больше приветлива. Приходили многие и многие, кого Мэренн даже не знала.
Однако лорд Фордгалл приходил чаще прочих. Лесные считались если не противниками, то основными соперниками волков в делах Благого Двора, и Мэренн приходилось сдерживать собственное недоверие, беседуя с общительным лордом Фордгаллом.
— Времени у меня мало. Я хочу признаться, королева Мэренн. У меня тоже есть дети, так что я знаю, что такое любовь, — вкрадчиво произнес он в последний их разговор. — С ними сложно, как и с их мамой. Но без нее еще сложнее. Знаете, если бы наши Дома породнились, миру в Светлых землях почти ничего бы не угрожало. Что вы скажете на это? Разве вы против мира?
— О, я только за. Однако я против навязанных браков. Если наши дети понравятся друг другу, то, разумеется, я буду не против их союза, — слова она выбирала тщательно.
— Стерпится-слюбится, разве нет? — в голосе лесного было столько надежды, что отказаться казалось невозможным.
— Нет, — тихо ответила Мэренн, стараясь не потеряться в чужих и своих желаниях.
— А вы правда достойны своего супруга, — сверкнул глазами лесной и погасил улыбку. — Я горжусь вашим мужеством. Вы знали, что королевские отпрыски Дома Волка неприкосновенны? В прямом смысле этого слова. Никто не сможет прикоснуться к ним под страхом смерти. Ваши дети будут очень и очень одиноки, это та-ак печально… Но не печальнее того, что вы стали женой ши, который продолжает настолько чтить свою первую жену, что создал комнату в ее честь.
— Что? — прижала ладони к щекам Мэренн.
— О, кажется, я сказал лишнего, забудьте. Я был бы рад погостить в Черном замке и стать вам опорой…
— Но черный замок открыт всегда и для всех!
— Вы снова не знали… Наш владыка закрыл доступ на два года! Даже волкам. Конечно, у вас всегда охраны на три войны, хотя это как-то слишком. А я бы так хотел бы увидеть рождение наследника! Мальчик, что может быть лучше? Или нет? — прищурился он. — Говорят, можно попросить о милосердии луну, но для этого нужно забраться повыше. На башню снов, к примеру.
— Мне не слишком понятны и приятны ваши слова, лорд Фордгалл, однако я благодарю вас, — встала Мэренн, утишивая сердце. — Вы правы, уже объявлено о завтрашнем отъезде, и мне действительно надо отдохнуть перед дорогой.
Неудивительно, что в ту ночь Мэренн снились кошмары. Этайн, о которой она думать не могла без содрогания, и неприкосновенность королевских волчат. Надо поговорить с супругом, неужели все это правда?
Наутро больше всего ей хотелось прижаться к Майлгуиру, забыться и все забыть, но в шатер заглянул его брат.
— Ваше величество, — церемонно начал Мэллин.
— Я бы просила, чтобы ты называл меня Мэренн, — так поторопилась сказать, что перебила. — Еще не хватало, чтобы и ты…
— Хорошо, моя королева, я попытаюсь. Обычно умные вещи говорит Джаред, а я дурачусь, но в его отсутствие мне приходится исполнять все роли. Я скажу тебе на ушко, что моего братца одолели бесчисленные вопросы Благого Двора, ибо его наиболее живые, пока, представители рады урвать свой кусок от каменного пирога, но он просил передать, что придет как сможет.
Мэренн поникла, остро почувствовав свое разочарование. Муж на то и муж, чтобы поддерживать жену, пусть она знала тогда, давно, как в прошлой жизни, чьей женой соглашается стать.
— Так вот, о чем я хотел поговорить с новой королевой Благого Двора, — Мэллин не заметил или сделал вид, что не заметил, вместо сочувствия или обычной своей шутки, переходя к делам. — Теперь у тебя, юная и храбрая волчица, появится куча друзей и обожателей из всех Домов. У тебя будут просить милости, ведь ты королева, а значит, стоишь над законом, ибо ты — само милосердие. Не разбрасывайся им. Не стоит давать повод думать, что доброта и любовь — это слабость.
— А это так? — спросила Мэренн больше от удивления. Когда ожидаешь от ши смеха и веселья, странно слышать серьезные мысли.
— Это сила, — Мэллин улыбнулся, совсем легко и мимолетно, не меняя общего тона беседы. — Иначе, как говорит советник, кто бы разрешил ей стоять над Словом? Я к тебе по смежному поводу. Беречь свое милосердие для достойных прекрасно, но почему возвращаешь все подарки?
— Я пока не сильна в политике и могу ошибиться, приняв дар от Дома за личную вещь, — Мэренн стало жгуче стыдно: за столько времени бездарного валяния в кровати не разобраться хотя бы в основах!
— Молодец, правильно мыслишь. Ничего страшного, мой брат просто убьет дарителя, покушающегося на его личную жену, хи-хи. Держи, это алмазы, — не успела Мэренн испугаться, как Мэллин достал из поясного кошеля и развернул черный бархатный сверток. — Майлгуир вспомнил то, чем не занимался Луг знает сколько веков. Вернее, одну или две тысячи лет. То есть примерно…
— Оно прекрасно! Он сделал это для меня? — изумилась Мэренн, не вникая в пространные рассуждения о времени и разглядывая сверкающие капли сережек, а также искрящееся колье. Невесомое серебро скрепляло адаманты, не утяжеляя их.
— Конечно. Столько ночей не спал!
