– Больше ничего не хочешь сказать, пап?
– Вообще-то хочу, – пробормотал он. – По поводу… твоей матери…
– А что с ней случилось?
– Да нет, ничего. – Судя по всему, ему было неловко об этом говорить. – Просто мне кажется, отпустить тебя к ней на лето – не такая уж плохая идея. Ты уже взрослая, и я доверяю твоим решениям. В конце концов, она – твоя мать.
– Спасибо, пап, – сказала я. – Я поеду. Я соскучилась по ней.
Лицо папы свело болью, и я поняла – я сказала что-то не то. Но ведь это была правда. Я скучала по маме. Может, даже не по ней самой, но по мысли о том, каково это, когда у тебя есть мама. Особенно сейчас, когда папиной любви недостаточно.
Утром я встала рано, чтобы принять душ и вымыть голову. Волосы у меня густые и кудрявые, так что приходится долго их сушить. За это время я успела извести себя мыслями, что надеть. Все мои вещи казались слишком парадными, слишком целомудренными или слишком повседневными. Конечно, я посоветовалась с Грейс, хотя мы только вчера вечером проболтали больше часа, обсуждая эту ситуацию. Всё это сильно её расстраивало – не так, как папу, но всё-таки сильно.
По поводу одежды она сказала мне:
– Не перестарайся. Будь проще.
Я согласилась, мы ещё немного пообсуждали эту тему и в конце концов выбрали белые джинсы в обтяжку, рваные на коленках, и шёлковую голубую майку, которую я нашла в винтажном магазине. Грейс в четвёртый раз пожелала мне удачи, я положила трубку и нанесла очень лёгкий макияж. Я могла вообще не краситься, потому что папа терпеть не может косметики, но я не сомневалась – сейчас ему точно не до того, потому что он по уши занят уборкой. Наш дом всегда ужасно чистый, но сегодня папа совсем спятил. Его ОКР разыгралось не на шутку – он подметал, протирал и пылесосил все доступные поверхности.
Потом он заявил, что ему нужно сбегать по делам, и вернулся с сумкой, полной всевозможной выпечки. Он разложил её на блюде, а потом стал перекладывать на поднос для гриля.
– На блюде смотрелось лучше, – сказала я, оторвавшись от последнего номера журнала «Инстайл» и делая вид, что абсолютно спокойна.
Он кивнул и с несчастным видом принялся перекладывать выпечку обратно, потом поставил блюдо на чайный столик. По краям натыкал салфеток, сложенных веером. Я посчитала это знаком, что он собирается вести себя приветливо. По меньшей мере миссис Браунинг не вызывала у него отвращения. Папа никогда бы не стал стараться ради тех, кого ненавидит.
Ровно в одиннадцать часов в дверь позвонили. Глубоко вздохнув, папа медленно побрёл к входной двери, а я, оставшись сидеть на диване, ещё раз провела пальцами по волосам, смазанным муссом. Желудок крутило. Я не видела, но слышала, как папа открыл дверь и поздоровался, представился Финчу, пригласил их войти. Я несколько раз глубоко вдохнула, и все трое вошли вереницей. Впереди шла миссис Браунинг, следом Финч, в конце папа. Это было так же странно, как увидеть учителя в продуктовом магазине или ещё где-нибудь вне школы.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал папа, указывая на диван, где сидела я, и два кресла. Судя по его виду, он нервничал так же сильно, как я, но по крайней мере злился меньше, чем я ожидала.
Миссис Браунинг села на диван, Финч – в кресло напротив, оба поздоровались. Я подняла на неё глаза, не смея смотреть на Финча. Она показалась мне ещё красивее и гламурнее, чем тогда на корте, хотя её наряд был повседневным: белоснежная блузка с широкими манжетами, джинсы скинни и золотистые туфли на плоской подошве. Украшения – тоже очень крутые и тщательно подобранные; тонкие элементы сочетались с объёмными, золото – с серебром или, скорее, платиной. Всё в ней было шикарным, но казалось, не стоило ей ни малейших усилий. Как будто она уже проснулась такая красивая.
– Лила, это миссис Браунинг, – сказал папа. – С Финчем ты знакома.
– Да. Здравствуйте. Привет. – Я не могла смотреть им в глаза.
– Хотите круассан? – спросил папа, взглянув на миссис Браунинг, потом на Финча. Я впервые услышала от него это слово, и в его устах оно показалось мне странным. Слишком французским, что ли.
Финч взглянул на блюдо так, будто хотел круассан, но покачал головой и сказал: нет, спасибо. Миссис Браунинг тоже отказалась, явно сочтя выпечку слишком нелепой бутафорией.
– Может, кофе? – предложил папа, хотя с этого должен был бы начать. – Или воды?
– У меня с собой, спасибо, – сказала миссис Браунинг, вынув из сумочки бутылку «Эвиан».
– Финч? Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо, – ответил Финч.
Я сидела молча, всей душой желая умереть, и наконец миссис Браунинг заявила, что Финч хочет со мной поговорить.
Я кивнула, не сводя глаз с широкого золотого браслета, скользившего вверх-вниз по её руке, когда она заправляла за ухо прядь блестящих светлых волос.
– Да, – сказал Финч, а потом произнёс моё имя. Я впервые посмотрела на него.
– Мне очень жаль, что я так поступил, – начал он. – Я был пьян – не то чтобы это оправдание. Это был глупый, подлый и просто отвратительный поступок. Прости меня.
