— Все сполню, — торопливо обещал Портнов, и глаза его оживали.
После разговора с задержанным, Ильин, прихватив Горошкина, поехал в авиаполк. По дороге развивал свой план: Янцен пойдет с Портновым к Богайцу. Пойдет радистом, немцем, едва понимающим по-русски. Украинский язык он знает неплохо, будет слушать, что станут болтать при нем бандиты. Авиаторы дадут транспортный самолет. Под видом немецкого к Богайцу прилетит наш десант.
— Я с ним полечу, — заявил Горошкин.
— Непременно, — согласился Ильин. — После авиаторов поедем в оперативный полк. Такую крупную операцию пограничному отряду одному не осилить. Навалимся вместе.
Разработка операции продолжалась.
27
Эти двое пришли вконец измотанные, грязные, заросшие и донельзя злые. Их ввели в хату, где за столом под образами и теплившейся лампадой сидел Микита Будько.
— Кого шукаете, хлопци? — вкрадчиво спросил он.
— Скажем тому, кого ищем, — дерзко заявил Портнов.
Янцен удивился, насколько смело и уверенно входил в роль его напарник. За те четверо суток, пока они от места приземления брели по ночам, днями отсиживались в чащах, трудно было предположить, как он поведет себя в бандитском окружении. По легенде Портнов старший, Янцен лишь радист. Фактически было наоборот, и это ставило Янцена в сложное положение. Если Портнов в чем-то зарвался бы, он мог говорить с ним только по-немецки, немецкий тот знал с пятого на десятое.
— Я и есть тот самый, кого вы шукаете, — нажимал Будько. — Выкладывайте заветные слова.
— Не надо мне врать, — Портнов продолжал по-прежнему грубовато, как человек, обладавший полномочиями. — Гауптмана Богайца я отличу от тебя.
— Падла, ты еще задираешься? Скажу хлопцям, отведут вас обоих в лес, — Будько обидчиво оттопыривал губы — его задело за живое высокомерие пришельца.
Портнов зорко вглядывался в одутловатую физиономию с вислыми усами. Нет, этот за столом, не напоминал того, кто был изображен на фотокарточке, показанной ему Шнайдером. Когда появился Богаец, он сразу узнал его. Взгляд-то у него цепкий, оказывается, недаром немцы в разведшколу взяли. И осекся — нашел, чем гордиться.
Были у оригинала отличия от снимка. Лицо помято, под глазами синеватые припухлости, в тяжелом взгляде настороженная недоверчивость. Янцен вспомнил поиск в степи под Сталинградом, схватку с немецкой хозкомандой, старшим которой, по словам Горошкина, был этот офицер, и вообще всю историю его, начиная с июня сорок первого. Теперь он с любопытством глядел на него, думал: непременно захватит этого человека, если не удастся, ликвидирует.
Портнов уверенно обменялся с ним паролями. Но Богаец был каменно неприступен, колюче смотрел на обоих, похоже, не верил им. Он только что лишился вернейшего и безотказного источника информации в погранотряде, остался без радиосвязи со Шнайдером. Это не могло не вселить в него тревогу и неуверенность. Янцен на чистейшем немецком вступил:
— Прошу извинения, герр гауптман, — вытянулся, щелкнул каблуками, полусогнутые руки бросил по швам. — Господин Шнайдер очень обеспокоен, почему вы прекратили с ним связь. Мне приказано восстановить ее. Порядок остается прежним — Шнайдер выходит на связь первым.
Богаец расслабился, пригласил гостей садиться, ответил коротко и тоже на немецком: он видит, перед ним немец, не просто немец, а военный, понимающий дисциплину (прежнего радиста выдали местным властям, тот пытался уйти, но был убит, а рация уничтожена).
Значит, слух, распущенный капитаном Горошкиным, дошел до Богайца. Окончательно поверил гауптман, что перед ним посланцы из-за линии фронта, когда Портнов извлек из-под подкладки пиджака письмо пана Казимира. Богаец торопливо взял его, открыл, по глазам было заметно, узнал знакомый почерк.
— Кто передал вам это? — спросил он, сворачивая листки, не став читать при посторонних.
Вот оно, коварное испытание. Портнов вспоминал, что рассказывала бывшая горничная, служившая у помещика, которую неведомо где отыскал капитан Горошкин.
— В последний момент, когда моторы уже были запущены, к самолету на шикарной машине подъехал солидный господин лет шестидесяти. Может, чуть моложе, — медленно говорил Портнов, как бы вспоминая подробности.
— Вы знаете его? Опишите, — перебил Богаец.
— Вы требуете так, будто я с господином целый вечер чаи гонял или вино пил, — опять грубовато отрезал Портнов.
«Хорошо отбрил», — мысленно похвалил его Янцен, но видел, что судьба их сейчас здорово зависела от того, как выкрутится из положения Портнов.
Тот как бы нехотя, словно его это мало интересовало, ответил, мол, видел господина мельком. У него бородка клинышком, на правой руке золотой перстень с печаткой. Портнову показалось, господин был знаком со Шнайдером, который подпустил его к самолету, хотя вылет их держался в секрете. Господин что-то сказал, но из-за рева моторов невозможно было расслышать. Портнов просит извинить, что письмо помялось. Пришлось прятать.
