— Я сказала что-то не то? — осторожно спросила Мэренн, убрав упавшую на его лицо мокрую прядь. — Я огорчила вас?
Кажется, то, о чем он умалчивал, она понимала еще лучше, чем то, о чем он говорил!
Майлгуир протянул ей один из бокалов с тягучим темно-красным вином, всегда стоящих на полке, и отпил из второго.
— Скажи, о чем говорил с тобой Джаред?
— Он спросил, что я делаю в столице и есть ли у меня кто-то на этот Лугнасад, а потом… осторожно спросил, не желаю ли я скрасить королю этот праздник.
Бокал с треском сломался в королевской руке.
— Вот значит как!
Все было оговорено заранее! Советник присматривает за ним, как за неразумным дитём, даже девочку подсунул «на вкус короля». И ведь не прогадал — Мэренн притягивала его хотя бы тем, что была полной противоположностью Этайн. И чем-то еще.
Мэренн расширенными глазами смотрела на сломанный бокал, на осколки, полетевшие в стену.
— И, если бы я сама не жаждала больше жизни попасть к вам, мой король, я бы обязательно поддалась на его уговоры, — медленно закончила она. — Советник умеет убеждать.
— Зачем ты хотела попасть ко мне?!
Мэренн развернулась, уселась на него, скрестив ноги за его бедрами. Тихо прошептала:
— Вы должны перестать себя корить за мидирово прошлое. Вы достойны любви, и вы ее получите!
— Ты знаешь, кто я? Откуда?! — понял владыка главное.
— Я догадалась. Мне рассказали, и я догадалась, — поправилась она.
— Я испробовал все, Мэренн, — произнес Майлгуир, решив узнать позднее, кто этот длинный язык, и укоротить его. — Я ничего больше не могу.
— Я могу, — печально и твердо сказала девушка.
— Неужели? Отчего это?
— Потому что я люблю вас, мой король.
Вот так. Тихо и просто. Громом среди ясного неба.
— Это очень приятно слышать, очень. Телесная любовь тоже приятна. Но?! Какого фомора ты тут делаешь?! — взорвался Майлгуир, ударил кулаком по воде, взметнув кучу брызг. — Почему ты, как только поняла свои чувства, не вышла замуж? При твоей красоте это недолго. Почему ты не сбежала от того, кто губит своей любовью? Ж-ж-женщина!
— Разве вы не знаете? — строго произнесла Мэренн. — За настоящую любовь не жалко и жизни. Все эти браки по взаимному уважению — все это отблески любви. Подделка чувств. Обманка. Я люблю вас, мой король!
— Вот почему мне было так хорошо с тобой! — простонал Майлгуир, осознавая размеры катастрофы. — Вот почему… Как же я не понял сразу! Безмозглый вудвуз! Ты должна уехать, Мэренн. Антэйн, он хороший волк, он просил отдать тебя ему в жены, и я даю согласие немедленно. Ты должна покинуть меня как можно скорее, ты должна… Я молю тебя, уезжай, пока не поздно!
— Поздно, мой король. Вы, грозный владыка, вы — молите меня. Не приказываете и не требуете. Молить можно только любимых. Слово еще что-то да значит в Благих землях, а я обещалась небу и земле быть только вашей. Я ваша и телом, и душой. Я люблю вас всем сердцем, и я выйду замуж за вас или не выйду вообще. Я прошу вас взять меня в жены!
— Ты не знаешь, о чем просишь и на что идешь. И ты ошибаешься, я не люблю тебя. Я не способен на любовь, я ею проклят, — сквозь зубы выдавил Майлгуир, покрывшись мурашками в теплой воде. И оттаял, когда Мэренн прижалась, обняла и руками, и ногами. Положила голову на его плечо и прошептала:
— Не загадывайте наперед. Не гасите то, что теплится в вашем сердце.
Глава 2. Семейные узы
«Джаред-Джаред!» — укорил знакомый голос.
Советник вздрогнул, как от укола. Слова весьма важного донесения его единственного осведомителя в Доме Леса размылись, завертевшись в спираль. Джаред вздохнул, опустил бумагу и поднял голову. Мэрвин во всем своем великолепии, совершенный от изгиба брови до кончиков ногтей, стоял у окна и сверлил взглядом непутевого сына. Однако ночной холодный ветер не шевелил ни иссиня-черные волосы, ни одежду Дома Волка, в которой Джаред никогда отца не видел. В Верхнем, где Джаред родился и вырос, Мэрвин ходил в самом простом одеянии и никогда не говорил подобным голосом.
Розовый свет от каменной лампы, просвечивающий сквозь призрачную фигуру, облекал ее почти живой плотью.
Советник поубедительнее уткнулся в документы.
«И чему я тебя учил?»
Джаред зажмурился и потряс головой. Отец проявлял свое недовольство редко, но всегда перед серьезными потрясениями или глубокими просчетами.
«Что молчишь?»
Ледяное дыхание приблизилось.
— Я р-р-работаю! — Джаред дернулся, смял пергамент, чуть не перевернул чернильницу.
Думать, чем сегодня он так сильно не угодил давно почившему родителю, не хотелось.
Раздался тихий-тихий стук, затем скрип петель. Джаред вздрогнул и в ужасе обернулся.
В черном зеве открывшейся двери появилась знакомая невысокая фигура.
— Алан, — облегченно выдохнул Джаред и вытер лоб.
