Вопрос. Но о бен Ладене кое-что известно. О Басаеве тем более.
Ответ. Именно кое-что. Совсем не факт, что это не просто лицо, а хорошо законспирированная организация, со своими базами, финансовыми потоками и разветвленной сетью исполнителей. В таком случае Басаев здесь лишь один из исполнителей, не более.
Вопрос. Почему терроризм активизировался в последнее время? И нужно ли ужесточать законы, вплоть до ущемления прав человека?
Ответ. Терроризм есть производное от либерализации и демократии нашей жизни, он подобен крысам, которые существуют, пока существует цивилизация. Но защищаясь от насилия крыс, мы ведь не предлагаем уничтожать их вместе с собственным домом. Мы не имеем права, защищаясь от терроризма, разрушить великие ценности, привнесенные демократией. Иначе придется согласиться, что идеологи терроризма достигли своей цели.
Вопрос. А как тогда защищаться?
Ответ. Некогда писатель Александр Солженицын в одном из выступлений произнес пророческие слова (привожу по памяти): случись, завтра растают льды Антарктики, что вы будете делать и как спасаться в вашем разобщенном мире? Опасность на пороге, и любое разобщение подвергает риску нас всех, где бы мы ни жили. Тут уж никакая атомная бомба, никакая космическая оборона нас не спасут.
Вопрос. Можно ли сказать, что у терроризма исламские корни?
Ответ. Фанатизм и нечувствие к чужой беде – как утверждает один из священнослужителей (Андрей Кураев) – болезнь исламского мира и мусульман. Но он же считает, что стратегическое планирование терактов совершается не на Востоке, а в западном мире. Беда, по его мнению, приверженцев ислама, что их хорошо используют.
Вопрос. Какую роль предназначают в таком случае православным?
Ответ. Тот же Андрей Кураев уверен, что вера в Христа спасает от паники и страха, а «верующие заложники не будут умолять власти исполнить любые ультиматумы своих палачей».
Вопрос. Как последние события в Беслане могут повлиять на российскую межконфессионную среду?
Ответ. Межрелигиозный совет России признал, что события в Беслане стали причиной стремительного роста напряженности между российскими конфессиями. «Сердца людей продолжают ожесточаться», – заявил муфтий Равиль Гайнутдин. Он сказал, что последовали похищения ингушских мусульман, очевиден всплеск радикализма в православных кругах.
Вопрос. Можно ли предположить, что родственники погибших будут искать возможность лично отомстить родне убийцы?
Ответ. Этого нельзя исключить. Моя жена, проведшая рядом со мной бессонные ночи у телеэкрана, горестно заметила, что осетины не простят Басаеву его преступления. Они найдут его и на куски разрежут. Это ее слова. Я лично самосуд не одобряю. Но тут мысленно поддержал жену, сознавшись, что, если народные мстители без суда расправятся с кем-то из организаторов этого ада, они имеют на это человеческое право. Одна девочка 10 лет из заложниц прямо заявила, что, если бы ей дали автомат, она бы лично расстреляла террористов.
Вопрос. Можно ли утверждать, что народ ожесточился?
Ответ. Народ ожесточился. Первый признак – это внесение на обсуждение в парламент вопроса об возвращении смертной казни. К смертной казни призвали даже видные деятели культуры.
Вопрос. Совпадают ли мои давние впечатления 44-го года, описанные в повести, когда убивают детей, с тем, что происходило Беслане?
Ответ. Совпадает многое. Поразительные бессердечие и жестокость, проявленные к детям и там и здесь. У меня в повести распяли ребенка, в Беслане, как известно, женщину. Одна из девочек, почти как я, несколько дней пряталась от страха на огороде. Нас, одичавших от страха, тоже вылавливали в зарослях кукурузы.
Вопрос. Ну а при чем тут дети? Почему они? Невинные души, чьи золотые жизни стали разменной монетой для исполнение дьявольской цели?
Ответ. Нас бьют в самое чувствительное место, чтобы не могли опомниться, защитить себя. И ведь чего-то достигли. Малыши столицы и дальних городов боятся спать, боятся идти в школу, среди матерей психологи отмечают нервозность и страх. Специалисты советуют читать сказки и рисовать только солнце… А матери Беслана сегодня, сейчас, несут и несут на развалины школы своим исчезнувшим детям бутылочки с водой.
Вопрос. Верители вы, что население, общественность в России очнутся от равнодушия и постараются изменить стереотипы мышления и образ жизни.
Ответ. Хотелось бы верить. Равнодушие и безразличие к себе и остальным – вот частые спутники участников террора. Опасаюсь одного, что, всколыхнувшись всенародно, мы вскоре продолжим жить как ни в чем не бывало и будем лениво наблюдать, как предъявляют поддельные паспорта и как продажная милиция пропускает за взятку людей с оружием.
Вопрос. Последствия терроризма видны на глаз, но можно ли сказать, что это был шок, пережитый страной?
