А теперь даже мои воспоминания о лучшей подруге не казались безопасными или настоящими.
Бренна Дюваль
Когда ее убили, Бренне было восемнадцать, и она училась в выпускном классе. Звезда баскетбольной команды с ростом сто восемьдесят пять сантиметров. Она уже получила спортивную стипендию. Прошлой осенью, когда наша школа выпустила календарь звезд школы – таким образом собирались средства для различных спортивных команд, – Бренна и ее парень Эйден Страуд (капитан футбольной команды) оказались на обложке.
Когда я в первом семестре ходила на урок международного гражданского права, она была помощником тренера Нолана. Сидела в основном за его столом и играла на его компьютере, пока он не просил сделать копии.
Но я помню один день, ближе к концу семестра, когда мы все сидели и ждали тренера Нолана. Звонок уже прозвенел, но он еще не пришел. И вот в кабинет вбежала Бренна, ее лицо чуть не лопалось от такой широкой улыбки. Она закрыла за собой дверь и сказала:
– Слушайте. Тренер чем-то занят в администрации. Будет здесь через пару минут. Поэтому у нас мало времени.
А потом она попросила нас развернуть все парты. Мы даже не задумывались. Подскочили, и кабинет наполнился скрипом металла по плитке. Бренна все это время следила за дверью, периодически оглядывалась и просила нас поторопиться.
– Разровняйте ряды, – сказала она. – Будто так и должно быть.
Сара ходила на этот урок вместе со мной и все время хихикала, пока мы разворачивали последние две парты в нашем ряду.
– Он идет! – объявила Бренна, повернувшись к нам. – Садитесь, садитесь.
Она побежала по кабинету, длинные ноги в два шага донесли ее от двери до стула тренера Нолана.
Секунду спустя открылась дверь, и тренера Нолана поприветствовали пристальные взгляды девятиклассников. Наши парты теперь стояли лицом к двери в задней части кабинета, а не к доске. Он удивленно вытаращил глаза и просто стоял на месте, моргая.
– Вы опоздали, тренер, – делано строго произнес Ричи Макмаллен.
Тренер Нолан посмотрел на него, потом на Бренну.
– Это сделали вы, мисс Дюваль?
– Понятия не имею, о чем вы говорите, тренер. Разве парты не всегда так стояли? Я не вижу никаких изменений.
– Забавно, что ты это сказала, потому что я ничего не говорил про расстановку парт. – Он покачал головой, но под усами показалась улыбка. – Ладно. Хотите сидеть лицом в эту сторону? Будете сидеть лицом в эту сторону.
Но все оказалось не так весело. В тот день он провел у нас тест. И мы не заметили разницы между задней частью кабинета и доской.
Этот случай едва можно назвать шуткой, но тогда Бренна стала «крутой» в глазах целого кабинета девятиклассников.
Она всегда улыбалась и здоровалась в коридорах, тогда как остальные выпускники нас даже не замечали. Небрежно, но явно в специально подобранной позе, как в подростковых фильмах, прислонившись к своему шкафчику, давала пять спортсменам младше ее.
Меня всегда удивляло, что она узнавала меня. Я думала, она забывала, кто я такая, в ту же секунду, как я выходила из кабинета тренера Нолана. Я вела себя тихо, не поднимала руку и не отвечала. С не самыми хорошими, но и не самыми плохими отметками. Я была серединой. Брюнеткой с неприметным лицом.
Но в один прекрасный день в следующем семестре, после окончания урока международного гражданского права, я оказалась в спортивном зале во время обеда. Сара ушла к стоматологу, и я решила не скучать одна в столовой, а прийти с едой в зал и, сидя на трибунах, заранее сделать домашнее задание. Бренна была там, как и несколько других девочек из баскетбольной команды.
Они по очереди выполняли свободные броски. Я поднимала голову между заданиями по математике, с минуту наблюдала за ними, а потом снова возвращалась к учебе. Другие две девочки – я не знала их имен – справлялись отлично и упустили только по два броска, а вот Бренна не упустила ни одного.
– Скоро прозвенит звонок, – объявила Бренна, поймала мяч и перешла к дриблингу [14]. – Отличная работа, девочки. На следующей неделе уничтожим округ Райт.
Девочки заулюлюкали, дали Бренне пять и направились к дверям зала. Но она осталась и сделала последний свободный бросок.
Я собирала свои вещи, когда услышала:
– Они отстойно играют, да, Бауэр?
Я осмотрелась, почти уверенная, что она говорит с кем-то другим, хотя это было совсем неразумно. Я была единственной Бауэр в школе, не говоря уже об этом зале.
– Эм, – ответила я, осознав, что она говорила со мной. – Нет. Я считаю, они хорошо играют. Выполнили бо́льшую часть бросков.
– Бо́льшую – это не все, – отметила она. – Они не должны упускать свободные броски.
– Ты волнуешься из-за проигрыша округу Райт? – спросила я.
Она фыркнула.
– Нет. Мы их точно размажем. Они ужасно играют.
– Это как минимум хорошо.
– Но недостаточно хорошо. – Она посмотрела на меня, прищурив голубые глаза. – Какой у тебя рост, Бауэр? Сто семьдесят два? Сто семьдесят пять?
– Где-то между.
– Ты высокая по сравнению с некоторыми нашими девочками. В следующем году попробуй пройти отбор в нашу команду, – сказала она.
