— Капитан шлюпа «Савой» Эстен Норнис, — представился он на хорошем.
— Александр Кремнев, старший инженер Первой Лунной станции. — Я сел на койке, насколько позволяли провода. — Мы по-прежнему заложники?
— Они, — тяжелый подбородок Норниса качнулся в сторону Вученевича, сразу постаравшегося стать как можно более незаметным, — да. Но Ваш статус не определен. Мы не можем исключить случайности. Однако доктор Хеймес и старшина Квифт, — Норнис посмотрел в сторону колбонга-экзекутора, — подозревают, что вы подверглись глубокому кодированию. Поэтому для ясности будем считать вас военнопленным.
Мне показалось, сам он всерьез сомневается в моих связях с нар’данцами.
— Федерация Колбонг соблюдает Конвенцию, — сказал Норнис с нажимом. — Александр, я приношу вам извинения: виновные в злоупотреблениях будут наказаны после завершения нашей миссии.
Я не нашелся, что ответить, и скрыл удивление за вежливой улыбкой.
— Есть ли у вас жалобы или пожелания? — спросил Норнис.
— Могу я связаться с нашим капитаном? — попытал я счастья.
— Позже. — Норнис попрощался кивком и вышел вон. Квифт, зло стрельнув на меня глазами, последовал за командиром; затем вышел и врач-колбонг с подносом посуды.
Двери за ними соединились с тихим щелчком.
— Как я понял, из-за этой Конвенции их родную планету один раз уже чуть не превратили в кучку астероидов, — шепнул мне Вученевич. — Но не все такие благоразумные, как этот Норнис.
Я и не обольщался.
В медицинском боксе, который сделали камерой нашего содержания, не было ничего, кроме пары коек, стола, санузла и замысловатого медицинского оборудования; наши с Вученивечем попытки разобраться в принципах его действия напоминали попытки маленького ребенка понять устройство автомобиля. Если залить топливо и включить зажигание, колеса начнут вращаться, и машина поедет: таков был уровень нашего понимания…
Через пару часов в бокс привели Мазура. Вученевич сразу накинулся на него с вопросами, но тот отмахнулся от поляка, как от назойливой мухи.
— Рад видеть тебя живым и здоровым, Саша. — Голос у пилота был уставший; даже глаза-импланты, казалось, потускнели. — Новости хорошие или плохие — это с какой стороны посмотреть. Переговоры с Землей идут по зашифрованному каналу.
— То есть, дома о нас не знают? — снова вклинился Вученевич.
— Конечно, знают: но только те, кому надо! — зло посмотрел на него Мазур. — И на Аргусе знают. Капитан Норнис частично выполнил требование Земли: загрузил половину ребят в индивидуальные спасательные капсулы и запустил в космос по курсу к Аргусу. Спасательный модуль уже подобрал их и доставил на станцию. Билл час назад вышел на связь.
— Это хорошая новость, — сказал я. — А плохая?
— Если Земля в ближайшие сутки не предоставит колбонгам свободу действий, половину из оставшихся Норнис выкинет в космос без спасательных капсул. Для демонстрации серьезности намерений. Еще через сутки — всех остальных.
Мазур говорил об этом спокойно, как будто смерть от рук пришельцев из космоса была чем-то обыденным и незначительным, даже скучным.
— Что ж: когда мы подписывали контракты, то соглашались на непредвиденные риски, — сказал я. — Кто из наших остался?
Мазур назвал десять человек, не включая нас.
— Ну, а тут есть новости? — спросил он.
— Нет. Я не шпион, эта вещь оказалась у меня случайно, — на всякий случай добавил я.
— А жаль! — Мазур добродушно усмехнулся. Который раз я подумал, что завидую его хладнокровию.
— Я постараюсь сообщить, если что-то изменится, — сказал он. — Если не получится — что ж: приятно было работать с тобой, Саша.
Мы пожали руки, и его вывели.
Вученевич смотрел в угол, кусая губы.
— Эй, Лех! — окликнул я его. — Костя ведь не отправлял тебя сюда.
Он все так же молча кусал губу.
— Зачем же ты тогда вызвался? — спросил я. — Улетел бы с остальными, был бы уже на Аргусе. У тебя ведь…
— Дочка, но мне нужно как-то смотреть ей в глаза, — перебил он с неожиданной яростью в голосе. — Если я ее еще увижу. Закроем эту тему, Кремнев. У тебя у самого родители на Земле, братья-сестры… Что, нешто ты ни разу в жизни не струсил?
В самом деле: у каждого из нас был свой потайной ящичек, который не стоило открывать.
— Спасибо, что постарался помочь, — ответил я единственное, что пришло в голову.
Установившееся молчание было долгим и тяжелым.
Прошло часа три, или чуть меньше: в изолированном боксе сложно было уследить за временем. Никогда в жизни бы ни подумал, что окажусь в плену на борту инопланетного корабля и там меня будет мучать скука; но безделье тяготило чрезвычайно. Поэтому возвращение Норниса и медиков я воспринял с нездоровым энтузиазмом.
На голову мне надели сетку с электродами, специально подогнанную под размер человеческого черепа. Затем, когда все было готово, Норнис дал мне пенал Йокса и потребовал подержать в руках каждую монету и сказать о ней что-нибудь.
