Директор встал и перешел к письменному столу, где, как обычно, не было ни одной бумажки. Он вынул из сейфа карту республики и показал Эркину точку в горах, кишлак, находившийся километрах в трехстах от Ташкента.
— Признаться, выбор пал на вас потому, что вы в данный момент заняты меньше других и наверняка поедете своей машиной, А прогулка может быть и приятной и полезной. Вы согласны?
— Конечно, — Эркин пожал плечами, стараясь не слишком удивляться. Странное задание. Очень странное и никчемное даже с точки зрения настоящей науки. Он живо представил себе тот разговор в высшие сферах, где директору кто-то из руководителей сказал: «Пусть ваши работники проверят, кто распускает слухи и почему они идут именно из этого кишлака».
— Можете взять с собой одного или двух сотрудников для объективности. Найдете там старика Бободжана Батырбекова, запишите его рассказ.
— Может быть, взять с собой Амина или Бахтияра? — спросил Эркин, чтобы еще раз убедиться в серьезности задания и проверить отношения директора к нему, Эркину.
— Нет, — подумав, возразил директор. — У них сейчас много работы. Возьмите кого-нибудь из толковых лаборантов. Мире Давыдовне скажете, на кого подготовить командировочные удостоверения.
— Азим Рахимович, — решительно сказал на прощание Эркин, — а вы сами верите в летающие тарелки? На сколько процентов?
— Мое мнение тут роли не играет, — сказал директор. — Но если оно вам интересно, то скажу, что не верю. Не на основании теории вероятностей, а потому, что не могу себе представить, что контакт с инопланетянами произойдет именно в тот кратчайший миг истории Земли, который совпадает с годами моей жизни. Не думаю, что мне может так повезти.
Из кабинета директора Эркин вышел с улыбкой, приготовленной для тех, кто мог оказаться в приемной. Там, кроме Миры Давыдовны, сидел замдиректора по хозяйственной части, толстый добродушный человек, под присмотром которого было построено нынешнее роскошное здание. Замдиректора весело кивнул Эркину, и это опять не понравилось ему. Сегодня все задевало самолюбие. Приветливость замдиректора тоже. Ведь ни для кого не секрет, что замдиректора собираются уволить за какие-то хозяйственные провинности. Он сам рассказывал об этом, иронически передавая слова Рахимова: «Надо работать честно». Если бы Рахимов со своими принципами пришел в институт на пять лет раньше, то новое здание построили бы на десять лет позже.
Эркин вошел в лабораторию, твердо решив, что все к лучшему в этом лучшем из миров, что задание и в самом деле приятное. Прогулка в горы в середине лета в компании, которую он сам себе подберет, — это отпуск, а задача, ответ которой известен заранее, не составит труда.
Эркин повесил пиджак на плечики, сел на подоконник и закурил.
— Зачем он вас вызывал? — спросила Дильбар, не отрываясь от работы.
— Диля, — сказал Эркин, твердо решив, что именно ее он возьмет в качестве второго сотрудника своей странной экспедиции, и предвкушая все приятные возможности этой поездки. — Диленька, скажи, пожалуйста, что ты лично думаешь об инопланетянах?
— Только то; что про это пел Высоцкий, — сказала девушка. — Другими сведениями пока не располагаю.
Песня Высоцкого давала основание сразу же установить тон, который полезен будет в поездке.
— Ты думаешь, что они размножаются почкованием?
— Говорят, что мировой конгресс по космическим связям, — сказала Дильбар, — хотел сделать эту песню своим гимном.
— Кажется, именно мне и тебе предстоит проверить гипотезу Высоцкого, — гнул свое Эркин. — Сегодня мы с тобой получим для этой цели командировочные удостоверения. Поедем поездом, потом автобусом, потом на попутках. Оденься соответственно, возьми рюкзак, продуктов на три дня. Встретимся на вокзале в восемь тридцать, возле касс.
Как известно, разговоры о летающих тарелках возникают время от времени все с новой силой, и причины тут самые разнообразные. Кто знает, может быть, есть где-то институт, занимающийся теорией возникновения подобных слухов, может быть, ученые уже исследуют вопрос в целом с точки зрения психологии, но в Ташкенте, по мнению Эркина, прилив интереса к летающим тарелкам объяснялся просто: приезжал лектор по линии общества «Знание», кандидат философских наук из Москвы, и среди нескольких публичных лекций о неопознанных пока явлениях природы прочитал одну, «закрытую», для узкого круга лиц.
Лектор отвергал научную достаточность опыта американских радиоастрономов Цукермана и Палмера, которые обследовали всего лишь шестьсот ближайших к нам звезд и не обнаружили никаких разумных сигналов. Нет, говорил лектор, он лично уверен, что наши братья по разуму скоро обнаружат себя. Попутно лектор коснулся самых известных слухов о тарелках, отрицал это наряду с телепатией и телекинезом. Лектор убедительно просил не смешивать его рассуждения о подлинно научных гипотезах с зарубежными другого толка сенсациями, рожденными безответственными лицами. Он привел наиболее абсурдные известия на этот счет и просил присутствовавших ни в коем случае не повторять эти слухи среди обывателей. И вообще разговоры на эту тему преждевременны, даже если под ними и есть факты.
