Мы сидели в пассажирском отсеке «Олдрина», крепко примотанные ремнями к креслам. Справа от меня сопел Билл Николсон; слева беззвучно шевелил губами Лех Вученевич. Билл был опытным монтажником, летал на Луну, как домой. Его невозмутимость могли поколебать только пять двойных порций виски: тогда он начинал много болтать, напевал шлягеры десятилетней давности и обещал приехать в Саратов, жениться на моей сестре и научить младших братьев водить коптер и пить «как мужчины».
Для Вученевича полет был первым и нежеланным: поляк-геолог боялся космоса и плохо переносил невесомость. Но за работу на Станции хорошо платили, а дома у него болела дочь. Церебральный паралич и еще что-то генетическое, из-за чего она нуждалась в дорогих лекарствах: эту нехитрую историю в Центре наземной подготовки много раз слышали все, кто не затыкал уши.
Вученевичу сочувствовали, помогали с тренировками и даже разрешили обустроить пустующую подсобку под молельную комнату. Некоторые втихаря завидовали. Болезнь — болезнью, но, все же, у поляка была настоящая семья и был дом, где его ждали, была цель и надежда, был бог, в которого он верил: после лихорадки Крайтона этим могли похвастаться немногие из нас.
Как опытному «летуну» и почти-соотечественнику, мне поручили присматривать за Вученевичем. Перед стартом я подбадривал его, как мог, а когда мы вырвались за пределы атмосферы он, к моей радости, предпочел ободрениям молитву.
Первые пять часов и одиннадцать минут полета проходили штатно. На двенадцатой Землю в иллюминаторе закрыло вдруг черное облако. Завыла сирена, челнок сильно затрясло. Нас вдавило в кресла жесткой перегрузкой; затем тряска и перегрузки прекратились. Но сила тяжести — осталась; по ощущению, примерно равная земной.
Включилось аварийное освещение и громкая связь.
— Чрезвычайная ситуация! — передали из рубки очевидное. — Всем оставаться на местах. Ожидайте дальнейших команд…
— F*ck! — Билл был краток. Остальные разделяли его чувства.
— Что?.. — Вученевич задергался, пытаясь ослабить ремни. — Сила тяжести!.. Мы падаем? Падаем!
— Не суетись, Лех. — Я удержал его. — Жди приказа.
— Но что происходит?! — Он, не отошедший еще от перегрузок, смотрел на меня расширившимися глазами.
Я промолчал. Мне представлялась огромная ладонь, схватившая наш челнок, как муху, и лишь по прихоти пока не раздавившая.
Как выяснилось вскоре, не так уж я был далек от истины.
В жизни не встречал уфолога, который представлял бы себе первый контакт человечества со внеземной цивилизацией как будничный террористический акт.
Однако реальность оказалась именно такова.
Чужаки в серых комбинезонах походили на неандертальцев, какими тех изображали на музейных реконструкциях, и без проблем дышали нашим воздухом, а главный в группе захвата вполне сносно изъяснялся по-английски. Когда они ввели в отсек пилотов и объявили, что мы заложники, кое-кто из команды принял их за людей и потребовал прекратить глупые шутки. Но выстрел из черного прямоугольного устройства, превративший один из аварийных скафандров в оплавленный остов, расставил точки над i.
Челнок «висел» в космосе, зафиксированный полем неизвестной нам природы и присоединенный кишкой шлюза к чужому кораблю. Положение было абсурдным и опасным.
Командир нашего челнока, Костя Мазур, когда-то был военным летчиком и видел Ад на Земле и в небе: человек-кремень, человек-штык.
— Мы можем задавать вопросы? — невозмутимо обратился он к главному.
И мы узнали больше. Но не сильно больше поняли.
— Через вашу планету проходит луч нар’данцев, — объяснил увешанный оружием «неандерталец». — Эти, — он произнес несколько нечленораздельных слов, — вынуждены делать в пути остановки… как же это будет по-вашему?.. Обретать материальность, чтобы не рассыпаться на атомы. Мы не желаем вашей расе вреда: по правде, вы нам вообще не очень-то интересны. Но сейчас нам нужно содействие вашего правительства, чтобы разместись ловушки в местах касания лучей и надрать ублюдкам зад.
— С вашими-то технологиями — какое вам дело до Земного правительства? — как будто искренне удивился Мазур.
Его глаза — пилотские кибер-импланты — хищно отсвечивали красным. Он искал у противников слабости, нащупывал скрытые в ситуации возможности.
— Человеческое оружие не так уж слабо: мы не хотим недоразумений, — сказал главный «неандерталец». — Поэтому и выбрали ваш корабль… Малый ценный объект. Когда взаимопонимание будет достигнуто, вы продолжите полет.
Вероятно, он не врал насчет их намерений. Чужаки держались спокойно и выглядели довольно дружелюбно. Настолько, насколько вообще дружелюбно могут выглядеть вооруженные инопланетяне, считающие захват заложников хорошим началом для мирных переговоров.
«Луч?» — я вспомнил бледно-голубое сияние, в котором когда-то исчезли Всадники и их машины, и подумал, что влип. Еще одна группа «неандертальцев» сейчас обшаривала грузовой отсек челнока в поисках оружия или других опасных вещей, а среди моих инструментов — в отверстии для давно потерянного ремнабора — был припрятан пенал с монетами. Он был не так уж тяжел, и я слишком дорожил им, чтобы оставлять на Земле.