Алан провел рукой по седому ежику волос, мягко улыбнулся. И был слишком спокоен для дурной вести.
Джаред перевел дух и прикрыл глаза, надеясь, что холодный пот, стекающий по спине и вискам, не очень заметен. В его дом начальнику замковой стражи доступ был дан всегда, вот только пользовался Алан этим крайне редко. Пожалуй, сейчас был тот случай, когда…
— Я не вовремя? — привычно-спокойный голос окончательно развеял потусторонние тени.
— Ты всегда вовремя.
Джаред сделал приглашающий жест рукой, и Алан плавно перетек к столу, присел в свободное кресло и скрестил ноги в лодыжках, всем своим видом давая понять, что жизнь хороша хотя бы потому, что она есть.
— Что ты хотел? — воспротивился подобному принципу Джаред.
— Узнать, быть может, я что-то пропустил, — склонил голову Алан, словно понимая степень загруженности советника.
Дублет обтягивал его жилистое тело как вторая кожа, пять когтей овалом располагались на левой груди. Стежки нижнего края вышивки очень аккуратно подновлены. Как раз там, где Алан не так давно порвал одежду, гоняя в подвалах, по слухам, то ли мелких виверн, то ли призрак самого Нуаду.
Джаред, ощущая, что ноги еще дрожат, решил не вставать и указал на пузатый кувшин с узким горлом. Второй бокал всегда стоял специально для Алана. Тот налил себе, добавил в отставленный бокал советника, отпил и продолжил:
— Сейчас немудрено. Лугнасадные недели… Я стараюсь особенно не показываться.
— Старые седые волки не имеют отбоя от желающих? — привычно поддел Джаред.
— Проклятые волки, — нахмурился Алан. — Тебе не нужна моя помощь?
— Всегда нужна, — Джаред усмехнулся. — Но наши чудесные интриганы, — он поднял свиток и уронил его на поверхность стола с изображением Благих земель, — тоже заняты праздником. Даже наш король занят, не поверишь.
— Не верю, но факт, — кивнул Алан.
Он уперся взглядом в хрустальный бокал, тщательно разглядывая блики от огней светильников и пламени камина.
— Кстати, о женщинах. Дженнифер так аккуратно залатала одежду! — продолжил Джаред. — Чувствуется не просто забота.
— Не начинай, — не выдержал Алан.
Начальник замковой стражи не первый год коротал лугнасадные ночи у красавицы Дженнифер. Коротал весьма интересным способом, поедая пироги и попивая чай, а еще делая зарисовки легким углем или толстым карандашом. Прекрасная белошвейка служила ему не только натурщицей, но и замечательной ширмой — преградой для всех иных поползновений в этот праздник. Джаред был уверен, что Дженнифер питала к Алану совершенно определенные чувства. Да и тот не просто дружит с Дженнифер, заботится о ней и помогает растить сына, об отце которого она умалчивала. Алан на все вопросы отвечал, что Дженнифер слишком хороша, а он слишком стар, нужно ли портить имеющееся хорошее в надежде на призрачное лучшее? Дженнифер, знавшая Джареда без малого триста лет, доверяла лишь ему свои мысли. Грустила до того, что в кристально-чистых серых глазах загорались светлые звездочки. И признавалась, что Алан опять пропадет, как он делал всегда, стоило ей сделать малейшие шаги ему навстречу.
Пропадать начальник замковой стражи, хранитель Черного замка, умел мастерски во всех смыслах. Умел создавать порталы и появляться неожиданно, мог видеть почти все, что происходит в пределах цитадели. Дары эти привычно для Благого мира уравновешивались такими отдарками, о которых Джаред, скользя взглядом по пышному жабо Алана, предпочитал не думать, надеясь только, что этот мир дает не больше, чем может выдержать отдельный ши.
Поэтому Джаред молчал. Привычно.
— Спал? — спросил Алан, просмаковав вино.
Джаред еще более привычно дернул плечом.
— Значит, не спал. Опять обижал свой расчудесный коврик, — хмыкнул Алан и покачался на ножках кресла.
Советник прикрыл глаза и откинулся на спинку своего стула, тоже крайне жёсткую.
Поспать у Джареда никак не получалось. Первая ночь праздника ушла на благие дела. Дань любви и свободе советник воздал, выполняя роль истинного сына своего Дома — трудолюбиво и с огоньком. С волчицей, выбравшей его своим волком, и к обоюдному удовольствию. Отлюбленной во всех известных ему позах. Вот только когда вместо сероглазой и черноволосой дочери Дома Волка проступил образ золотоволосой Лианны, когда она прошептала ему призывно «мой волк», Джаред не выдержал… Дама была бы не против продлить праздничное знакомство еще на несколько дней, но советник отговорился занятостью, осыпал ее комплиментами и уверениями, что одна она не останется. Исчез из гостевых покоев раньше, чем первый луч солнца окрасил алым ледники Черных гор. Спешил к себе, сопровождаемый одновременно радостью от хорошо выполненной работы и укоризненным взглядом отца. Укоризненным оттого, что он мысленно любил не волчицу, а замужнюю, очень счастливую в браке солнечную королеву, и оттого, что солгал насчет работы.
— Есть проблема, Джаред. Скоро вернётся Мэй, — Алан безотказно отвлекал от мрачных мыслей. — Вот думаю, узнает он меня или нет? Двести лет на границе с фоморами — не шутка, но волчонок так жаждал стать офицером!