И тут до меня дошло, где я её видел. Года четыре назад, может, больше – в последнее время я начал путаться в давности событий. Она пришла к моей клиентке, которой я переделывал мебель в гостиной. Эта женщина, имя которой я в жизни бы не вспомнил, была того же возраста и статуса, что и Нина, – тоже жила в особняке на Белль-Мид, хотя и не таком шикарном, как у Нины. Мне уже сообщили, что этой женщине невозможно угодить, что ей очень не понравилась работа предыдущего плотника и она хочет всё переделать. Ей не понравился дизайн, хотя она одобрила чертежи, и не понравились материалы, хотя она одобрила его выбор древесины.
– Если вы откажетесь, я пойму, – сказал мне подрядчик. – Настоящая заноза в заднице.
Я хотел было так и поступить, но мне нужны были деньги – впрочем, как и всегда, так что я рискнул. При встрече я попытался убедить её переделать старую мебель, объяснив, что недостатки, которые она обнаружила, легко скрыть под слоем краски и уж тем более двумя-тремя, и что, на мой взгляд, она попросту тратит деньги. Она и слушать ничего не хотела – может быть, ей вот именно нравилось тратить деньги.
Так что я согласился. Выбрал красное дерево и более сложный дизайн, с завитками и виньетками; она откопала его в каком-то журнале, и мне он показался довольно безвкусным.
Подрядчик оказался прав. И это ещё слабо сказано. Я провёл с этой женщиной мучительные три недели, хотя, впрочем, сумел ей угодить. Она осталась довольна моей работой. Но она ни на секунду не оставляла меня в покое, ни на секунду не затыкалась, не прекращала свои бесконечные монологи и жалобы на жизнь, на то, как непросто делать заказы онлайн (её дом был завален коробками, как пункт выдачи), и на то, какая драма вчера разыгралась на теннисном корте. Каждый день ровно в пять вечера она открывала бутылку вина. Я видел в этом намёк уходить, а она – намёк распить её на двоих. Я не раз объяснял, что за работой не пью, но она давила на меня так, как на меня со школы не давили.
– Что вы, не будьте таким паинькой, – говорила она, – всего один бокальчик!
Пару раз я сдавался и делал несколько глотков, просто чтобы она заткнулась; она допивала всё остальное, не переставая жаловаться – обычно на мужа, которого никогда нет рядом, который никогда её не слушает и вечно ворчит, что она много тратит.
К ней-то однажды и заявилась Нина Браунинг, чтобы скрасить ей вечер и куда-то вытащить. Мадам-Как-Её-Там ещё не собралась, поэтому предложила подруге выпить и сказала, что сейчас придёт. Прошло не меньше получаса, я продолжал работать, а Нина сидела на кухне, залипнув в телефон. Мы оба делали вид, что не замечаем друг друга. Потом ей позвонили – видимо, муж или ещё кто-то близкий, потому что она стала шёпотом жаловаться на Как-Её-Там, которая постоянно опаздывает. Договорив, она посмотрела на меня, рассмеялась и сказала:
– Вы ничего не слышали.
Я улыбнулся и ответил:
– Нет уж, я всё слышал.
– Она отличная девчонка, но так долго собирается…
– Может, если бы болтала поменьше?
Она расхохоталась в голос, показав прекрасные белые зубы. Она была очень симпатичной и совсем не похожей на свою подругу. Настоящей, уверенной в себе. Она общалась со мной, как с равным, а не как с плотником, которому можно доплатить за то, что он с ней выпьет.
Несколько минут спустя вернулась Как-Её-Там и заявила, что я могу продолжать работать и что она не боится оставить меня тут одного. По её меркам это был, наверное, высочайший комплимент, но, конечно, такие слова были оскорбительны, и Нина едва заметно закатила глаза. Потом они обе ушли.
Вот и всё. Не особенно насыщенное общение. И всё же, вспомнив этот эпизод, я подумал – вдруг наша сегодняшняя встреча не была всего лишь дешёвым представлением? Но, может быть, она всегда устраивала дешёвые представления. Я выключил свет, закрыл мастерскую на ключ и сказал себе: да наплевать. Даже если она порядочный человек, это имеет так же мало отношения к делу, как и её внешность. Это не отменяет того, что совершил её сын, и не отменяет моего решения. Но по дороге домой я думал о ней – о том, какая она на самом деле. По необъяснимой причине я хотел – я должен был узнать правду о Нине Браунинг. Вот почему я был заинтригован, получив тем вечером её письмо, и не смог устоять и не ответить.
Том,
Спасибо Вам большое, что сегодня согласились со мной встретиться. Это было непросто, но я рада, что мы смогли многое обсудить. Хочу спросить: не согласитесь ли Вы встретиться ещё раз, но на этот раз вместе с Финчем и Лилой? Если Вам не нравится моя идея, я, конечно же, давить не стану, но мне кажется, это было бы хорошо для них обоих. Сообщите мне Ваше решение.
С наилучшими пожеланиями, Нина.
Спасибо за предложение. Я поговорю с Лилой и спрошу, не против ли она. И да, я вспомнил, где мы встречались. У Вас есть подруга, которая живёт в кирпичном доме в Линвуде? Уверен, что видел Вас там несколько лет назад. Т.
О господи! Да! Мелани Лоусон! Теперь я вспомнила, мы с Вами общались! (ещё одно доказательство, что у меня плохая память на лица, но наш разговор я помню:) Нина.
