О романе говорить не буду, он многослойный, не простой для восприятия (да и опубликован не весь), но тот, кто до него доберется, получит огромное удовольствие. А может, и потрясение.
А я хочу поздравить не только автора, но и наше жюри (полагаю, что оно в своем решении оказалось единодушным, хотя «за бортом», к сожалению, остались тоже великолепные авторы), да всех нас, с таким блистательным, звездным списком писателей.
О Микаэле Таривердиеве
Начну с забавной истории. Как я познакомился с Микаэлом?
Однажды много лет назад я решил изучать английский на только-только появившихся в Москве коммерческих курсах. С языком у меня дело обстояло туго – дальше «Ай лав ю, май дарлинг» и песенки «Май Бонни…» я так и не продвинулся. Но там же, в моей группе, оказался Микаэл, которым мы все были очарованы.
Микаэл познакомил меня с Верой, моя жена Мариша сразу ее полюбила. Для нас Микаэл – величайший композитор. Его музыка, особенно органная – она менее известна широкой публике, – будет звучать в исполнении многих поколений музыкантов. Но в этот день, день его рождения, я хотел бы сказать о Вере. Они были такой красивой парой.
Вера – его муза, удивительно одаренный, талантливый, светлый человек. Благодаря Вере сохраняется ощущение, что все эти годы Микаэл рядом с нами. Она готовит к изданию компакт-диски, проводит творческие вечера, где звучит его музыка. Организовала Международный конкурс органистов имени Микаэла Таривердиева. Она ведет огромную работу, для которой надо много энергии, сил и любви. Только любовь может дать эти силы.
И если там, свыше, что-то есть – а я верю, что есть, – думаю, Микаэл, его душа, это чувствует.
Предисловие к книге Марины Приставкиной «Ведьмочка и анальгин»
Когда в свободные минуты – редкие выходные, поздними вечерами или во время отпуска – возвращаюсь к писательской работе, к новой прозе, обязательно дозвонится какой-нибудь журналист и спросит: ну, как там у вас, в писательской среде, что новенького? Съезды, как у киношников, или, может, к ярмарке готовитесь? Съездов, отвечаю, у нас нет. А вот мои друзья и уважаемые коллеги – Борис Васильев, Слава Пьецух, Фазиль Искандер – работают, слава богу! Пишут, печатаются. И их проза очень меня радует. Мне нравится, как работают и те, кого я недавно называл молодыми писателями, – Алексей Слаповский, Светлана Василенко, Володя Шпаков… Нравится, как ярко заявили о себе мои студенты в Литературном институте, которые даже создали «Лигу восходящего искусства».
Ну а что касается «среды» – отмалчивался, потому что только обдумывал, не рассказать ли о том, о чем рассказывать противно: как те из «коллег», кто совсем недавно, кажется, лез обниматься и сидел за твоим столом как гость, готовы нож воткнуть в спину и отравить твою собаку… Что поделаешь, у них теперь вместо глаз – монеты, а за «зеленой» горой, как сказала моя дочь, они перестали видеть людей. Правда, и творческий пыл пошел на убыль. И вот пока я вспоминал свои детдомовские времена, когда самой страшной была стая с ее законами и горе было Белой Вороне, отличной от стаи, моя жена Мариша возьми и положи мне на стол странички из своей новой повести.
Поперву я воспринял ее опус не без иронии. До смерти не люблю семейного творчества, а люблю, когда хозяйка в доме умеет сварить вкусный борщ. Но женщины между тем народ наблюдательный. Им всегда виднее: что, где, зачем? Не проведешь их и тогда, когда кто-то надувается изо всех сил, а на самом деле – мыльный пузырь. Полистайте эти странички. Многие герои покажутся знакомыми. Иногда смешными. Я правда смеялся. Сквозь слезы.
Представляя повесть на читательский суд, должен подтвердить, что любое совпадение событий, имен, адресов и даже пород животных – совершенно случайно.
Рекомендация Сергею Чупринину
Несколько слов о человеке, с которым многие годы меня связывает литературная и жизненная судьба.
Сергей Чупринин преподает в стенах нашего Литературного института им. Горького, ведет творческий семинар, часто выступает на различных конференциях по программе Союза писателей, освещает в печати проблемы, связанные с литературой молодых.
Особенно заметна его деятельность на посту главного редактора одного из самых видных литературных журналов «Знамя», где он удачно заменил ушедшего на отдых замечательного писателя Григория Бакланова.
Надо отметить, что это, пожалуй, единственный журнал, проявляющий пристальное внимание к новому поколению писателей, у которых, со времен перестройки, почти и не осталось своих изданий.
Именно благодаря «Знамени» в последние годы появились новые талантливые имена, вызвавшие интерес общественности, одобрение критиков и всяческие престижные премии. Хочу поддержать кандидатуру известного критика, доктора филологических наук Сергея Чупринина и рекомендовать ученому совету присвоить ему звание профессора.