Отец Эркина, Ильяс Махмудович, известный в республике философ и пропагандист атеизма, был (в числе избранных) на той лекции. Он долго негодовал по поводу лектора, не видевшего четкой границы между возможным и невероятным, между подлинным материализмом и откровенным идеализмом и фидеизмом. Эркин отцовского негодования не разделял, философия его вовсе не интересовала. Но как бы то ни было, после той «закрытой» лекции вновь заговорили о телепатии, о том, будто один человек из Чирчика, уснув после обеда в воскресенье, увидел во сне, что его ребенок тонет. И все подтвердилось: в этот, мол, день и в этот же час мальчик утонул в Крыму. Приводили и другие примеры.
Иногда на эту лекцию ссылались прямо, и то, что лектор рассказывал с очевидной иронией, приобретало совершенно серьезную реалистическую окраску. Одни фамильярно называли тарелки блюдечками, другие уважительно — Неопознанными Летающими Объектами, а те, кто считали себя посвященными, многозначительно произносили три буквы НЛО. Инопланетяне, говорили сведущие, летают на антигравитационных дискообразных кораблях, Землю посещают не зря, а с целью кражи с нашей планеты некоторых химических элементов или минералов, которых у нас пока еще много, а у них нет совсем. Совершенно определенно считалось, что наши «братья по разуму» встречаются двух видов: первые ростом около двух с половиной метров. Кожа у них синяя, глаза голубые. Это чернорабочие. Вторые — высшая раса — карлики до семидесяти сантиметров, совершенно серые кожей и поросшие седыми волосами. Глаза у них желтые. По характеру карлики очень вспыльчивы и агрессивны. Великаны им подчиняются.
Как-то так получалось, что сенсационные слухи обсуждались больше всего с приятелями и приятельницами, реже с близкими друзьями и с родными, чаще об этом говорили на работе в служебное время. Такая, видимо, это тема, способствующая установлению необязательных контактов. И шуток на этот счет было множество.
Это он хорошо придумал — встречу на вокзале возле касс! Беспокоило только — одни ли там кассы, не разминуться бы. И насчет рюкзака с продуктами на три дня — хорошо.
Дильбар стояла на виду. Она была в выгоревших брюках и кофточке из рогожки. Красивая девочка. Объемистый рюкзак привалился к ногам.
Эрик увидел ее первым. На этот раз и он был вроде бы туристом, блеклые джинсы, выгоревшая куртка.
— Я думала, вы знаете расписание, — огорченно сказала Дильбар. — Поезд ушел в шесть десять, следующий — в четырнадцать с чем-то.
— Я вечером узнал про изменение расписания. Извини, подружка. Это в прошлом или позапрошлом году, когда мы на хлопок ездили… — он не договорил, бесшабашно махнул рукой. — Все к лучшему в этом лучшем из миров!
Фраза годилась на все случаи жизни.
— Все к лучшему, как сказал Вольтер. Мы поедем на моей тачке. Это только по карте близко, а последние сорок километров — горная дорога, и довольно плохая.
Он подхватил ее рюкзак, и они пошли к машине, которую Дильбар раньше не заметила.
Какое-то время ехали вблизи аэродрома. Там один за другим взлетали тяжелые реактивные самолеты.
Эркин протянул Диле пачку жевательной резинки, попросил у нее разрешения закурить. (На работе он курил без ее разрешения.) Потом он нажал какую-то кнопку, и в машине зазвучал нарочито хриплый, мужественный голос Высоцкого.
— Стерео, — сказал Эркин, кивнув на два динамика над задним сиденьем. — У меня есть и поинтересней пленки, но начнем по программе, как я задумал.
— Я давно не слышала Высоцкого, — сказала Дильбар. Она не сомневалась, что «сюрприз» с внезапной поездкой в машине был задумал еще вчера. Ей стало скучно, даже тоскливо, теперь она все знала наперед. Не то чтобы такое было именно с ней, но она точно знала, как это бывает.
…В церкви смрад и полумрак,
Дьяки курят ладан —
Нет, и в церкви все не так,
Все не так, как надо!
Запись была хорошей, динамики работали мягко.
— Я с ним был знаком, — сказал Эркин. — Меня Андрей Вознесенский с ним познакомил. Я был на Таганке с одной очень красивой девушкой. Она их всех знала. Между прочим, он был маленького роста. Никогда не подумаешь, правда?
— Вознесенский? — нарочно спросила Диля, хотя знала, что тот говорит о Высоцком.
— Нет, Володя Высоцкий. Не выше тебя, честное слово.
— Возможно, — сказала она. — А Чехов был высокого роста, метр восемьдесят шесть.
В этой песне Дилю больше всего удивляли слова, набор которых казался случайным, нелепым, даже абсурдным, но именно поэтому, наверное, тоска и безысходность стилизованных кабацких куплетов звучала так неотразимо.
Я на гору впопыхах,
Чтоб чего не вышло,
А на горе стоит оль-ха
А под горою — ви-шня.
Хоть бы склон увить плющом,