Это Том.
Чувствуя ни с чем не сравнимое облегчение, я бормочу:
– Добрый вечер.
Не поздоровавшись в ответ, он говорит, что Полли идёт на поправку.
– Ночь она проведёт в больнице, но состояние стабильное.
– Слава богу, – говорю я. – Кто вам сообщил?
– Лила дозвонилась до её родителей.
Конечно, она дозвонилась, думаю я, вновь поражаясь характеру этой удивительной девушки.
– Можно с ней поговорить? Она ещё не спит?
– Только что уснула. У неё был тяжёлый день.
– Я знаю. – Мне вспоминается, как я утром стояла с мамой в кухне и пила кофе. Кажется, это было целую вечность назад.
– Хотите узнать самое безумное? – спрашивает он.
– Конечно. – Положив голову на подушку, я слушаю.
– Как только вы с Лилой уехали… угадайте, кто к нам заявился?
– Кто же?
– Мать Лилы. – Том невесело смеётся. – Притащилась в город, решила устроить нам сюрприз.
Я тоже смеюсь, несмотря ни на что.
– Похоже, она такая же ужасная, как Кирк.
– Хуже. Кирк хотя бы от вас не свалил.
Я сглатываю. До меня доходит, что я, возможно, не лучше его жены – сбежала, когда дела стали совсем плохи. Но я тут же напоминаю себе, что я не бросила семью, я просто отстояла свою позицию. Разница есть. Потом мои мысли вновь возвращаются к Лиле.
– Я хочу, чтобы вы знали… ваша дочь – просто потрясающая. Она такая… такая смелая…
– Да. Она классная, – говорит он. – И вы тоже, Нина. Лила всё мне рассказала. О Финче. О фотографиях. О том, как вы её поддержали.
Мои глаза наполняются слезами.
– Мне так жаль…
– Я понимаю, – отвечает Том. – Но если хотите знать моё мнение… Мне кажется, у Финча есть шанс.
Слёзы бегут по лицу ручьями. Я спрашиваю, почему ему так кажется, и обещаю, что поверю ему, поверю моему другу, какой бы ответ он ни дал.
– Потому что… – наконец говорит Том очень ласково. – Потому что вы – его мать.
ЭпилогЛила
С тех пор как окончила школу почти десять лет назад, я редко возвращаюсь в Нэшвилл. Обычно папа сам приезжает меня навестить. Не знаю, почему, но надеюсь, это скорее из-за плотности моего графика – сначала колледж, потом юрфак, теперь окружная прокуратура Манхэттена, – чем в нелюбви к родному городу. Во всяком случае, я могу с уверенностью сказать, что это никак не связано с Финчем Браунингом и с событиями, которые произошли в год, когда я училась в десятом классе. Та история давно забыта.
Конечно, я порой вспоминаю Финча – его подвал, и попытку Полли покончить с собой, и особенно день, когда мистер Кво пригласил нас с папой в свой кабинет и сообщил, что Финча оправдали. Полностью. Со слезами на глазах мистер Кво рассказал, что Почётный совет в лице восьми учеников и восьми преподавателей пришёл к выводу, что «доказательств недостаточно». Полный бред, конечно. Какие ещё нужны доказательства, кроме члена Финча на моём лице? Но, наверное, они просто не захотели проводить сравнительную экспертизу и ограничились сомнительным объяснением, что это фотошоп.
Возможно, если бы родители Полли позволили ей вернуться в Виндзор или отправить мне остальные фото, всё сложилось бы иначе. А может, и нет. Может, карты легли в пользу Финча (хотя папа считает, мистер Браунинг просто провернул белльмидскую аферу века).
Несколько месяцев мы с папой пытались добиться справедливости – хотя бы письма в Принстон. Но я, если честно, просто хотела двигаться дальше, и с помощью Бонни мне удалось убедить папу, что дальнейшая судьба Финча не имеет к нам никакого отношения. Карма сама его настигнет. Или не настигнет, такое тоже может быть. В любом случае мне надо жить своей жизнью.