Ответ. Да. Это был шок. Сейчас известно, хоть не до конца, число жертв. Но кто посчитает, сколько уцелевших детей-заложников убиты морально и до конца своих дней будут существовать с исковерканной психикой? А кто учтет травмы родителей, которые поседели за дни ожидания, а некоторые, как известно, уже после событий, не выдержав, покончили с собой? Да можно ли вообще как-то измерить переживания жителей городка, республики, да и нас, жителей России? Но опять же, чего скрывать, в трагическую ночь в модных клубах в Москве и Петербурге сотни людей веселились на всяких презентациях. А когда в Беслане обнаженные до трусиков дети, вырвавшись из ада, помните, припадали к воде, по нашему рекламному телевидению всякие хари изображали, как они любят потреблять пиво.
Вопрос. Что нас ждет?
Ответ. Нас ждет трудное, тяжкое привыкание к новым условиям войны. Но опыт показывает, что люди привыкают ко всему, если возникнет внутренняя установка на выживание. Я не только о нашей стране, выживать придется и Европе, и Америке.
Выступление в Штутгарте
МНОГОУВАЖАЕМЫЙ ДОКТОР КУСТЕРМАН!
Уважаемые дамы и господа, дорогие коллеги! Разрешите поблагодарить за вручение мне столь высокой награды, носящей имя Александра Меня, чья память для всех нас священна. Мне не довелось встречаться с отцом Александром лично, но два его ученика и соратника – священник Александр Борисов и Владимир Илюшенко – работали в нашей Комиссии по помилованию. Их книги, посвященные Учителю, дают возможность прикоснуться к нравственным высотам, которые он подтвердил ценой своей жизни.
«Свет, который от него исходил, был ощутим почти физически, – пишет Илюшенко. – Он явил нам Христа и во многом повторил Его земной путь. Вот почему он был обречен: наш мир не прощает святости». Убийцу Меня так и не нашли. Но вся история человечества, при трезвом взгляде, это непрерывная дьявольская попытка темных сил распинать на кресте очередного праведника, одним своим присутствием в этом мире дающего надежду человечеству на лучшее будущее.
В чреде замечательных имен лауреатов премии имени Александра Меня я хотел бы выделить человека, повлиявшего на мою жизнь и творчество, – Льва Копелева. Он прошел многолетний путь через сталинские лагеря и не сломался. С ним и его спутницей Раей Орловой нас связывала личная долгая дружба. У меня сохранились их письма на тончайшей папиросной бумаге, переданные тайно из Германии, после их высылки из России; на такой же бумаге я посылал ответ. А когда впервые в жизни мне разрешили выезд за рубеж, мы встретились в Мюнхене в 89-м году, точней, воссоединились, и именно Лев Копелев рекомендовал издательству «Альбрехт Кнаус» мою книгу «Ночевала тучка золотая».
Я полагаю, жизнь Копелева, которого в Германии помнят и ценят более, чем в России, положившего вместе с великим Бёллем первый камень в основание строительства Европейского Дома, может быть примером высочайшего служения культуре на благо сближения наших стран.
Мне не повезло с детства изучать немецкий язык. В это время я, хоть вынужденно, изучал язык улиц, язык тюрем. Более того, для меня немецкий был тогда языком врага, погубившего мою бабушку и на многие годы разлучившего с отцом. Но однажды педагог в детдоме, а среди них было много образованных людей Серебряного века, не вписавшихся в советскую систему, таким разрешалось работать лишь в грязных опасных колониях для беспризорных… Так вот, этот педагог прочел мне строчку из Гете: «Roslein, roslein, roslein rot, roslein auf der Heide». Не зная чужого языка, я почему-то сразу понял, о чем стихи, я был ими контужен. В моем диком окружении банд, помоек, черных рынков и голода розы не произрастали. Через всю жизнь пронес я в своей памяти, как драгоценный подарок, эти дивные строки. Так начиналось мое приобщение к немецкому языку и культуре.
Меня иногда спрашивают, как в условиях войны удавалось нам выживать и спасаться. Отвечаю: спасали не только куски хлеба, но такие стихи. Спасет ли красота – по Достоевскому – мир, не знаю, а меня она спасла. Не только стихи о розе, но и книги, которые удавалось достать. В военном детдоме книга была фантастической редкостью, наверное, большей, чем при изобретателе печатного станка Гуттенберге. За одно прочтение, я не говорю обладание книгой, надо было платить не одной суточной пайкой хлеба.
А свою первую в жизни книгу я получил в десять лет, а если честно, украл из горящего дома в нашем поселке. Мы, беспризорники, не боясь, что деревянные балки обрушатся, пробрались туда в надежде что-то ухватить поесть, а я наткнулся на горящую книгу, это был Майн Рид, «Всадник без головы». Я носил книгу за пазухой, а образ неправедной пули, меченной убийцей тремя буквами «К»: Капитан Кассий Кальхаун (столько лет прошло, но помню!), стал для меня символом зла.
Может, потому я и стал писать, чтобы словом, книгой, как защищался сам в детстве, помочь теперь другим защититься от существующего в мире насилия и зла. До сих пор считаю это главной целью своей жизни.
В Берлине этим летом я часто проходил мимо площади, где в асфальт вставлено стекло, указывающее место массового сожжения книг при Гитлере. Хроника тех времен, полыхающий зловещий костер из книг, врезалась в память как акт убийства культуры, без которой цивилизация должна погибнуть. Но разве Берлинская стена, следы которой я нахожу, гуляя по вашей столице, не была таким же символом насилия и вандализма над человеком?