– Разве мимо не проезжают путники? – спросил Уроз.
– Какие там путники! – воскликнул Кутабай. – Неверные иностранцы из дальних краев, на своих гудящих машинах? Они не знают нашего языка! Едят отвратительную пищу! Пьют напитки, проклятые Пророком!
Кутабай перевел дыхание и тихо закончил:
– Или прокаженные.
– Прокаженные? – в страхе переспросил Мокки.
Уроз вспомнил, что накануне Кутабай уже произносил это ужасное слово.
– Что они тут делают? – спросил он.
– Существует древнее поверие, что вода Банди-Амира лечит их болезнь.
– Ты сам видел, как они выздоравливают? – проявил интерес Уроз.
– Чего не видел, того не видел, – ответил Кутабай. – Они приходят, уходят и больше не возвращаются.
Уроз нагнулся к краю своего чарпая, вцепился в могучие плечи Кутабая и прошептал:
– Скажи, поклянись на Коране… что ты думаешь… о моей ране…
Кутабай опустил взгляд и скромно отметил:
– Все в руках Аллаха Всемогущего.
– Всемогущего, – эхом отозвался Мокки.
– Всемогущего, – повторил и Уроз.
Все трое посмотрели в конец галереи, где находился вход в круглый зал и виднелись убогие коврики для молитвы. Уроз сказал Кутабаю:
– Вынеси меня на улицу.
Было часов двенадцать дня. До волшебного освещения лучами заката озер Банди-Амира солнцу еще предстояло пройти половину небосклона. Но и без того загадочные воды, освещенные прямыми и жесткими лучами, были прекрасны и таинственны. Зеленый цвет, розовый, лазурный, темно-синий и чернильно-черный не зависели от колдовских сумерек. Разница была лишь в том, что теперь жидкие ступени были не из драгоценных камней, а из лепестков цветов. Лестница, ведущая в небеса, состояла теперь из ступеней в виде висящих садов, огромных, как парки, с настоящими растениями, устилающими края бассейнов, по которым короткими каскадами стекала вода, что и создавало иллюзию волшебного цветения.
По мере того, как Кутабай с Урозом на руках медленно подходил к пяти волшебным водоемам, он называл своим громким, как гонг, голосом их имена, дошедшие из глубины веков.
– Зульфикар, – говорил Кутабай.
Затем:
– Пудина.
Потом:
– Панир.
– Хайбат.
– Гуляман…
Кутабай положил Уроза у самой воды, словно на паперть храма. Ступенями ему служили чудодейственные пруды, стенами были недоступные горы, а куполом – небосвод. Уроз проговорил шепотом:
– Во всем мире нет воды, подобной этой.
– Да и откуда же ей быть? – воскликнул Кутабай. – Ведь это сам Хазрат-и Али, великомученик, одним своим словом остановил здесь бешеный поток и создал эти чудо-озера.
– Хазрат-и Али, – повторил Уроз вполголоса. – Сам Хазрат-и Али… Тогда нечему и удивляться.
Мокки, присевший на корточки рядом, слушал все это. Время от времени он посматривал на дымок, поднимавшийся над одним гротом в скале, где они поставили юрту. Там была Зирех.
– Скажи нам, о Кутабай, – спросил саис, – есть ли какой-нибудь кишлак вблизи Банди-Амира?
– Один-единственный, – ответил сторож мечети. – На самом верху. Когда озера замерзают, жители по льду спускаются сюда. Матушка моя из их клана. Там же я и жену себе возьму когда-нибудь. Если Аллах пошлет мне нужные для этого деньги.
– Кто служит Ему так хорошо, как это делаешь ты, обязательно получает вознаграждение, – сказал Уроз.
– Да услышит твои слова Всевышний, – вскричал Кутабай.
Полуденное солнце палило нещадно. К нему добавлялся жар, изнурявший Уроза. В бесчисленных морщинах и складках его ставшего похожим на череп лица скапливался пот.
– Да услышит Он и меня тоже, – пробормотал Уроз.
Легкий ветерок пробежал по поверхности вод и немного освежил ему лицо. Воздух был пропитан чистым, легким, целебным ароматом луговых трав и полевых цветов, запахами листьев и деревьев горных лесов.
– Ты почувствовал аромат? – спросил Уроз с восхищенным удивлением.
– Так пахнут корни и растения озер, – отвечал Кутабай. – Все пять озер имеют такой аромат.
– Хорошее предзнаменование, – обрадовался Уроз. – Пора попробовать.
Кутабай встал на колени у края воды, поднял Уроза как ребенка, и, поддерживая его над самой водой, помог ему опустить в нее сломанную ногу и произнес:
– Пророк да будет с тобой!
Раздавшийся крик не удивил Кутабая.
Но саис знал гордость Уроза. Он с недоумением посмотрел на него:
– Что с тобой?
– Ничего… ничего… – проговорил Уроз, стиснув зубы.
– Это холод, – объяснил Кутабай. И добавил, обращаясь к Мокки, – попробуй.
Саис опустил пальцы в воду и тотчас выдернул их.
– Вода эта не согревается никогда, – сказал ему Кутабай.
Зубы Уроза отбивали дробь.
– Сколько… Сколько времени? – прошептал он.
– Сколько сможешь, – отвечал Кутабай.
Прерывистый вздох… еще один… третий. Урозу казалось, что заледенели все его внутренности.
– Хватит, – махнул он рукой.
