— Иди, — сказал Урос Мокки.
Тот сделал пару неуверенных шагов, обернулся и не сводя глаз с Серех, что стояла позади Джехола, сказал:
— А может нам лучше пойти полями?
— Почему? — спросил Урос.
— Пуштуны и их стада заняли всю дорогу. Они словно плотный пчелиный рой, а еще — они все вооружены.
— Дорога принадлежит всем и никому, — ответил на это Урос. — Давай, иди дальше!
Но тут облако накрыло их и они ничего больше не видели, но слышали лишь топот бесчисленных ног, бряцанье оружия и ржание, рев и блеяние животных.
Серех бросилась к Уросу, обхватила его правую ногу обеими руками и закричала:
— Я умоляю тебя, господин, давай хотя бы встанем в стороне от дороги!
— Почему? — спросил Урос.
— Потому что пуштуны всегда выбирают самый высокогорный путь и всегда середину; они верят, что если этого не сделать, то это принесет им несчастье.
— Вот как? Какое совпадение, я верю в это тоже… — ответил Урос.
На покрытом пылью лице Серех отразился безотчетный ужас, и она воскликнула:
— Несчастье мне, низкой кочевнице! Они же просто растопчут меня!
— Поступай так, как захочешь. Я тебе разрешаю, — сказал Урос.
Серех поцеловала его ногу и бросилась к ручью, что протекал в стороне от дороги. Тремя прыжками она достигла его.
Мокки хотел броситься вслед за этой маленькой, испуганной фигуркой, но не решался.
— Ну, беги за ней, — сказал ему Урос презрительно.
Мокки подбежал к Серех и взял ее руки в свои, почувствовав, как сильно они дрожат.
— Да посмотри же! — закричала ему Серех. — Он едет дальше! Твой господин просто сумасшедший!
— Гордый, — мягко поправил ее Мокки.
— И чем это он гордится?! — возмутилась юная женщина. — Он что, богат?
— Это не имеет никакого значения, — возразил Мокки. — Во всех трех провинциях нет лучшего чавандоза, чем он, и еще — он сын великого Турсена.
Серех никогда ничего не слышала о бузкаши и знаменитых наездниках. Но когда она увидела на лице Мокки такое же благоговейное восхищение, которое она сама высказывала лишь Большим кочевникам, это задело и обидело ее — кто во всем мире мог сравниться с пуштунами? Да никто!
— Чавандоз он или не чавандоз, они его сейчас разорвут на кусочки и им будет все равно… и мне, кстати, тоже! — сказала она. — Он не имеет права подвергать твоего коня такой опасности!
Мокки покраснел как рак:
— Но Джехол не принадлежит мне.
— Этот конь просто создан для тебя! — воскликнула Серех с почти дикой страстью и прижалась к Мокки, зашептав:
— На том поле возле чайханы, ты смотрелся на нем словно принц!
Урос, что все еще ехал прямо посередине горной дороги, внезапно приподнялся в седле, приложил ладонь к глазам, всмотрелся в клубы пыли и наконец придержал Джехола.
В этот же момент Серех вновь завопила от страха:
— Вот они! Они уже здесь!
Из облака пыли появилось первое звено каравана. С большим отрывом от остальных и возвышаясь над всеми — шли верблюды. Шаг за шагом величаво выступали они впереди. Используемые как вьючные животные или для езды, нагруженные палатками, коврами, посудой и домашней утварью или несущие на себе паланкины, в котором помещалась вся семья, — их поступь была одинакова: важная и размеренная. Все они были украшены яркими разноцветными лентами, бантами и перьями, и несли на себе бесчисленные колокольчики, которые звенели при каждом их шаге.
Урос не бросил на них ни одного взгляда. Он внимательно следил за внешним острием каравана, за теми животными, что вели его. Это были два верблюда из Бактрии — и от начала времен не было лучших, чем они, превосходящих всех остальных своих сородичей в величине, силе, выносливости и злобности.
Все их тело было раскрашено хной, а на горбах: дорогие ткани, талисманы, амулеты и пучки разноцветных перьев. Их седла были обтянуты красной кожей и обиты металлом.
Чудовище справа несло мужчину. На чудовище слева ехала женщина.
Мужчина был еще молод. Его густая, иссиня-черная борода начиналась прямо у висков, от края чалмы. Сожженное солнцем и обветренное лицо, было украшено орлиным носом и темными, мрачными глазами. Грубый, плохо зарубцевавшийся, шрам шел от нижней губы через все лицо. Два кинжала было у него за поясом, а ружье, с длинным дулом и прикладом, украшенным серебром, лежало у него на коленях.
Женщине не было еще и двадцати лет. Ее кожа была гладкой, без единой морщинки, взгляд ясным, лоб высоким и чистым, а губы слегка покрашены кармином. Но на ее лице лежала такая печать высокомерия и гордости, что она выглядела старше. Прекрасные шелковые ткани, в которые она была одета, переливались ярко желтым, голубым и фиолетовым. Широкие и толстые цепочки из серебра обвивали ее шею, а на запястьях позвякивали тяжелые, массивные браслеты. Точно такое же великолепное ружье, что и у мужа, лежало у нее на плече.
Конечно же, еще издалека, с высоты своих огромных животных, мужчина и женщина заметили одинокого всадника, стоящего точно на середине дороги.