О романе Павла Катаева
Роман Павла Катаева «Один в океане» я прочел впервые лет пятнадцать назад, и уже тогда он лег, как говорится, мне на душу. Пластичность и выразительность фразы, чувство слова и образное мышление – все доказывало, что яблоко от яблони, и в самом деле, падает недалеко. Чего стоит на первой же странице прекрасное описание героини Кати с ее «двумя половинками земного шара», которые наблюдает наш герой. Экономя площадь рецензии, образ не продолжаю, но хочу добавить, что некая его «географичность» потом возвратится к нам уже реальным земным шаром, который Катя, она же Мисс Мир, объемлет в своих страданиях, прежде чем погибнуть. Некая всемирность представшей картины не мешает видеть глазами главного героя самые мельчайшие и живые, удивительные подробности, которые нас окружают.
Роман, наверное, можно было бы счесть лирическим дневником главного героя, поэта Сергея Попруженко, одиноко заплутавшего в океане жизни, если бы он был построен хронологически, но, к счастью, композиция романа продиктована законами художественной логики, и это делает его еще более увлекательным. Следишь уже не столько за сюжетом, тут в каждой главке сюжет свой (меня, например, в свое время поразила история с найденным морским чудовищем), а за движением мысли, и, как ни странно, от этого напряженность восприятия нисколько не уменьшается. Автор свободно владеет ассоциативной повествовательной формой, тем самым потоком сознания, который как жанр некогда обозначил еще в «Святом колодце» старший Катаев. А то, что роман нисколько не увял, не устарел (бывает ведь и так), доказывает лишь доброкачественность, надежность той классической мастерской, из которой он вышел. Считаю, пусть с опозданием, роман необходимо издавать. И как можно скорей.
Роберт РождественскийКто же такие мы?
В воспоминаниях о Роберте Рождественском сказано, что в каждом городе, большом или маленьком, кто-нибудь каждый день слушает или произносит его строки. И вот совпадение – когда обдумывал я начало этих записей, в Большом Кремлевском зале в День защитника Отечества Иосиф Кобзон исполнял песню: «Кто же такие мы?». Я не нашел этой песни в последних сборниках, даже не знаю слов, но думаю, достаточно самого названия, чтобы вслед за автором попробовать поразмыслить о нашем времени и, конечно, о самом поэте.
Горькая обязанность – писать воспоминания о тех, кто был рядом и мог бы еще быть рядом. С одними дружил, с другими учился или работал, с третьими лишь соприкоснулся по случаю, но все, все они были частью моей жизни, без них, хорошо сознаю, нет и меня. Я воспринимаю нелегкую обязанность рассказывать о них как некое отторжение от себя, как облегчение, которого вовсе не желаю. К тому же горькая, повторю, обязанность, свидетельствовать о давних временах еще раз подтверждает, что все – и они, и мы – в некотором роде уже история.
Вот они стоят на фоне зимнего Переделкина: Роберт, Женя, Андрей. Если не ошибаюсь, памятное фото из «Огонька». Все трое в роскошных дубленках, энергичные, в самом, как говорят, расцвете творческих сил, уже знаменитые. Их как бы равняли: и этим фото, и в поэзии, и в жизни, а они разные. Амбициозные, громкие, рекламные и не очень, и Роберт среди них, пожалуй, наименее вызывающий, он спокоен, внутренне сосредоточен и как бы погружен в себя. Таким и запомнился он с первых лет знакомства в Литературном институте: несуетливостью, врожденной интеллигентностью, чувством такта и уважения к пишущим коллегам.
Помню, на самом первом моем обсуждении стихов на семинаре Льва Ошанина он, как оказалось, чтобы не смущать меня – все-таки старшекурсник, простоял за дверью, чтобы услышать мои стихи. Стихи, насколько я понимаю, были плохие. Но Роберт ничего не сказал, поблагодарил и ушел. Это было в 1955 году. А вскоре мы читали, передавая друг другу, новомирский номер с его поэмой «Моя любовь» и цитировали на память строки: «Вышли в жизнь романтики, ум у книг занявшие, кроме математики, сложностей не знавшие…»
Возможно, не обо всех о нас, но все равно броско и похоже. В Литературном институте того времени любили поэзию и знали поэтов. И тех, кто ушел навсегда, и нынешних, вплоть до Вознесенского и Евтушенко. Вечерние посиделки, литературные вечера, семинары под руководством живых классиков, и традиционные, всеми любимые «капустники», авторами которых являлся всегда Роберт, с ним Владимир Морозов, он потом покончит с собой, и Коля Анциферов, тоже рано умерший. Мне доставались крошечные роли, но я и до сих пор помню текст, дело происходит в Древнем Риме, и один студент другого спрашивает: «О Степий, куда ты шаги свои так направляешь?!» Имелось в виду, что он направляется вовсе не на лекцию. В финале посланец возглашает: «Лекции этой не будет… болен профессор смертельно!» И тут же дружный хор: «Зевсу всесильному слава!»