— А я уж решила…
— Не нужно тебе падать духом, Мэренн. Трудно выкарабкиваться из мира теней, поверь. Но если кто и должен жить, так это ты! Ты, потому что жизнь приходит с такими как ты, у кого горит сердце и огонь в глазах. Кто полон безрассудной отваги и не знает смерти! Те, кто несет жизнь этому миру, потому что они и есть — сама жизнь!
— Но… — вздохнула Мэренн, смутившись от слова Мэллина. — У него была Этайн. Мне кажется, он все еще ее любит! А со мной он так отстранен. Мне кажется, я лишь создаю ему досадные проблемы.
— Моя дорогая обожаемая жена моего брата! Хочу сказать тебе одну ужасную тайну! Я, кто видел Мидира с Этайн! Майлгуир будет счастлив только знаешь с кем? С Мэренн! И знаешь, если для этого вам нужен свой собственный мир, то его стоит создать ради этого!
— Тогда мне пора одеваться — и в дорогу? — погладила Мэренн украшение.
— О да, нам пора возвращаться домой. Знаешь, волчушка, не особо доверяй Фордгаллу. Не думай, что все желают тебе только добра.
— Ты хочешь сказать, что лорд Фордгалл — наш враг?
— Нет! Выражаясь словами советника: это утверждение противоречило бы политике нашего Дома. Дом леса — наш самый сильный союзник…
— Но ты не сказал: «самый преданный». Да, я это уже поняла. Он вчера заводил речь о браке между нашими детьми.
— Пускает корни где может!
— Он сказал про комнату Этайн.
— Это все в прошлом, волчушка. Фордгалл — та еще тварь. Что за мерзкий пенек! Нет, я ругаюсь не потому, что я не люблю лесных, я вообще мало кого люблю из нижних.
— Нижних? — не удержалась Мэренн.
— Так нас называют люди, Что, не была наверху ни в один из праздников?
— Не было нужды, — дернула плечом Мэренн. — Наведенная любовь — обман вдвойне. Мы же так привлекательны для верхних лишь из-за того, что мы — ши. Это как-то обидно, правда?
— О, умница! А как тебе Лианна?
— Решил сменить тему? Ты влюблен в нее? — решилась Мэренн.
— Я менестрель! — послал Мэллин воздушный поцелуй. — Я влюблен в каждую красивую женщину, которая находится рядом со мной.
— А если их будет двое? — подозрительно спросила Мэренн, пряча под черноту бархата искристость адамантов.
— Ты вновь смотришь в корень! Буквально на этот Лугнасад их оказалось именно две, и обе — прекрасны! И обе остались очень довольны.
Мэренн поняла, что еще очень молода, и словесные игры пока не по ней: кровь прилила к щекам от смущения, и она не нашла слов для ответа.
— Все-все, не буду смущать твою невинность, — развел руки Мэллин. — Скоро прибегут служанки, будут готовить тебя к королевскому выезду. Лианна, уезжая к себе в Золотую башню, предоставила свою повозку. Сказала: путешествие на лошади может тебе повредить. Тебя еще тошнит?
— Немного, — помедлив, согласилась Мэренн, еле погасив желание поспорить. На коне было бы привычнее, однако ей теперь надо думать не о себе.
— Да, именно, — произнес Мэллин, так пристально смотря на Мэренн, будто читал ее мысли. — Будем подкладывать еловые ветки даже там, куда не собираемся упасть, — неожиданно серьезно сказал он. — Прости моего брата, у него правда было дел выше неблагой башни. Ну я пошел…
— Подожди! — удержала его Мэренн. — Скажи, как может сбыться это предсказание?
— Хоть как.
— А если я убью себя, когда родятся дети? — тихо произнесла Мэренн.
— Мне жаль будет расстаться с тобой. Это будет глупо, так как ничего не изменит. Один ребенок в один год.
— Прекрати это повторять! — зажала уши Мэренн.
— Я этого не говорил, — удивился Мэллин. — Кто? Кто сказал тебе?
— А разве друиды не сказали? — уклончиво ответила Мэренн, и Мэллин присел рядом.
— Послушай, может, они говорили что-то лично тебе? Брат звал их, но они не приходят к нему. Видимо, злятся, что он закрыл доступ в Черный замок — вот поэтому мы поспешим туда. Там ты будешь в относительной безопасности.
— Так он правда закрыл Черный замок?
— Всем — на два года. Друидам — очень давно. Если они приходили к тебе, расскажи об этом.
— Я думала, это кошмар сегодняшней ночи. Слишком я ждала и боялась их увидеть, — опустив глаза, произнесла Мэренн. — Я просила о жизни для своих детей! Обещала отдать что угодно!
— Но друид наверняка сказал, что если ты не отдашь ребенка — погибнут все трое, те, чьи жизни выторговал сам Кернуннос?
— Жертва, — прошептала Мэренн. — Кажется, они твердили о жертве, замешанной на любви. Это то, что спасет ваш мир, это то, что я хотела. Но я не хочу!
Ее колотило. Мэллин неожиданно наклонился, потрогал что-то на полу, покрытом золотым тканым ковром, потер пальцы.
— Серый пепел. Все неймется гадам!
— Что?! Кто-то и правда был здесь? Они ведь опять просили ребенка!
— Жертва, Мэренн, чтобы принести хоть какую-то пользу, должна быть добровольной и, желательно, непреднамеренной. Так что выше нос, и не хорони никого раньше времени!
— Но я не могу! — воскликнула Мэренн. — Как, скажи, как мне спасти моих детей?..