— Хорошо.
— Только о чем?
— В машине вы обмолвились о медведе, — сказал Комура. — Что, интересная история?
— Ну да, медведь, — кивнула Симао.
— Можешь рассказать?
— Могу. — Симао достала из холодильника свежую банку пива и разлила по стаканам. — Немного скабрезная. Не обидитесь?
Комура покачал головой.
— Некоторым мужчинам не нравится.
— Я не из таких.
— Это со мной случилось. Поэтому как-то… немного стыдно.
— Хотелось бы услышать.
— Хорошо, если не возражаете.
— Я не против.
— Три года назад я поступила в женский колледж и встречалась с одним парнем. Он был старше меня на год и учился в университете. У меня с ним первый в жизни секс был. Как-то мы поехали вдвоем на самый север острова, в горы. — Симао глотнула пива. — Дело было осенью, в горах бродили медведи. Осенью они нагуливают перед спячкой жир и весьма опасны. Иногда нападают на людей. За три дня до того сильно пострадал один человек, поэтому всем местным раздали колокольчики. Обычные такие колокольчики. И сказали ходить по лесу, позвякивая. Мол, медведь поймет, что пришел человек, и не высунется. Медведи нападают на людей не потому, что хотят напасть. Они хоть и всеядны, но предпочитают растительную пищу. Трогать людей им смысла нет. Просто человек застигает их врасплох на их собственной территории, вот они и удивляются или сердятся и рефлекторно на него нападают. Поэтому если звонить, они сами будут обходить человека десятой дорогой. Понимаете?
— Понимаю.
— Вот мы и шли по горной дороге под звон колокольчиков. Вдруг в одном пустынном месте моему парню вздумалось… ну, позаниматься этим самым. Я тоже была не против. Мы свернули в заросли, чтобы нас не было видно, расстелили подстилку. Но я боялась медведей. Еще бы — что хорошего, если он вдруг нападет сзади, пока мы занимаемся сексом, и задерет нас. Кто захочет такой смерти? Ведь правда?
Комура согласился.
— Вот мы и занимались своим делом под такой перезвон — с начала и до самого конца. Динь-дон, динь-дон…
— И кто в колокольчик звонил?
— По очереди. Устанет рука — поменяемся. Устанет еще — опять поменяемся. Такая дикость — заниматься любовью, тряся колокольчиком, — сказала Симао. — Даже теперь иногда как вспомню, смеюсь.
Комура хмыкнул. Симао захлопала в ладоши:
— Вот хорошо. Выходит, смеяться вы умеете.
— Конечно, — сказал Комура. Но, подумав немного, понял, что не смеялся уже очень давно. Интересно, когда же это было в последний раз?
— А можно я тоже приму ванну?
— Пожалуйста.
Пока она мылась, Комура смотрел, как громкоголосый комик вел развлекательную программу. Было нисколько не смешно, но кто в этом виноват — комик или он сам, — Комура понять не мог. Он только пил пиво и грыз орешки из мини-бара. Симао не выходила долго, но наконец появилась, укутанная в одно полотенце, села на кровать. Затем скинула полотенце и, как кошка, нырнула в постель. И посмотрела на Комуру в упор:
— Можно спросить, когда вы в последний раз были с женой?
— В конце прошлого декабря.
— И что — с тех пор ни разу?
— Ни разу.
— И больше ни с кем?
Комура закрыл глаза и кивнул.
— Думаю, сейчас — самое время сменить настроение и начать просто наслаждаться жизнью, — сказала Симао. — Разве не так? Завтра грянет новое землетрясение… Или похитят инопланетяне… Или сожрет медведь. Кто знает, что будет завтра?
— Кто знает, — машинально повторил Комура.
— Динь-дон, — сказала Симао.
После нескольких неудачных попыток Комура сдался. Такое с ним случилось впервые.
— Может, вы о жене думаете? — спросила Симао.
— Может, — ответил он. Но если по правде, голову его переполняли картины землетрясения. Будто слайды, один за другим появлялись и пропадали, появлялись и пропадали. Перекошенная автострада, пламя, дым, горы черепицы, трещины на дорогах. Он никак не мог отключиться от череды этих беззвучных кадров.
Симао прижалась ухом к его обнаженной груди.
— Бывает, — сказала она.
— Угу.
— Не обращай внимания.
— Стараюсь.
— Говоришь, а сам переживаешь. Эх, мужчины…
Комура молчал. Симао слегка сдавила его сосок.
— Ты говорил, жена записку оставила?
— Говорил.
— А что в ней было?
— Что жить со мной — что со сгустком воздуха.
— Со сгустком воздуха? — склонила она голову. — Что это значит?
— Думаю, отсутствие нутра. Внутреннюю пустоту.
— Что, ты в самом деле такой уж пустой?
— Может, и да. Не знаю. Но тогда кто мне скажет, что такое нутро?
— Действительно, если подумать — что такое нутро? — сказала Симао. — Моя мать страсть как любит шкурку кеты. Часто шутит, мол, состояла бы вся кета из одной шкурки. Выходит, иногда лучше, если нутра нет. Ведь так?
Комура представил кету из одной шкурки. Если предположить, что кета — из одной шкурки, то именно она-то и станет нутром кеты. Комура глубоко вздохнул. Голова девушки приподнялась и опять опустилась.
— Я не знаю насчет нутра, но ты — классный! Думаю, немало женщин могут понять тебя и полюбить.
— Это в записке тоже было.
— В записке жены?
— Да.
