Даже когда священники предавали нас и веру, брались за оружие, отказывались молиться за Украину и мир, ее победу, ребят, которые бьются за это победу, мы очищали черноту их греха своей любовью и верой, усиленной в тысячу раз. Мы сами, своими словами молились за мир, и за наших солдат, за наших врагов и за наших, предавших нас друзей, мы помогали незнакомым нам людям и стране, мы боролись за свою свободу за всех фронтах: с агрессором, бандитами, террористами и чиновниками.
Посмотрите, когда уже нечего было говорить, опускались руки, накатывало отчаянье, начинали говорить наши души: молитвами, делами, словами, светом.
Простые, обычные, незнакомые люди со всего мира объединялись, чтобы светить и делать добро. Каждый из нас, выпустил из своей души свет, чтобы создать баланс сил. Даже слезы были светом. Это плакала любовь, нежностью, очищая от случайно прилипшей грязи.
Говорят, когда беда, в церквах мироточат иконы. Я вижу, как мироточат души: это мы, поддерживаем друг друга, это волонтеры везут сквозь пули помощь солдатам, это солдаты вгрызаются в землю, отбирая у тьмы наши города, это руки и души, сплетающиеся тут в соцсетях, и дающие друг другу силы. Это ваше миро, текущее из душ. И оно жжет тех, кто пришел к нам с войной и залечивает раны на нашей земле. Это миро, струящееся из ваших душ, склеит нашу страну воедино. И пусть бегут слезы-это мироточение души!
Войну нельзя забывать. Если ее забыть — начнется новая война. Если перестать ценить мир, благополучие, свободу, то будет война, нищета, голод, рабство. Когда много неоцененного хорошего, его заменяет оцененное плохое. Это баланс сил. Если человек не доволен в жизни чем-то, силы найдут этому замену. Но вряд ли, эта замена будет лучше.
Я вспоминаю, как до войны (до этой войны) выбрасывали хлеб, воротили нос, перебирая 50 сортов колбасы, были недовольны зарплатой, пенсией, работой, теперь этого нет. Как по желанию. Не хочешь-не надо. Не нравится — уберем. Хотите в Россию, в нищету, пожалуйста. Кричали «мы ненавидим эту страну», пожалуйста, у вас теперь другая, вы — беженцы, в Сибири, Заполярье. А, квартиры в Кремле, на Рублевке и Крыму, как-то никто и не обещал. Каждый выбрал свою страну, Родину.
Сегодня вскрыли склады предпринимателя, вычистили все: мотоблоки, косилки, мопеды, болгарки, даже мотки кабелей, проводов, дрели, упаковки сверл… Вроде надо сочувствовать. Не могу. Этот предприниматель ходил, как йолка, в ленточках, орал «заживем в России», сдал всех своих конкурентов, обвинив в помощи Нацгвардии (попросту написав донос). Поэтому — констатирую факт. Свои поедают своих. Больше некого.
С желаниями нужно быть аккуратными. Мой сосед, голосовал на референдуме, чтобы всем уравняли пенсию. Он, хотел равенства. Ну, да. Это в бюллетене ЛНР напечатало один вопрос, а голосовали каждый, за что хотел, не читая. Теперь у него нет пенсии. Равенство пришло.
Другой сосед, снял все сбережения, на которые жил, и купил машину, хотя у него уже была. Причина?! А чтобы хунте деньги не достались. Его машины забрали заезжие бандиты. Его желание сбылось: хунте деньги не достались.
Одна наша посельчанка проклинала мужа за то, что мало зарабатывал, просто ела его поедом, сама не работая. Хотя, заработок больше пяти тысяч в месяц, был даже очень приличным для нашего города. Но нет. Там за горизонтом кто-то жил лучше. Она сильно завидовала соседке, мужа которой убило в шахте, и она получила посмертные и пенсию за погибшего. Так завидовала и так ела мужа, что он ушел воевать. Она заработала 10 000 посмертных, которые ей принесли вместе с его гробом. Только пенсии у нее не будет. Он погиб в войне за иллюзию, а на иллюзию закон не распространяется.
Сорокалетняя пара хотела умереть в России (удивительно, не жить, а умереть). Его ранили в ополчении, она увезла его в России. Он там умер. Все, как хотели.
Жаль только, что эти чьи-то черные и глупые иллюзии забрали жизни моих друзей, что, кто-то желающий другому зла, навлек его и на наши головы.
Войну нельзя забывать. Нужно помнить каждый ее шрамик, каждого предателя, каждую могилку, каждую потерю. Чтобы потом, ценить мир, но уже по другому. С высшей пробой. Пробой крови.
Я всегда думала, что на войне, самое страшное, это взрывы, выстрелы, бой. Оказалось — нет. Самое страшное на войне, это — война. У нее много граней, острых, как края сколотого гранита, они режут, быстро, не всегда заметно, но всегда очень глубоко и больно. У нее много острых когтей, которыми она рвет свои жертвы.
Война — она разная, но она всегда оставляет шрамы на душе, на сердце, на судьбе, на городах, земле, людях, стране.