Я засмеялась. Не смогла сдержаться.
– Я не люблю спорт, – призналась я. – Совсем. Начинает тошнить, если пробегу хотя бы полкилометра, поэтому…
Я замолчала и ужаснулась, осознав, что призналась, что я в плохой форме, этой крутой выпускнице.
– Очень плохо, – сказала она. – Потому что сейчас мне кажется, когда я окончу школу, наша команда облажается.
Не знаю, считать ли Бренну высокомерной или честной.
Возможно, подойдут оба варианта.
Но точно знаю, что она оказалась права. После ее смерти наша баскетбольная команда облажалась.
– Итак… насчет сказанного Эмбер…
Мы с Майлсом через несколько часов после ситуации с картофельными шариками ехали на моем грузовике домой.
– Знаю, – сказала я, переключая передачи. – Но я не прекращу искать правду. Я все еще собираю письма. Снова написала Келли имейл. И сообщение тоже. Она пока не ответила, но я знаю, что напишет. Ты напишешь свое, а потом…
– Я про выпускной, – сказал он.
– Ох. – Я закусила губу и не сводила глаз с дороги. – Прости. Я думала… Выпускной не занимал мои мысли.
– Я понимаю, – сказал он. – Но он всего через пару недель.
– А на него все еще продают билеты? – спросила я.
– Нет, – ответил он. – Но… я уже вроде как купил два.
– Что ты сделал? – Я бросила на него взгляд, а потом опять сосредоточилась на дороге. – Майлс, они недешевые. И я еще не сказала, что пойду.
– Знаю, – сказал он. – Но бабушка настояла. Она расстроилась, что я не ходил в прошлом году. Я сказал ей, что могу пойти в этом, но у меня пока нет пары, и она дала мне деньги и сказала на всякий случай купить билеты. Я не собирался тебе говорить. Не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной пойти из-за денег. Но… да. У меня есть билеты.
– Как мило со стороны твоей бабушки.
– Она спросила, возьму ли я тебя с собой, – сказал он. – Ты ей нравишься.
– Она едва меня знает.
– Она знает, что ты мне нравишься.
По шее пополз румянец от чувства вины и счастья.
– Так что? – спросил он. – Я возьму тебя с собой?
– Майлс… я…
– Ли, – произнес он четче и менее сонно, чем обычно. – Если дело во мне… если я тебе не нравлюсь, то я понимаю. Мы можем пойти как друзья. Как хочешь.
– Не то чтобы ты мне не нравился, – сказала я. – Но я…
– Что?
Я вздохнула и заехала на подъездную дорожку. Заглушила машину и достала ключ из замка зажигания.
– Майлс, – начала я, глядя на фиолетовый брелок в форме месяца, который два года назад подарил мне на Рождество Денни. Провела большим пальцем по выпуклым точкам на поверхности – шрифту Брайля, из которого складывалось мое имя. Я знала, что в данный момент у Майлса в кармане лежит голубая звезда с его именем. Мы были как эти парные брелки. – Майлс, я асексуальна.
Сначала в грузовике воцарилась тишина. Чего я в принципе и ожидала. Когда я наконец набралась смелости и посмотрела на него, он смотрел на меня. Без отвращения или раздражения. Я не рассчитывала на эти эмоции – Майлс совсем не такой, – но глубоко внутри все равно этого боялась. Он выглядел растерянным.
– Асексуальна?
Я приподняла плечо и опустила.
– Где-то в этом диапазоне. Не скажу, что мне отвратителен секс. Это не так. В идеале хотелось бы однажды найти того, с кем захочу переспать, но… – Я перебирала пальцы, пытаясь придумать, как все лучше объяснить. – Ладно. Думай об этом, как о холодильнике, который открываешь, когда голодный, но ничего не привлекает. Ты не против поесть – в какой-то момент хотел бы этого, – но не можешь съесть сейчас то, что видишь в этом холодильнике.
– Значит… секс – это еда.
– Ужасная метафора получилась.
– Нет, – сказал он. – Кажется, я понимаю. Тебя никогда и ни к кому не… влекло.
– Не в этом смысле, – ответила я. – Я влюблялась. Но это происходило на эмоциональном уровне. А не физическом. Я никогда не чувствовала сексуального влечения. Даже к сексуальным знаменитостям по ТВ.
– И ко мне, значит, тоже.
Я закусила губу и снова посмотрела на руки.
– Да, – ответила я. – К тебе тоже.
– О… понятно.
– Прости, Майлс.
– Не надо, – сказал он. – Это… За это не стоит извиняться. Все нормально.
Но подняв голову и заметив, что Майлс смотрит в окно, а не на меня, я поняла, что обидела его. Я извинялась не за то, кто я такая. Если уж на то пошло, я просила прощения за то, что так долго от него это скрывала. Я почувствовала себя идиоткой, которая позволила ему надеяться, что между нами может произойти нечто большее, хотя сама знала, что не может. По крайней мере не так, как он этого хотел. Но он мне сильно нравился, и я испытывала к нему романтические чувства, хоть и не сексуальные.
Да, эгоистично было с моей стороны так долго молчать об этом только для того, чтобы нравиться ему. Я держала его на расстоянии, стараясь оберегать свои чувства, но при этом подвела нас обоих.