Оказалось, мне очень нравится история. Есть что-то в том, как складываешь кусочки головоломки, выясняешь, как мы оказались такими, кто привел нас к этому моменту – возможно, это звучит глупо. Но актерская игра ведь для тебя выход? Вот и история стала им для меня. Я могу на несколько часов затеряться в исследовании. И в этот момент совершенно не думаю о стрельбе.
Возможно, если бы меня интересовали и другие уроки, колледж не казался бы мне фантазией.
Наверное, бабушка права, и я должен учиться в профессиональном училище. Возможно, это самый реалистичный вариант для меня. Но иногда я думаю, что произошло бы, если бы я смог попасть в колледж, изучать историю. Возможно – да, знаю, звучит безумно, – я мог бы стать учителем.
Возможно, я мог бы помогать другим детям, как тренер Нолан пытался помочь мне.
Не знаю. Все это кажется мне большим риском, и я всего лишь несу бред. Ненавижу писать.
Но, Ли, ты продолжаешь искать правду, а правда в моем страхе, что ты прочитаешь это и возненавидишь меня. Что, узнав, что я не герой, посмотришь на меня иначе. Я точно знаю, что смогу справиться с ненавистью всего города ко мне. Возможно, я ее даже заслуживаю. Но я не смогу справиться с твоей ненавистью. Просто не смогу.
Вчера вечером, после выпускного, я позвонил Эшли. Попросил ее забрать меня, и мы некоторое время катались по городу. Она первая, кому я во всем этом признался. Я не знал, как поступить с тобой – с нами, – и решил, если кто и имеет право знать правду, так это Эшли. Она несколько лет считала, что я тогда спас ей жизнь, хотя на самом деле пытался спрятаться. Я думал, она на меня разозлится, но понимал, что могу спросить совета только у нее. Она всегда давала хорошие советы.
За исключением тех, что связаны с Келли.
– Ты должен ей рассказать, – сказала Эшли. Она удивилась, но не разозлилась. Если уж на то пошло, выглядела уставшей. – Слушай, я сейчас не в восторге от Ли. От всех этих писем. Но… ты ее любишь.
Я повернулся и посмотрел в окно. Мы возвращались к бабушкиному дому.
– Я… эм…
– Это был не вопрос, – сказала Эшли. – Это же очевидно. Давно уже. И если ты мне это рассказываешь, значит, хочешь признаться в этом ей. Просто боишься. Если не хочешь, можешь не писать это дурацкое письмо. Но расскажи ей. Мне кажется, после этого тебе станет легче.
– Она меня возненавидит.
– Нет. Она удивится, но не возненавидит тебя. – Она сделала паузу. – Слушай, если не хочешь, можешь ей не говорить. Это лишь твое дело. Может, немного и мое. В смысле, в этом я тоже немного ошиблась. – Она вздохнула и покачала головой. – Знаешь, это моя вина, что тебе пришлось об этом врать. Но мне кажется, как только она узнает, тебе станет легче.
– Дело не только в тебе, – сказал я. – Тренер Нолан…
– Ты не можешь винить в этом себя, – сказала она. – Оружие было не в твоих руках.
– Да. Но я…
– Какой ты дурак, – сказала Эшли. – Мы все такие дураки. Никто из нас не справился с этой ситуацией идеально. Да и не думаю, что справился бы. Но… Мы были детьми, которые оказались в ужасном положении. Никто из нас этого не просил. – Она взглянула на меня, а потом снова посмотрела на дорогу. – Между прочим, я знала тренера Нолана. Он бы тебя не винил. Просто был бы рад, что ты выжил.
Несколько минут спустя мы заехали на мою подъездную дорожку, и я начал отстегивать ремень.
– Расскажи ей, – посоветовала Эшли. – Не потому что считаешь нужным. Это не так. А из-за того, что тебе станет легче, когда ты почувствуешь себя немного свободнее.
Я потянулся и обнял ее, а потом вышел из машины.
Всю ночь я пытался написать это. Потому что снова повел себя трусливо и не могу сказать правду в лицо. Не хочу, чтобы ты отвернулась от меня точно так же, как в первый раз.
Потому что Эшли права. Я люблю тебя, Ли.
Знаю, с этим у нас все сложно. С романтикой. Знаю, что ты асексуальна, а я все еще пытаюсь понять, что это значит. Не знаю, что будет, когда ты переедешь в Калифорнию. Не знаю, какое будущее нас ждет. Но знаю, что люблю тебя. Что сделаю что угодно, лишь бы ты осталась в моей жизни.
Я буду уважать твои границы. Даже если мы просто останемся друзьями. Я последую за тобой, куда ты позволишь, как бы банально это ни звучало. Просто я хочу быть с тобой.
И я не хочу, чтобы ты во мне разочаровалась.
Так что вот так. Вот правда, которую ты просила. Я очень надеюсь, что, написав это, не совершил огромную ошибку.
Я отбросила письмо Майлса на кровать и вскочила. Было уже за полночь, но мне плевать. Я должна его увидеть. Я натянула какие-то сандалии и совсем не подумала, что одета лишь в пижамные шорты и топ. Выбежала из комнаты и понеслась по коридору.
– Ли, детка? – раздался из темной комнаты мамин хриплый ото сна голос. Я слышала, как она пришла полчаса назад и отправилась спать. – Ты в порядке? Ночной кошмар?