Надежда, что его не обнаружат, быстро пошла прахом. У захватчиков были сканеры, настроенные неземные металлы — или же они просто знали свое дело.
По тому, как «неандертальцы» вдруг рассеялись по отсеку, взяв каждого из нас на прицел, я понял: нашли.
— Среди вас нар’данский шпион, — веско сказал главный. — Выходи, мразь! Избавь нас от трудов, и проживешь дольше.
Я решил, что торопиться некуда и лучше пока помолчать. Главный прохаживался по отсеку, недобро на нас поглядывая. Минут через пять двое «неандертальцев» притащили мой кофр.
— Чье это? — пророкотал главный. — Отвечайте! Или мы особо допросим каждого.
От его «особо допросим» мурашки побежали по спине.
— Это груз для станции, укомплектованный на Земле. Он никому не принадлежит, — соврал Мазур и тут же получил прикладом в лицо.
— Следующий! — Главный шагнул к нам. — Чей это груз?!
Некоторые молчали из принципа, а другие действительно не знали. Но кое у кого оказалась отличная зрительная память.
Пока я расстегивал ремни, намереваясь встать сам — Вученевич указал на меня.
— Он. — Поляк был мертвенно бледен. — Это его груз…
О произошедшем за следующие несколько часов моя память сохранила милосердно мало; но даже будь иначе — вряд ли стоило бы приводить здесь подробности.
Под озадаченными взглядами товарищей меня отконвоировали из скорлупки челнока на корабль чужаков, геометрия которого вызывала головокружение сотнями едва уловимых несоответствий привычному. Там меня отвели в ярко освещенную комнату, зафиксировали в кресле-трансформере и первый раз допросили. Потом сделали какой-то укол и допросили еще раз; потом на голову мне надели шлем и снова что-то вкололи. Руководил допросом тот же «неандерталец», что и группой захвата; от гнева он мешал английские слова с непонятной тарабанщиной. Я ничего не пытался скрыть и рассказывал раз за разом свою историю, но, очевидно, она его не удовлетворяла.
В конечном счете он решил, что научные методы себя исчерпали: меня вытащили из кресла и начали бить. Били больно; повторяли вопросы и снова били. Но человеческий организм слаб — неосторожный удар быстро отправил меня в глубокий нокаут.
Очнулся я на койке, опутанный проводами и бинтами. В глаза светил такой же яркий свет, но рядом был только один невооруженный неандерталец — по-видимому, врач или медбрат. И — неожиданность! — Вученевич.
— Выслуживаешься? — спросил я у него. Зубов во рту оставалось столько же, сколько и раньше, но болело все немилосердно.
— Мазур отослал с глаз подальше, — равнодушно ответил поляк. — Не двигайся. Программа регенерации тканей еще не завершена… Так мне объяснили.
Двигаться я бы не смог, даже если б захотел. Страшно мучила жажда.
Вученевич из обычной чашки-поилки — хоть что-то здесь было обычным! — дал мне воды с неприятным металлическим привкусом.
— Давай сразу проясним, — сказал он. — Мне стыдно. Но из-за тебя, Саша, нас всех чуть не убили. И еще, может быть, убьют. Тебе тоже должно быть стыдно. Хочешь, считай меня Иудой; но тридцать серебряников лежали в твоем багаже… Что я мог подумать?
Я не стал спорить. Он был прав.
— Каково сейчас наше положение? — спросил я. — Есть ли связь с Землей?
— Чужаки называют себя колбонгами, — сказал Вученевич. — В радиограмме с Земли потребовали для начала отпустить заложников. Колбонги взяли паузу на обсуждение. Мазур считает, они готовы удовлетворить требование частично. Но с тех пор, как меня перевели к тебе, я о наших ничего не слышал.
— Ну а здесь что?
— Кажется, те, кто заправляют всем на этом ковре самолете, не очень-то довольны рвением подчиненных. Мертвый нар’данский шпион им неинтересен. — Он скривился, помолчал. — Саша, мне показывали запись допроса. Ее начало. Это все правда?
— Постарайся что-нибудь узнать про то, как идут переговоры. — Я не хотел оправдываться еще и перед ним. — Вдруг от нас хоть что-нибудь, да зависит.
Но надеяться на это было бы глупо. Как и на то, что Земля добровольно согласиться вмешаться в конфликт двух инопланетных держав, не выяснив, на чьей стороне сила… Но был ли выбор?
Мы попали между двух жерновов, и Земля вместе с нами.
Возможно, нар’данцы могли бы оказать помощь — будь они в курсе происходящего. Но колбонги не казались дураками, которые будут ставить ловушки на виду у врага.
Вученевич молчал, ничего не происходило, и вскоре я уснул глубоким сном без сновидений.
По пробуждении меня накормили консервантами из наших запасов. Чувствовал я себя уже сносно и ожидал продолжения допроса. Но вместе со знакомым колбонгом-экзекутором через раздвижную дверь прошел еще один инопланетянин: с чисто выбритым лицом, тоньше в кости, но выше ростом и, очевидно, рангом тоже, хоть и носил такую же серую форму.