Я подчинился. С соседней койки «мою» коллекцию с интересом разглядывал Вученивич. Увы: мне нечем было удовлетворить всеобщее любопытство, кроме детских выдумок.
— Для землян собирать монеты — обычное дело? — спросил Норнис, когда я дошел до середины. — Я изучал вашу культуру, но не слишком глубоко… Зачем вы это делаете?
Я задумался, пытаясь сформулировать ответ.
— Сейчас это редкое увлечение, дань прошлому. — сказал я. — А раньше, до развития единой транспортной сети очень многие их собирали, особенно дети. Но и взрослые тоже. Монета — материальная частица чужой культуры: разве не приятно держать ее в руках? Все же, что-то в монетах есть! Иначе откуда бы у внеземных цивилизаций взяться деньгам, столь похожим на земные?
— У большинства из нас — общие предки, гораздо менее далекие, чем может показаться, — сказал Норнис. — Для Всадников их Коллекции — свидетельство их боевой доблести. Предмет гордости. По традиции их хранят в семье; отцы — отдают детям.
Краем глаза Норнис поглядывал на экраны приборов, фиксировавших мою мозговую активность.
— Продолжайте, Александр, — приказал он.
Вскоре я, миновав рубль и двадцатипятицентовик, дошел до последней монеты — той самой, которой изначально не было в пенале Йокса: монеты с птицей на башне, которую я нашел самой первой.
— Ее я подобрал на площади полиса еще до того, как встретил Всадников, — сказал я. — Должно быть, кто-то из них обронил ее в один из прошлых визитов.
Норнис и остальные колбонги слушали с напряженным вниманием.
— Я, пока был маленький, много раз пытался представить себе, какова та страна, где стоит башня, — сказал я. — Даже думал когда-нибудь написать о ней рассказ или повесть. Но так и не написал…
Повисла тишина.
Норнис, будто нехотя, оторвал взгляд от экранов и после долго смотрел на меня. Затем встал.
— Можете оставить ваши «кусочки материальной культуры» себе, если они вас радуют, Александр. — сказал он, наконец. — Продолжим позже.
Остальные колбонги выглядели разочарованными, даже подавленными. Но демонтировать оборудование они не стали и не разрешили мне снять с голову сетку: только отключили экраны перед тем, как уйти. Очевидно, теперь данные передавались куда-то дистанционно.
Мы с Вученевичем переглянулись. Я не чувствовал от Норниса угрозы, и раз он оставил приборы, то пока не собирался убивать нас. Но от его вежливости делалось не по себе.
Принесли ужин, который я, несмотря ни на что, проглотил с аппетитом. Потом в боксе приглушили свет. Измотанный волнениями Вученивич вскоре захрапел на своей койке, а я все никак не мог отключиться: то проваливался в полудрему, то просыпался от сотрясавших корпус корабля вибраций. В конце концов, усталость взяла свое и я стал засыпать по-настоящему, но тут за мной пришли.
— Кремнев, выход, — с чудовищным акцентом сказал лысый колбонг с татуировкой на черепе, поведя в сторону двери нелепым, но смертоносным ящичком-оружием. — Капитан, приказ.
Вученевич заворочался на койке, но не проснулся. Бесшумно надев предложенный мне серый комбинезон — слишком просторный и широкий в плечах — я вышел вслед за немногословным провожатым. Старшина Квифт, оставшийся вместе с напарником сторожить бокс, бросил нам вслед пару сердитых фраз на родном языке.
Я ожидал, что меня отведут куда-то к медикам или к Мазуру. Но оказался в корабельной библиотеке.
Точнее, это я окрестил небольшой зал библиотекой, потому как с удивлением обнаружил там несколько шкафов с бумажными книгами. Остальное пространство вдоль стен занимали гудящие черные кубы, составленные друг с другом наподобие русских шашек. В центре зала у черной трехгранной колонны стоял Норнис.
— Датчики показали, что вы не спите, — сказал он. — Я подумал, вам будет интересно взглянуть. Голопроэктор на «Савое» хорош.
Норнис прикоснулся к колонне: она исчезла — и на ее месте возникла Башня.
Изо рта моего непроизвольно вырвалось ругательство — так она была величественна и прекрасна.
Норнис хмыкнул, довольный произведенным эффектом. Башня возвышалась перед нами от пола до потолка; серый камень стен покрывала почти стершаяся от времени резьба. Норнис приблизил изображение, и я увидел сюжеты битв, свадеб, похорон и других, совершенно непонятных мне обрядов… И лица, тысячи лиц, не отличимых от человеческих.
— Усыпальница Древних Королей, — сказал Норнис. — Величайшее произведение искусства, символ цивилизации Колбонга. Посмотри, инженер Первой Лунной станции Александр Кремнев, во что Всадники превратили его! — Он коснулся панели управления проектором.
Теперь мы как будто стояли на стеклянном мосту: внизу простиралась усыпанная обломками камня и кусками оплавленного металла равнина, угрюмая, безжизненная.
— Ты случайно оказался втянут в чужую войну и скоро будешь убит, — сказал Норнис. — Такова судьба, и ни ты, ни я не можем изменить ее. Но ты имеешь право знать, что это за война. Так смотри же… Смотри!