Когда, под горячими лучами солнца, кровь опять побежала по всему его телу, Уроз захотел узнать:
– А прокаженные дольше сидят в воде?
– У них это другое дело, – отвечал Кутабай. – Они же ничего не чувствуют. Их пораженная плоть мертва. В конце концов она отпадает сама собой.
Уроз спросил:
– А тебе… не противно… смотреть на них?
Кутабай ответил не сразу. Подумал немного. Он хотел сказать совершенно честно. Потом промолвил:
– Нет… В самом деле… Нет… Они так несчастны по сравнению со мной.
Уроз начал дрожать так сильно, что у него не получалось произнести ни единого слова.
– Надо вернуться, укрыть тебя и дать попить горячего, – сказал Кутабай решительным голосом.
И унес Уроза.
Мокки вернулся к Зирех, сидевшей у входа в палатку.
– Уезжаем завтра на рассвете, – поставил он ее в известность. – Впереди очень тяжелое ущелье. А вечером будем в степи.
Зирех попыталась что-то сказать. Ее опередил Мокки, сказав именно то, что она хотела сказать:
– Уроз ее не увидит.
VТИСКИ
Перламутровая вода пяти озер Банди-Амира светилась в потемках. Мокки подвел к дверям мечети оседланного Джехола. Зирех неподалеку держала под уздцы навьюченного мула. Из мечети вышел с двумя одеялами в руках Кутабай. Он сложил их, аккуратно привязал к седлу коня и сказал саису:
– Пригодятся хозяину. Ночью он плохо спал. Нога распухла… Не нога, а мешок с гноем…
Кутабай и Мокки посадили Уроза в седло. Они не могли в потемках разглядеть его лицо, но через одежду почувствовали, что он весь горит.
Путники направились к берегу. Быстро светало. Водопады начинали обретать свои цвета: серый жемчуг, розовый, черный. И острый верх красной стены, которая поднималась рядом с водопадами, тоже освещался все ярче. Природа придала причудливые формы ее вершинам. Они напоминали человеческие лица и фигуры, стоящие вертикально, наклоненные, лежащие на боку.
– Эти загадочные скалы, что, за ночь, что ли, появились? – спросил Уроз у идущего рядом Кутабая.
– Они здесь с незапамятных времен, – ответил сторож мечети. Только позавчера ты не мог их увидеть, оттого что была темная ночь.
Пройдя по берегу, Кутабай свернул на тропу, идущую направо. На гребне гор появлялись все новые статуи, высеченные самой природой. Последняя напоминала фигуру девушки. Она стояла как бы совсем отдельно от скалы. Устремленная всем телом вверх, она, казалось, следит с высоты птичьего полета за путниками, шагающими внизу. И прямо под ней в вертикальной стене гор неожиданно появилась расщелина. Это было начало ущелья, прорезающего последний хребет Гиндукуша.
– Да хранит Аллах каждого из вас! – пожелал Кутабай.
– Спасибо, брат, – отвечал Уроз.
В словах его послышалась почти нежность. Он сунул руку за пазуху, вытащил пачку денег, засунул ее за пояс Кутабаю и сказал:
– Поскорее женись, кончай со своей одинокой жизнью.
Грубые черты лица Кутабая смягчились от неожиданности, счастья и благодарности. Урозу стало не по себе. Он отвернулся от Кутабая, бросил взгляд на Мокки и Зирех. И тотчас пришел в себя. На их лицах он прочел дикую злобу: их грабили, у них отнимали то, что по праву принадлежало им. На мертвенно бледных щеках Уроза появилась привычная волчья ухмылка. Он забыл о существовании Кутабая, не слышал больше его слов благодарности и знаком приказал саису идти впереди. За ним и Джехол вступил в узкое ущелье.
Только вошли и тут же остановились. Впереди была полная темнота, глаза ничего не видели. Они подняли голову в поисках света. На головокружительной высоте тоненькая голубоватая ниточка между отвесными стенами расщелины обозначала, что где-то там есть небо. Причем им показалось, что дальше проход сужается еще больше.
Постепенно глаза привыкли к полутьме. Мокки шагнул раз, другой и дальше пошел уже увереннее. Тропа была проложена по гладким скалистым породам. Ступая, копыта Джехола и мула звенели, как в пещере. Саис крикнул:
– Подожди… Постой.
Уроз разглядел поперечную стену, преграждавшую все ущелье. Откуда-то послышался голос Мокки:
– Есть проход… только-только для…
Голос его внезапно умолк, словно куда-то унесенный. В том месте, откуда он донесся, начинался туннель, такой низкий, что Урозу пришлось лечь на загривок коня, и такой узкий, что Джехол, продираясь, оцарапал себе плечи. Вдруг ослепительный свет ударил в глаза, и в ту же секунду лицо Уроза оказалось в струе воздуха.
Никогда еще не испытывал он такого порыва ветра. У этого ветра была сила урагана и ритм, постоянство реки в половодье. Он извлекал из скалы поразительную музыку. Ущелье пело и стонало, жаловалось, как какая-то необыкновенная каменная флейта. Где возникал этот дикий поток воздуха? Из какой бездны доносились эти жуткие крики, вопли и бесконечные рыдания?
«Это души всех погибших здесь пастухов плачут в глубине земли», – подумал Уроз.
Оглушенные и ослепленные стояли они с Джехолом, не решаясь сдвинуться с места. Перед ними, насколько хватало глаз, тянулась по крутому склону прямая тропа.