P. S. Вы сделали ей роскошную мебель! Она до сих пор в восторге.
P.P.S. Её дети тоже учатся в Виндзоре. Вы знали?
Нет. Я не знаю всех учеников Виндзора и их родителей.
Понимаю. Мне нравится эта школа, но иногда она слишком уж пафосна. Хотя Финч там с первого класса, так что я уже привыкла… И не знаю, имеет ли это отношение к делу, но ту злополучную вечеринку устроил сын Мелани у них дома (не спросив разрешения). Мир тесен. Или дело не в этом?
Я, пожалуй, соглашусь, что дело не в этом. Вы с ней уже всё обсудили, да?
Да. Но двух несчастных фраз не хватит, чтобы это обсудить. Простите меня. И простите ещё раз за то, что сделал Финч. Я знаю, это всего лишь слова, но от всего сердца. Я очень хочу, чтобы всё наладилось. Я надеюсь, Вы мне верите. И надеюсь, у Финча будет возможность встретиться с Лилой и самому рассказать ей об этом.
Спасибо. Я поговорю с Лилой и скоро Вам отвечу.
Глава двенадцатаяНина
В таком заведении, как Виндзор, невозможно было ничего удержать в секрете, и хотя я надеялась, что страсти немного улеглись, я в то же время понимала, что настоящий скандал ещё впереди. Исходя из опыта общения с жертвами таких ситуаций, я рассчитала, что он разгорится где-то через неделю.
Точность моих расчётов оказалась почти идеальной. На следующее утро – спустя шесть дней после вечеринки – мой телефон буквально взорвался звонками друзей и знакомых, спрашивающих, как я там. Может быть, кто-то из них искренне сочувствовал, но большинство было из лагеря Кэти – они так же, пусть даже подсознательно, жаждали сплетен и не понимали, что усугубляют ситуацию, без того тяжёлую не только для Финча, пожалуй, заслужившего всё это, но и для Лилы.
Я разослала всем заранее заготовленный ответ (спасибо за поддержку и тёплые слова) и сделала себе пометку не ходить в те места, где обычно бывала и где велик был риск на кого-нибудь наткнуться. В «Старбакс» и фитобар, в любимые торговые центры и супермаркеты, на йогу и на велотренажёры и, конечно же, в клуб.
Я продолжала общаться лишь с Мелани, настолько преданной подругой, что случись мне кого-нибудь застрелить прямо на бульваре, она нашла бы веские тому оправдания. Она пересылала мне скриншот за скриншотом, где люди обсуждали произошедшее, добавляя набиравшие популярность сплетни: Лила была абсолютно обнажённой; Финч что-то подмешал ей в напиток; эти двое состояли в сексуальной связи. Постепенно история развивалась.
Мелани каждый раз высказывалась в защиту Финча и отвечала на каждое сообщение, не скупясь на восклицательные знаки. Даже когда писали правду, она гнула свою линию: он хороший мальчик и просто совершил ошибку.
С одной стороны, я была ей признательна за такую преданность, особенно когда она поправляла тех, кто бессовестно врал. Но с другой стороны, я чувствовала ещё больший стыд. В конце концов, Финч был виноват. Не во всём, что они сейчас перемалывали, но тем не менее виноват. Этот факт, казалось, ускользал от неё, как и от Кирка.
Вечером пятницы она заявилась ко мне домой в смятении и расстроенных чувствах – во всяком случае, для неё, всегда державшейся с большим достоинством.
– Что случилось? – спросила я, открывая дверь.
– Ты что, не читала мои сообщения? Я же писала, что еду…
– Нет. Я не смотрела на телефон, – призналась я, хотя порой проверяла, не ответил ли Том. Прошли уже сутки с тех пор, как я предложила им с Лилой встретиться с нами, но теперь эта идея уже не казалась такой замечательной. Я провела Мелани в кухню.
– Садись, – сказала я, – и рассказывай, что произошло.
Она вздохнула, поставила у ног сумку с монограммой и опустилась на стул.
– Эта сучка Кэти… – Она осеклась, огляделась по сторонам и спросила: – Есть дома кто-нибудь?
– Кирка нет. Он был дома последние сутки, но опять уехал. Финч сидит в своей комнате наверху. Давай жги.
Она прижала ладонь к виску, другой рукой принялась возиться со складками теннисной юбки.
– Эта сучка Кэти теперь всем рассказывает, что Бью встречается с Лилой. С тех пор, как Финч разослал фото.
– Хм… а они правда встречаются? – спросила я на свой страх и риск. Мы с Мелани никогда не ссорились всерьёз, но она становилась слишком ранимой, когда речь заходила о Бью или её дочери Вайолет, самой гламурной из всех моих знакомых детей, не считая героинь комедийных сериалов.
– Господи, нет, конечно! – воскликнула она, раздражённо постукивая загорелой ногой.
– Тогда откуда такой вывод? Только потому, что Лила лежит на кровати Бью?
– Я понятия не имею. Но уверена, тут не обошлось без Люсинды. Эта девчонка – просто су… щая головная боль. Я терпеть её не могу. Вечно постит на Фейсбуке статьи об изнасилованиях и мизогинии. – Мелани вынула из сумочки телефон и принялась читать вслух писклявым, жеманным голосом, очевидно, изображая Люсинду: «Сорок четыре процента жертв изнасилования – несоверщеннолетние. Каждая третья девочка, ещё учась в школе, подвергалась сексуальным домогательствам… Но школы по-прежнему отказываются предпринимать решительные меры, в результате чего процент изнасилований возрастает…».