Но ничто в их движениях этого не выдавало. Они правили животными в том же темпе, что и раньше. Они даже не обменялись друг с другом взглядами.
Урос играл такую же роль. Он сидел в седле неподвижно, словно на все в мире ему было наплевать. Естественно, он не надеялся ввести этих двоих в заблуждение. В таких играх было не важно, кто во что верил или не верил, ибо выигрывал всегда тот, кто дольше мог удержаться в рамках обычаев и сохранить честь и достоинство. И поэтому он ждал, находясь на середине дороги, вперив взгляд в пустоту, неподвижный в своем седле, словно статуя.
Внезапно оба животных остановились перед ним. И резкий, грубый голос крикнул ему с высоты:
— Мир тебе!
Только в этот момент Урос поднял голову, и его узкие глаза встретились с глазами человека с широким шрамом.
Он ответил:
— Мир и тебе, господин такого могущественного племени, а так же всем твоим.
Ни одного слова не сказал он женщине; более того, он повернулся к ней спиной, чтобы яснее показать этим, что он полностью игнорирует ее присутствие.
Если уж этим «Большим кочевникам» нравится обращаться с женщинами, как с равными, — хорошо — с этим он ничего не может поделать. Но чавандоз, сын и внук чавандоза — не должен забывать законов чести.
Вождь пуштунов молчал. Урос тем более. Его опять начало лихорадить, а нога разболелась. Он едва мог сидеть в седле прямо. Внезапно, какой-то твердый предмет с силой ударил его в правое плечо. Удивленный, он обернулся назад.
Он увидел женщину с оружием, которая возвышалась над ним, сидя в своем шарлахово-красном седле, словно амазонка. Как будто между делом, она вновь положила свое ружье на обычное место.
«Она ударила меня прикладом» — понял Урос. Почти сверхчеловеческим усилием он удержался и не показал своего гнева. Потому что, как бы он смог с ней рассчитаться? Она сидела слишком высоко, и плеткой ее было не достать. А закон предписывал отвечать безразличием на оскорбление, если у тебя нет возможности отомстить за него сразу.
Женщина с оружием — и ее голос был намного тверже и резче, чем голос ее мужа — крикнула ему:
— Ну, и долго ты еще будешь стоять здесь, и дышать нашей пылью?
Урос развернул Джехола так, что его зад оказался повернутым к хозяйке каравана и ответил не ей, а вождю пуштунов:
— Я жду, пока мой путь будет свободен.
Большой кочевник бросил быстрый взгляд на толпу из животных и людей, которая, никем не сдерживаемая, начинала напирать на них. Затем он посмотрел на Уроса и сказал:
— Почему же ты не ушел с дороги, как только заметил нас? Тут есть еще один путь, внизу.
— Мой путь всегда проходит сверху, — ответил Урос.
Лицо большого кочевника по-прежнему казалось равнодушным.
— Вот значит как… — произнес он и, не закончив предложения и не обернувшись назад, поднял на мгновение руку, подавая знак толпе, а затем продолжил — Мне даже не придется звать своих воинов. Несколько шагов вперед и вы оба, ты и твой конь, станете ковром для моих верблюдов.
— Это правда. Ты можешь это сделать. И именно поэтому ты должен уступить дорогу человеку, который стоит перед тобой один и без оружия.
— На высокогорной дороге? — спросил большой кочевник.
— А разве я еще не на ней? — ответил Урос.
Женщина повернулась к своему мужу. Ее цепочки и браслеты мелодично звякнули.
— Ты уже достаточно его слушал, — крикнула она мужу, — и если он сумасшедший, так пусть Аллах защитит его.
Взгляд большого пуштуна был прикован к Уросу:
— У тебя есть одно мгновение, одно единственное, чтобы уйти с дороги, — сказал Уросу вождь племени.
Но тут случилось нечто, совсем непредвиденное.
Погонщики верблюдов, по двое с каждой стороны, которые следовали за господином и его женой, видели и знали, почему они внезапно остановились и тоже придержали своих животных. Так же и те, кто шли за ними — последовали их примеру, хотя они не понимали, что именно случилось впереди. Но из-за такого огромного расстояния, следующая за ними большая часть каравана и огромные стада, не знали вообще, что ведущая часть каравана остановилась. Погонщики верблюдов, наездники, и все, кто шли пешком, двигались дальше. Пастухи и их собаки подгоняли стада вперед и конечно, идущие наткнулись на остановившихся, стали давить на них, и в конце концов, толпа начала напирать сзади на оба колосса из Бактрии.
Сначала они стойко держались. Их хозяева все еще не давали им понять, что можно идти вперед, и некоторое время им удавалось сохранять равновесие. Но выдержали они только несколько десятков секунд, как раз столько, сколько длился разговор больших кочевников и Уроса. И тогда оба великана начали понемногу сдаваться… медленно их толкало вперед, на коня и его всадника, которые, по-прежнему не двигаясь, стояли перед ними.
Сдерживая напор толпы и стад, сделавшись нервными от поднявшегося вокруг шума, оглушенные звоном тысяч колокольчиков, оба верблюда были больше не в состоянии понимать команды своих хозяев. В раздражении они подняли рев. На кого-то им нужно было обрушить свой гнев, и кто был лучшей мишенью для этого, чем это карликовое животное и его наездник — ничего не значащие создания, которые можно легко растоптать? Никем не сдерживаемые они угрожающе двинулись в сторону Уроса и Джехола.