Между строк я донесла до папы ещё одну важную мысль – что нужно позволить мне доучиться в Виндзоре. Это было для меня важно по множеству причин. Во-первых, я была там искренне счастлива. С Грейс мы продолжали дружить (мы и сейчас дружим, недавно я была подружкой невесты у неё на свадьбе), наш тандем расширился и принял ещё несколько классных единомышленниц. Во-вторых, я ещё больше сосредоточилась на учёбе, блестяще окончила школу и поступила в Стэнфорд. Папа сказал, что за это нужно благодарить не сам Виндзор, но образование, которое я там получила, хотя прекрасное рекомендательное письмо от директора тоже было нелишним. И ещё Виндзор стал хорошей подготовкой к взрослой жизни. Он доказал, что в любой ситуации можно найти просвет, особенно когда рядом такие хорошие люди, как мистер Кво и Нина.
Я иногда ещё общаюсь с мистером Кво, который вышел на пенсию. Наша переписка сводится в основном к обмену карикатурами из «Нью-Йоркера» и статьями о том, как паршиво устроен мир. Но мы оба надеемся на лучшее, и мне кажется, он передал мне немного своего оптимизма в те самые мрачные времена.
Вопреки всему, мы по-прежнему дружим с Ниной. После того как её развод был оформлен, они с папой начали совместный бизнес по оформлению бутиков – папа выполняет все плотницкие работы, а Нина занимается декорированием и коммерческими вопросами. Круче всего у них получаются домики на дереве, похожие на те, что папа сделал для Бонни.
У них были и очень крутые клиенты, даже несколько знаменитостей, но мой любимый проект – подарок детям женщин, живущих в приюте жертв насилия. Этот приют находится в Бристоле, родном городе Нины. Не самые крутые домики, но судя по фотографиям, которые мне прислал папа, они принесли больше всего радости.
Работа и особенно эта радость стали для них обоих хорошей терапией в годы одиночества. Я знаю, папа очень по мне скучал, и Нина, должно быть, тоже скучала по Финчу, потому что, учась в Принстоне, он почти с ней не общался. Не знаю, отчего он так обиделся – что она приняла мою сторону или что ушла от его отца, но только их отношения совсем испортились.
Судя по рассказам отца, Нина не сдавалась и каждую неделю отправляла ему длинные письма, написанные от руки, пока он наконец не ответил. Папа притворяется циником и говорит, что дело здесь, скорее всего, в финансовом скандале, в который влип мистер Браунинг, а не в нравственном перерождении Финча. Хорошо, что Нина не слышит этих слов. Но мне кажется, папа хочет верить во что-то другое. Может быть, в силу простой и крепкой материнской любви, в которую верю я.
Я думаю обо всём этом, пока такси поворачивает на Эвондейл. Папа стоит на крыльце, там, где когда-то было написано ужасное слово. Он машет мне рукой, смотрит, как я выхожу из машины и поднимаюсь по ступеням.
– Поверить не могу, что ты не разрешила встретить тебя в аэропорту. – Он качает головой, бормочет что-то про мою упёртость, потом сжимает меня в долгих, крепких объятиях.
– Спасибо, что приехала, – говорит он. – Я знаю, ты очень занята.
– Что ты, пап, – отвечаю я, – уж этого я никогда в жизни не пропустила бы.
– Да ладно, ерунда какая. – Папа сильно преуменьшает значимость награды, которую им с Ниной вручают сегодня вечером. – Но для Нины она много значит. Только не забудь, это сюрприз.
– Я знаю, пап, – отвечаю я улыбкой. – Ты уже сто раз мне сказал.
– Ну… я просто хочу быть идеальным.
– Ты так с ней мил, – говорю я.
– Она этого достойна. Она – самая лучшая, – отвечает папа.
Странно слышать, как он кого-то хвалит, и я в очередной раз за эти годы задумываюсь, нет ли между ними чего-то большего. