[3]Знал ли Иван Бунин об Анатолии Чубайсе?
В дни осенние, тревожные, глухие беру с полочки книгу и убеждаюсь еще раз: было. Это, что творится у нас на дворе, уже было. И свойство русской истории, о котором упоминал Иван Алексеевич со ссылкой на историка Ключевского – ее повторяемость, – тоже подтверждается. Так что там было? А вот что: «Русь, – пишет Бунин, – классическая страна буяна и «разбойничка». Был и святой человек высокой святости, был и строитель высокой, хотя и жестокой, крепости. Но в какой долгой борьбе были они с разрушителем, со всякой азиатчиной, крамолой, «сворой, кровавой нелепицей», когда, по слову историка, «развязываются руки у злых, а у добрых опускаются»! Вот и теперь опять началась на Руси борьба… Слишком много было и есть у нас субъектов чистой уголовной антропологии…»
Узнаете? И я узнаю. Возможно, что не мог он предвидеть в Чубайсе «строителя высокой, хотя и жестокой крепости…» Но были, видно, на Руси и ныне появляются, которые «в долгой борьбе» с разрушителем. Так разрушитель-то, так азиатчина-то кто? А вот и продолжение у Ивана Алексеевича… «Разбойнички муромские, брянские, саратовские и прочая, прочая, бегуны, шатуны, ярыги, голь кабацкая, пустосвяты, на сто тысяч коих – один святой… Нов ли большевизм? Стар как Россия…» Узнаваемо? Из далеких двадцатых годов Иван Алексеевич дает нам географию «субъектов чистой уголовной антропологии»…
До Анатолия Борисовича Чубайса нынешние разрушители добирались давно. Но, когда исполнял он вместе с Егором Гайдаром, под его крылом, первые реформы, выводя страну из голода, не было еще такой оголтелой озлобленности, они лишь ухмыляясь ждали, когда он вслед за своим премьером шею на приватизации свернет.
А ненависть-то настоящая возникла к нему после выборов, когда стало ясно, что победа долгожданная – вот она, была в руках, да сплыла, и вырвали ее Анатолий Борисович «со друзья» в тягчайший и критический момент, когда оголтелые уже спешили поздравить своего лидера. Но вдруг осознали, что придется терпеть, да и смотреть (ну притормаживать по возможности, когда случай выйдет), как пойдет обновляться Россия и люди, вздохнув посвободнее, ощутят наконец, что их плутания по пустыне скоро закончатся и выйдут они к обетованной земле. На кой черт разрушителям эта страна с ее неразрешимыми проблемами – терпела семьдесят лет и еще потерпит, не до нее, когда пахнуло сладостью власти. Они тогда ведь высчитывали, произнося в закрытых и тайных сборищах (все как завещали им паханы), что исторический шанс вернуть власть у них единственный, когда страна, по выражению одного из светлых умов, «одурела». Ну никак нельзя было в таком виде упустить победу. Упустили… Из-за рыжего!
Нет, рыжие тоже не все одинаковы. Вот, по уголовной антропологии… «у огромного количества т. н. прирожденных преступников – бледные лица, большие скулы… – цитирую, понятно Бунина. – Посмотрите же на рыжего, скуластого, с маленькими косыми глазами Ленина… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее: он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек, – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет».
Благодетель, конечно, благодетель. Вы, Иван Алексеевич, и не спорьте, это хоть и рыжее, но свое рыжее, не чужое. А Чубайс? Нет для них ныне никого ненавистнее не только среди рыжих, но и всех других. Ибо он один из немногих, кто бросил свой вызов разрушителям. Но было бы наивно сводить все только к личной мести. Анатолий Борисович своим появлением спутал их расчеты, их давние надежды на реванш, и они растерялись. И дрогнули. Это было заметно. Наверное, впервые реально почувствовали, что президент может в Большом Доме, то бишь в стране, крепкий порядок навести. Почти такой, как до их переворота в семнадцатом… А это им опасно, как для моли свежий воздух.
Тогда «…была Россия, был великий ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали?» – спрашивает Иван Алексеевич, имея в виду разбойничков и большевиков. И сам отвечает: «Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого будут неисчислимы и, может быть, вовеки непоправимы. И кошмар этот, повторяю, тем ужаснее, что он даже всячески прославляется…» И далее: «Россия сошла с ума…»
Тоже похоже? «Одурела», или «сошла сума», или кто-то ее сводил с ума, тогда или сейчас пытается это сделать – не одного ли типа биологического люди?
Кстати, а кто они?
Да вот истинный портрет, написанный рукой мастера по горячим следам… «Неизбежные лица (сейчас бы сказали: по телеэкранам. – А.П.) всех политических съездов, сборищ, демонстраций, грозные издали, как китайские драконы из бумаги… Люди особые, с ранних лет вжившиеся в политическое раздражение, любящие драматическую сторону его, обстановку… для которых все эти банкеты, демонстрации, протестации, сборы, речи, знамена – главное в революции… Всю жизнь толкующие о небольшом количестве политических мыслей и знающие лишь их риторическую сторону… Люди с малыми способностями, но с огромными претензиями, брошенные в агитацию легкостью, с которой всплывают в революционные времена знаменитости, приучившиеся к потрясениям и отучившиеся от работы…»
Есть у Ивана Бунина одно выраженьице, когда ему было очень стыдно за умолчание одного европейского писателя перед той несправедливостью, которая творилась тогда в России: «Ей, Господи! Стыжусь поднять глаза на скота, на животное!» А я и сейчас стыжусь поднять глаза и на телеэкран, и на страницы газет, ибо продолжается всероссийское позорище, бесстыдство, иначе и не назовешь, некое ток-шоу под названием «бейте рыжих!». А там, глядишь, и снова до «черных» и до других доберемся.
Ну, разрушители разъярились, это им надо для рейтинга, который совсем упал. География победы грозится стать географией поражения. Но братцы либералы-то отчего растерялись, начали бормотать несуразное про то, как их подвели? Кто подвел, когда, чем? Может, был суд, который все и доказал? Нет, есть пока лишь суд толпы, по сути – саморасправа. И уже включились и топчут все кому не лень и не важно за что. Можно за реформаторство, за налаженную наконец финансовую систему, можно за прекрасные переговоры с европейскими банками… Ну а может, я вовсе не отвергаю мысль, что Чубайс каким-нибудь жуликам наступил на хвост и те по принципу «держи вора!» сами-то громче всех и кричат?!
О слепой, о безумной стихии толпы темных и обманутых людей знаю не понаслышке. Классики нам расскажут, каково оно было, когда самые неистовые из разрушителей и прежде взывали к темным инстинктам… «В городах, в деревнях все спятили с ума: все поголовно орали друг на друга: «Я тебя арестую, сукин сын!» Потом стали убивать кого попало, жечь на кострах, зарывать живьем в землю за краденую курицу…»
В детдоме у нас, случалось, устраивали кому-то «темную». За дело (пайку спер!), а чаще просто от накопившейся злобы, но били сразу десяток одного, мутузили кулаками, а не дай бог свалишься, то и ногами затопчут!
И эти теперь уже впопыхах и забыли, для чего представители Святой Руси, собравшись вместе, заседают, что страна без бюджета, что зима наступила, а у старух дров нет, у школьников тетрадей, а на улицах бандиты да насильники, и мильон других неотложных проблем… Праздник на лицах, во весь телеэкран: разгорячены, возбуждены, и все в бой рвутся… И все это не минутами, а часами толкут на одном месте, будто это все, чем мы сегодня живы. И ни у кого не колыхнется совесть, никто не опустит глаза перед людьми, которым, поверьте, обрыдла ваша долгая ложь… «Как приобрести власть над толпой… Как войти в бывший царский дворец или хотя бы увенчаться венцом борца якобы за благо народа?» Отвечает на это Бунин: «Надо дурачить толпу, а иногда даже самого себя, свою совесть, надо покупать расположение толпы угодничеством ей… Образовалась целая армия профессионалов по этому делу – тысячи всяческих социальных партий, тысячи трибунов, из коих и выходят все те, кто в конце концов так или иначе прославляется и возвышается. Но, чтобы достигнуть всего этого, надобна, повторю, великая ложь… Устройство волнений…»
И эти, что стоят сегодня у парламента с плакатиками, напоминают бунинскую старушку, которая кричала на улице: «Товарищи! Любезные! Бейте их, казните их, режьте их, топите их!»
Нынешние до поры барабанят в кастрюли и требуют (пока, пока!), чтобы им отдали гонорары Чубайса! И никто не объяснит великому нашему народу, что для таких гонораров нужен пустячок: работать, а не стоять с плакатиками… Ибо от «устройства волнений» пополнятся карманы не у вас, а у тех, кому это сегодня выгодно.
Известно, что Иван Алексеевич заплакал при виде упомянутой им старушки и… «этого разливанного моря страшных, несчастных, потерявших всякий образ человеческий, буйно и с какой-то надрывной страстью орущих дикарей…» Узнаете?! И мне, честное слово, хочется плакать. Ведь опять нас дурят. Раньше пугали евреями, американским империализмом, Чечней, нынче – Чубайсом…
И лишь обнадеживает, когда с изболевшей душой Иван Алексеевич издалека подает мне надежду: «И все же мы живем, и все же надо из последних сил тянуться, чтобы смотреть крепко и строго, чтобы жить сообразно человеческому – все же человеческому! – званию, – ну хотя бы в силу презрения, брезгливости к низости и зыбкости окружающего нас, – чтобы помнить, что все же будут – как все-таки всегда бывали, – иные, более человечные дни, когда каждому воздастся по стойкости и дальновидности его…»
Анатолий Борисович, держите нашу руку, и Бунин, и я, и многие другие – с вами!