось, чей-то голос:
«Целый день работы всего за одну меру
пшеницы или за три меры ячменя!
Но елея и вина все же не тронь!»
Всадник на вороном коне посещал Россию не раз на протяжении всей истории[86]. Последний перед описываемыми событиями раз масштабный голод, унесший множество жертв, разразился в 1891–1892 годах[87]. Во время Великой русской революции пик голода пришелся на осень 1921 – весну 1922 года, хотя случаи массового голодания в отдельных регионах регистрировались с осени 1920 года до начала лета 1923 года. Согласно данным официальной статистики, голод охватил 35 губерний с общим населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов[88]. Имеющая довольно широкое хождение оценка потерь только от «главного» голода 1921–1922 годов в 5 млн человек (без учета подъемов смертности от голода в 1918–1920 годах) попала в первое издание «Большой советской энциклопедии»[89], хотя, как мы уже отмечали, отделить потери населения от эпидемий и от голода в принципе невозможно.
Причиной голода стали страшная засуха 1921 года и неурожай зерновых и других сельскохозяйственных культур, усугубленные аграрной политикой большевиков, и прежде всего продразверсткой, усиленной в 1920 году. В результате этого посевные площади резко уменьшились. При этом ни у государства, ни у крестьян никаких запасов продовольствия не было. Ситуация осложнялась коллапсом транспортной системы и дефицитом топлива, что не позволяло перебросить продовольствие, например, из Украины.
К тому же голодали-то в основном крестьяне, носители, по мнению Ленина, мелкобуржуазного сознания. В пролетарские Петроград и Москву в 1918–1919 годах гнали эшелоны с хлебом, невзирая ни на какие трудности.
Кроме того, как и в 1891 году, правительство не имело достоверной информации о ситуации на местах и также опоздало с принятием срочных мер. Голод помог Советской власти подавить нарастающее крестьянское сопротивление – у людей на территориях, охваченных голодом, просто не было сил сопротивляться большевикам[90].
Понятно, что в советских газетах главными виновниками голода объявлялись царизм, белогвардейцы и интервенты, а также «внутренняя контрреволюция». Именно они, как считалось, в свое время разорили те регионы, где голод был особенно сильным. При этом как-то не замечали, что Казань, Симбирск и Самара стали «красными» уже осенью 1918 года, а Саратов был таковым всю Гражданскую войну, при этом именно на данных территориях урожай 1920 года был изъят подчистую. В то же время на голубом глазу утверждалось, что «русский голод – стихийное бедствие, которое нельзя было ни предвидеть, ни предупредить». Так формировалась удивительная логика советского руководства, дожившая до самого распада СССР.