Богаец выслушал внимательно, позвал Будько, распорядился устроить гостей.
— О делах — после, — он отвернулся, очевидно, думал уже не о них, а о письме отца.
Еще никогда Богаец с таким болезненным нетерпением не ждал известия от отца, как в этот раз.
Пан Казимир писал, что к такому способу связи, как в этот раз, его вынудил прибегнуть печальный случай. Старый и верный слуга, раньше выполнявший поручения и не раз приходивший к Лео, погиб. Господин Стронге однажды вывел пана Казимира на Шнайдера. Это полезный человек. Деньги, самая великая сила в мире, помогут отцу вызволить сына. В ближайшее время через Шнайдера он наймет самолет. Они почти договорились.
Это радовало и настораживало. Отец не внял его предостережениям в отношении господина Стронге. Стронге свел отца со Шнайдером, а Шнайдер принадлежит к ведомству, связываться с которым опасно. Не увяз бы отец в тенетах, которые могут сплести и для него.
Но уже следующие строчки вещали нечто необычное. Отец со скорбью сообщал: его компаньон, в прошлом начальник и благодетель Лео, господин Стронге приказал долго жить. По намекам отца Богаец понял, что господин Стронге повел в их компании нечестную игру и забирал все большую, почти единоличную власть. Такого между компаньонами не должно быть. Разумеется, они бы отрегулировали отношения, но Стронге неожиданно погиб на боевом посту в результате покушения вражеских агентов.
Так сообщалось в некрологе. Теперь тяготы по производству легли на плечи пана Казимира. Через верных людей он выправил необходимые документы и стал единоличным владельцем компании.
«Ну хватка у папаши, мертвая», — размышлял Богаец. Даже здесь, вдалеке, его брала оторопь. В то же время он думал о нем не без самодовольства. Не с его ли, Лео Богайца, подачи «приказал долго жить» господин Стронге? Да, отец сделает для него все, он выручит своего сына, ибо самая большая сила — деньги — в его руках.
После такого радостного известия он спал в эту ночь почему-то беспокойно. Видел нескончаемую череду неприятных снов, перевитых явью. «Побывал» под Сталинградом, где генерал Паулюс приказал расстрелять его за то, что он не привез ему шубу, посланную Стронге. Потом они с отцом гнали машину, в клубах пыли исчезал их особняк, за ними гнались на конях и стреляли из винтовок солдаты в островерхих шапках с красными звездами. Он почему-то оказался в придорожной канаве, по шоссе бежали грузовые машины, в каждой из них стояли огромные фарфоровые вазы из гостиной особняка. Рядом с ним плюхнулся Затуляк, выпустил очередь из автомата в вазу. Она лопнула, как бомба, осыпала их колючими осколками. Из туманного марева возник начальник погранотряда Ильин, нахально смеялся и показывал на них пальцем, громогласно говоря: «Дураки…»
Проснулся он с тяжелой головой, услышал, как кого-то за окном распекал Будько, грязно ругая. В нем вновь вспыхнуло жгучее недоверие к посланцам Шнайдера. Он позвал Будько, приказал взять Портнова и привезти парашюты, на которых те спустились. Портнов начал было возражать, что с минуты на минуту может выйти на связь господин Шнайдер, новый шифр известен только ему, Портнову. Немец, он кивал на Янцена, в этом ни бельмеса. Но Богаец был непреклонен.
При подготовке операции подполковник Ильин предупреждал, что их обязательно будут проверять. Пусть проверяют. Надо держаться нагло, давая понять, что за их спиной поддержка немцев. Да, их проверяют. Портнова куда-то увезли, Янцен в одиночестве, как под арестом. Оружие еще вчера отняли.
К полудню Портнов не вернулся. По рации полилась морзянка. Янцен ждал ее, знал, что она несла, и потому внутренне весь напрягся. С этой минуты пошел отсчет времени начавшейся операции. Как говорил подполковник Ильин, к этому моменту «папаша Казимир полностью созрел, тряхнул мошной и склонил Шнайдера на посылку самолета». Как предусматривал план, господину Шнайдеру тянуть не резон. Русским осталось сделать последний прыжок на Берлин, немецкая разведка знает, что они усиленно к этому готовятся. Надо мешать любым способом: нарушать связь, рвать мосты, нападать на колонны советских войск.
Теперь за Шнайдера решал штаб пограничного отряда: «от лица немецкого командования» приказывал гауптману Богайцу всеми боевыми силами, сосредоточенными в районе, ударить по погранотряду, районному отделу милиции, взорвать железную дорогу. Напасть одновременно, посеять панику. «За вами поднимется вся губерния», — утверждалось в конце шифровки.
Только так, по замыслу пограничного отряда и оперативного полка, можно собрать бандитские курени со всей округи и уничтожить их в решительной схватке. Когда гауптман Богаец соберет силы, а на это давалось два дня, Шнайдер пошлет немецкий десант. Богаец одержит победу и этим же самолетом улетит в Германию. Его будет ждать новая награда фюрера.
Вот о чем пела морзянка, о чем мигал зеленый глазок рации, на тетрадный листок ложились строгие колонки цифр. Появился Богаец, извещенный охранником, «шо рация запипикала». Янцен кончил принимать, условленным сигналом передал в погранотряд, что Портнова у