– Всё нормально, – пробормотала я, но папа, перебив меня, громко заявил, что, вообще-то, это ненормально.
– Папа! – прошипела я. – Прекрати!
– Нет, – сказал Финч, – он прав. Это ненормально.
– Да, – вмешалась миссис Браунинг. – И я совсем не так воспитывала Финча.
– А как? – спросил папа, сумев проявить скорее интерес, чем желание напасть.
– Я не хотела, чтобы он стал невоспитанным. Злым. Нечувствительным. – Голос миссис Браунинг дрожал, как будто она вот-вот расплачется. Но она показалась мне непохожей на плаксу; мне пришло на ум папино выражение «крепкий орешек».
Мы с Финчем переглянулись. Он повернулся к папе и спросил:
– Мистер Вольп, вы не против, если я поговорю с Лилой наедине?
Папа не сразу нашёл слова, затем произнёс моё имя так, словно спрашивал моего разрешения. Опустив глаза, я кивнула.
– Хорошо, – сказал папа, – мы с Ниной выйдем ненадолго. – Они оба поднялись, и миссис Браунинг прошла за ним на кухню, а оттуда во двор.
Когда дверь за ними закрылась, я подняла подбородок и посмотрела на Финча. Он поднял на меня печальные голубые глаза. Когда он моргнул, я увидела, как изогнуты его длинные светлые ресницы. У меня сжалось сердце. Он шёпотом позвал меня по имени, словно задал вопрос.
– Да? – сказала я нежно. Мои щёки горели.
Финч глубоко вздохнул.
– Я долго думал об этом… но мне кажется, я должен рассказать тебе всё, что случилось тем вечером.
– Расскажи, – ответила я, чувствуя тошноту и не сводя глаз с двери. Я не видела папу и миссис Браунинг, но представила, как они сидят за столиком для пикника.
– Ты же помнишь, мы играли в «Уно»?
– Ну да.
– Так вот, мы с Полли поссорились. Не знаю, заметила ты или нет?
Я пожала плечами, хотя заметила.
– Так вот… мы поссорились из-за тебя.
– Из-за меня? – изумилась я.
– Да. Из-за тебя.
– Почему?
– Она приревновала меня к тебе. Ты была такой соблазнительной в этом чёрном платье… Она заметила, как я на тебя смотрю… решила, что я флиртую… и взбесилась.
– Ой. – Меня переполняли эмоции. Смущение оттого, что Полли может ревновать ко мне, стыд, что я послужила причиной ссоры, но острее всего было тёплое, радостное чувство, потому что он назвал меня соблазнительной. Мальчишки часто писали мне разные комментарии в Инстаграме, но лично мне ещё никто такого не говорил.
– В общем, слово за слово… – Он осёкся. – Ты слушаешь?
Я покачала головой, не понимая, что значит слово за слово. Он сейчас о ссоре с Полли? Или обо мне? Я подумала – вдруг между нами что-то произошло? Что-то… серьёзное? Но я не могла бы такого забыть. Такое я бы запомнила. Я помнила каждый взгляд Финча.
– Послушай, Лила, – Финч склонился ко мне и прошептал моё имя, – это не я тебя сфотографировал. И не я написал этот комментарий. И не я разослал фото друзьям. – Он закусил губу, провёл рукой по светлым волнистым волосам. – Ты слушаешь?
– Что? Нет. Если честно, нет. – Мысли и сердце метались с бешеной скоростью, и внезапно я всё поняла. – Подожди. Так это Полли? Она взяла твой телефон?
Он медленно, но уверенно кивнул.
– Да. Она взяла его, потому что решила, будто мы с тобой общаемся… переписываемся.
– Почему она так решила?
– По тому, как мы с тобой смотрели друг на друга.
– Но мы же не переписывались? – уточнила я, вспомнив, что папа читал мои сообщения. А если он стёр доказательства? Может такое быть?
Он покачал головой.
– Нет. Ну то есть я хотел… будь у меня твой номер, я, наверное, и написал бы тебе… но нет, я только смотрел на тебя. Но Полли всё поняла. Женская интуиция, сама знаешь.
Я кивнула. Потому что, конечно же, знала.
– Так вот, я напился и забыл, где лежит мой телефон…
– И она взяла его? И сфотографировала меня? – спросила я, желая точно убедиться, что правильно его поняла.
– Да, – ответил Финч, – именно это и произошло.
– Ой, – прошептала я больше самой себе, – какая же… сука!
– Я знаю… ну то есть обычно она так себя не ведёт. Просто… у неё сложный период.
Я смерила его скептическим взглядом. Какие проблемы могут быть у Полли? Она богата и красива, совсем как Финч. К тому же она встречается с ним! Она – его девушка. Так что с того, если мы немного пофлиртовали? Это ничего не значит в сравнении с их серьёзными отношениями. Или значит?
– Но это неважно. Мы расстались, – сказал он.
– Расстались? – прошептала я хрипло. – Из-за меня?
– Нет. Из-за того, как она с тобой поступила.
У меня закружилась голова.
– А твоя мама знает? – спросила я. – Что это сделала Полли?
Он покачал головой и ответил:
– Нет.
– Кто-нибудь знает?
– Нет, – вновь ответил он.
– Почему? Почему ты не сказал правду?
Финч вздохнул и покачал головой.