— Хм, — недовольно фыркнула Симао и опять приложила ухо к груди Комуры. Сережки коснулись его кожи, словно что-то чужое и секретное.
— Кстати, о коробке, что я привез, — вспомнил Комура. — Что там внутри?
— Интересно?
— До сих пор было нет, а сейчас, на удивление, — да.
— Когда — «сейчас»?
— Вот только что.
— Вот так вдруг?
— Поймал себя на мысли, и внезапно…
— Странно, с какой стати?
Комура задумался, уставившись в потолок:
— Действительно, с какой?
Какое-то время они прислушивались к вою ветра. Этот ветер примчался из неведомого Комуре места и дул в неизвестном Комуре направлении.
— Это была, — заговорила Симао тихим голосом, — твоя натура. Ты, сам того не зная, привез ее сюда и передал в руки Кэйко Сасаки. Обратно ее уже не вернешь.
Комура приподнялся и посмотрел девушке в лицо. Маленький носик и родинки на ухе. В глубочайшей тишине отчетливо слышалось биение сердца. Он повернулся и почувствовал, как скрипнули кости. Комура поймал себя на том, что едва сдерживает какой-то порыв к нечеловеческой жестокости.
— Это… шутка, — поймав взгляд Комуры, сказала Симао. — Просто на ум взбрело и я ляпнула. Плохая шутка. Не берите в голову, я не хотела обидеть.
Комура успокоился, обвел глазами комнату. И снова зарылся в подушку. Прикрыл глаза, глубоко вздохнул. Просторы кровати окружали его, будто ночное море. Слышались стоны леденящего ветра. Частые удары сердца отдавались в костях.
— Ну как, хоть немного чувствуешь, что ты уже далеко?
— Кажется, что очень далеко, — признался Комура. Симао пальцем выводила на его груди замысловатые узоры — словно колдовала.
— И это — всего лишь начало…
Пейзаж с утюгом
Телефон зазвонил около полуночи. Дзюнко смотрела телевизор. Кэйсукэ в своем углу нахлобучил наушники и, прикрыв глаза, покачивая головой, играл на электрогитаре — видимо, пассажи оттачивал, так быстро бегали по струнам его пальцы. Звонка он не слышал. Трубку взяла Дзюнко.
— Уже спала? — как обычно, полушепотом проговорил Миякэ.
— Нормально, еще не ложились, — ответила Дзюнко.
— Я сейчас на берегу. Много бревен прибило. Получится что надо. Придешь?
— Хорошо, — ответила Дзюнко. — Только переоденусь и буду минут через десять.
Дзюнко натянула колготки, надела потертые джинсы, свитер с высоким воротом, сунула в карман пальто сигареты, за ними — кошелек, спички и брелок. Затем слегка толкнула ногой в спину Кэйсукэ. Тот испугался и поспешно стянул наушники.
— Пойду на берег жечь костер.
— Опять с этим Миякэ? — нахмурился Кэйсукэ. — Шуточки у тебя. На дворе февраль. Уже полночь. А она — на берег… костер…
— Я тебя насильно не тащу. Пойду сама.
Кэйсукэ вздохнул:
— Ладно, я с тобой. Подожди, я мигом.
Он выключил усилитель, натянул поверх пижамы брюки, надел свитер и задернул под самое горло замок куртки. Дзюнко повязала шарф и нахлобучила на голову шерстяную шапочку.
— Что ты нашла в этих кострах? Что в них интересного? — бормотал Кэйсукэ по дороге на взморье. Ночь стояла морозная, но без ветра. Откроешь рот и выдыхаешь заледеневшие слова.
— А что интересного в «Перл Джеме»? Сплошная какофония, — ответила Дзюнко.
— У «Перл Джема» миллионов десять поклонников во всем мире…
— А поклонники костров живут на свете уже пятьдесят тысяч лет.
— Это правда, — заметил Кэйсукэ.
— Не станет «Перл Джема», а поклонники костров останутся.
— Тоже верно.
Кэйсукэ вынул из кармана правую руку и обнял Дзюнко.
— Только вот что, Дзюнко… меня совершенно не интересует, что было пятьсот веков тому назад и что будет еще через пятьсот. Совершенно! Важно то, что есть сейчас. Кто его знает, сколько осталось до конца света. Кто, по-твоему, думает о будущем? Важно в настоящий момент от пуза поесть, и чтоб стоял. Разве нет?
Они взобрались по лестнице на мол и там же, где обычно, увидели фигуру Миякэ. Он стащил в одно место выброшенные на берег коряги всевозможных форм и осторожно составлял их в кучу. Среди плавника затесалось одно толстое бревно. Дотащить его сюда, видимо, оказалось делом нелегким.
В лунном свете береговая линия выглядела краем отточенного лезвия. Зимние волны на удивление бесшумно омывали песок. Вокруг — ни души.
— Ну как, много? — облаком белого пара выдохнул Миякэ.
— Еще бы! — воскликнула Дзюнко.
— Да, иногда набирается. На днях был неслабый шторм. Стоит только чаек послушать: «Сегодня славных дровишек нанесет».
— Хорош хвастаться, давайте греться. А то в такой холод все мое хозяйство сведет, — сказал Кэйсукэ, потирая руки.
— Погоди, не гони. В этом деле главное — порядок. Первым делом все рассчитать, проверить, не упустил ли чего, а уж потом не спеша поджигать. Засуетишься — ничего хорошего не выйдет. Поспешишь — людей насмешишь.