– Не в этот раз, – ответила я. – Я в порядке. Вернусь через несколько минут.
Я распахнула входную дверь и быстро спустилась по ступенькам. В соседнем доме не горел свет, и я помедлила, преодолев двор. Майлс привез меня домой час назад, но, возможно, уже лег. И его бабушка точно уже спала. Если постучусь, могу разбудить их обоих. Но это не могло подождать до утра. Я даже не могла вернуться назад и написать ему сообщение.
Я сглотнула тревогу и зашла на крыльцо миссис Мейсон. Сначала тихонько постучалась. Затем чуть громче. Только я подняла руку, чтобы постучать в третий раз, как дверь распахнулась.
Передо мной стоял Майлс в черной футболке и боксерах.
Его волосы растрепались, но было не похоже, что он только проснулся.
– Ли, – выдохнул он, и я заметила, как еле заметно задрожала его рука, державшая дверь. Как нервно дернулся уголок его рта.
Не успел он что-то сказать – двинуть еще одним мускулом, – как я рванулась вперед и обхватила его руками за шею. Он сначала напрягся, словно я его напугала. Я даже хотела отступить, извиниться. Понимала, к чему приводят такие резкие движения. Но потом его руки переместились на мою талию. Он прижал меня к себе. Крепко, но не слишком сильно.
Я надолго уткнулась лицом в его шею. Он был теплым и пах мятой и свежевыстиранной одеждой. Я могла простоять так вечность и просто вдыхать его аромат.
Но отстранилась. Его руки расслабились, а я положила свои на его плечи и долго внимательно смотрела на его лицо.
– Я прочитала его, – прошептала я. – Прочитала твое письмо.
Он опустил взгляд, но я сжала его плечи, призывая смотреть мне в лицо.
– Посмотри на меня, – сказала я. – Пожалуйста, Майлс.
Он медленно поднял глаза. И я попыталась передать ему все своим выражением лица. Каждое мое чувство к нему. Каждое желание, надежду, момент спокойствия с ним. Хотела, чтобы он увидел, что я не разочаровалась в нем. Не видела в нем героя. Но не видела и монстра. Передо мной стоял Майлс. Мой лучший друг.
Парень, которого я любила.
Мне кажется, он понял. На его лице отразилось облегчение, смешанное с новым видом нервозности. Он сглотнул, кадык подскочил.
– Так… – сказал он.
– Так.
А потом я сделала то, чего никогда не делала. Чего никогда не хотела прежде. Я снова придвинулась к нему и медленно прижалась губами к его.
Он не стал обнимать меня крепче. Не пытался прижать к себе или углубить поцелуй. Просто улыбнулся. Широкой глупой улыбкой, от которой я принялась хихикать. Эта улыбка уверила меня в том, что такого быстрого и невинного поцелуя было достаточно.
Я отстранилась и, сжимая его руку, медленно спустилась с его крыльца спиной вперед.
– Увидимся завтра, – сказала я.
Он кивнул.
– Увидимся завтра.
– Майлс? – Я уже стояла на траве. Но пока не могла от него отвернуться.
– Да?
– Я тоже тебя люблю.
Не знаю, какое будущее у нас с Майлсом. После той ночи мы обменялись кучей коротких легких поцелуев. К остальному я пока не готова. Возможно, однажды это изменится. А может, нет. Возможно, придет время, когда ему понадобится больше, чем я могу ему дать. А может, нет. Я не знаю. Никто из нас не знает. И я начинаю думать, что все хорошо.
Я так долго удерживала его на расстоянии, боялась разрушить нашу связь. И есть шанс, когда я уеду из этого города, когда окажусь в тысяче километров отсюда, мы снова сможем стать друзьями. Но я начинаю думать, что бы ни произошло, мы будем связаны навечно.
Не только я и Майлс, но и все мы. Все выжившие. Не важно, как сильно злится на меня Эшли, не важно, как сильно Келли или Рене хочет от нас избавиться, мы все связаны. Это узы боли, совместного потрясения. Но еще узы надежды, комфорта и понимания, которые останутся только нашими.
Не важно, что случится с Майлсом, я понимаю, что мы всегда будем связаны. Что именно ему я всегда смогу позвонить, когда начну в чем-то сомневаться. Когда покажется, что небо без звезд проваливается в небытие. Когда случится пятая, десятая или тринадцатая годовщина стрельбы, мы будем на связи. Даже если этого… того, что происходит между нами прямо сейчас, не хватит надолго.
Но сейчас все кажется правильным.
Я пишу это за несколько дней до поездки в Калифорнию. Он повезет меня с моими вещами через всю страну, а потом вернется в Индиану, когда я устроюсь. Я боюсь этой части. Где я больше не буду жить с ним по соседству. Я не смогу забираться на свою крышу и знать, что он скоро придет.
Но мне кажется, все будет хорошо. У нас обоих все будет хорошо. Мы пережили худшее.
Томас Нолан
Из некролога тренера Нолана становится ясно, что ему сорок два, он был одинок (развелся почти десять лет назад), детей нет. Он был тренером по футболу и бегу, и добрая часть трофеев в стеклянном кубе возле администрации школы появилась там благодаря ему. Когда о нем говорят жители города, то ссылаются на его деятельность, на все победы, к которым он привел старшую школу округа Вирджил. Но никогда не упоминают, что он был учителем.