Война — это не всегда оружие или пули. Война не всегда — поле боя. Если она начинает вить свое гнездо в твоей стране, она делает это вдумчиво, заранее подготавливая себе место, желательно где-то в богатом, безопасном и тихом районе, а так же армию обсуживающего персонала, который будет питать ее птенцов. Набирает солдат смерти, армию предательства, стукачей связи, раздает пакеты безразличия и медали жестокости, ставит растяжки из волокиты и наживы. Это — война в тылу, и предательство, и безразличие , глупость и даже паника — это тоже война. И, вот, ненависть, и коррупция, и халатность, и измена-это тоже грани войны. И они тоже режут по живому.
На войне быстро устаешь бояться. Хотя боишься, но, как-то через усталость. Слишком много приходится бояться: взрывов, воя летящих снарядов, смерти, ран, потерь. Боишься за родных, за детей, за солдат, что пробиваются к твоему городу, боишься, что предатели и убийцы уйдут от ответственности, боишься малознакомых людей, а знакомых, которые уже показали свое лицо, боишься еще больше.
На войне даже зарево ночью — страх. Понимаешь, это не закат, это греется война на костре из дома твоих соседей. Страха так много, что ты устаешь его нести, ты просто идешь устало, сквозь войну, сгорбив плечи и постарев, и, иногда даже не понимаешь, почему льются слезы, ведь тихо и не стреляют, а ты плачешь. Это — плачет душа, прощаясь с кем-то, кого ты не знаешь.
Война — это безногий сосед, вернувшийся с фронта, и оставшийся никому не нужным, но бережно хранящий в шкафу камуфляж, перетянутый разноцветными лентами чужих идей, иллюзий, штампов.
Война — это друг, которого ты знаешь только по интернету и никогда не видела раньше, но молишься за него, потому, что с ним нет связи.
Война — это слезы, не от потерь, а от надежд и любви, которую тебе дарят незнакомые тебе люди, молясь о тебе и твоем городе.
Война — это когда тебе важно молча, дотронутся до экрана компьютера, так как из связи с миром остался только ускользающий интернет, и тебе страшно, что оборвется и эта нить, а дотрагиваясь до экрана, почувствовать тысячи горячих рук, пальцев, глаз, душ, сердец держащих тебя.
Война — это закусив даже не губы, а душу, пройти через смеющихся и пьющих пиво солдат, приехавших защищать, а вернее, зачищать твою землю, они не обидят тебя, нет, они даже тебя не заметят, но тебе кажется, что на твои плечи упала пыль смерти, принесенная ими с полей.
Война — это, когда тебе не важно есть ли у тебя маникюр, помыта ли голова, в чем ты одет, есть ли у тебя работа, у тебя другие приоритеты- вода, свет, связь, тепло, глубокий и крепкий подвал.
Война — это когда человек, которого ты считал самодостаточным и хладнокровным эгоистом, оказываться родным, заботливым и близким, который бросает все, чтобы спрятать тебя, потому, что близкий человек, с которым ты делил кусок хлеба, сдал тебя новой власти.
Война — это когда молодая мама с полуторагодовалым малышом не выезжает из зоны войны, только потому, что она единственный связной в этом районе.
Война — это когда твой друг, говорит тебе «я иду воевать за нашу свободу», но видишь ты его в лагере, который воюет за твое рабство.
Война — это смотреть на горизонт, знать, что там, в степи на КПП, на границе, вгрызлись в сухую землю те, кто пришел тебя спасти, ты протягиваешь руку, как бы глядя и притрагиваясь к ним, но натыкаешься взглядом на зарево пожарища, там, где могли быть незнакомые тебе , но близкие люди, которых ты никогда не увидишь.
Когда начинается война, то она бьет везде, ведет свои бои в районе души, сердца, твоего дома, земли. Даже ромашковое поле -это война. И поле пшеницы — это тоже война. И степь…
Самое страшное на войне это степь и тишина.
Когда заканчивается бой, из степи еще долго звучат жуткие крики смертельно раненных, которые то и дело обрывает одиночный выстрел или автоматная очередь.
Ты не знаешь, кто кричит, свои или чужой. Для тебя -это люди, которые кричат, прощаясь с уходящей жизнью, оставляя за собой на память, эхо выстрела обрывающего крик, он бьет тебя по коленям, хотя ты далеко, но ты все равно падаешь на землю, и закрываешь уши , даваясь своим собственным криком,- тебе нельзя пугать детей.
А когда заканчивается бой, к тебе не приходит долгожданная тишина: степи звонят. Под огромной, восходящей луной, под баюкающий стрекот сверчков, в оседающей дымке пыли и дыма, мерцая по степи, как звезды, звонят телефоны. Это живые пытаются дозвониться мертвым.
Войны всегда много. Безумно много. И…страшнее войны только война. Помните об этом.
Она всегда чувствовала себя, как бабочка в банке. Вокруг яркий мир, у нее за спиною крылья, а взлететь нельзя. Можно чуть порхать, не выходя за… правила, рамки, стены. Можно смотреть на закаты, потягиваться утром, расправляя крылышки навстречу рассветам, заворожено любоваться вспышками молний, и нежится в волнах радуг. Можно все, но в рамках приличий, условностей, прозрачных стенок отделяющих её МИР от мира. Так она и жила. Впадала в депрессию и становилась куколкой, снова становилась бабочкой, и снова туда, в темноту, во внутрь себя, еще глубже, закрывая все щели, чтобы не оставлять себе надежды, не слышать ни зова, ни света, ни мира.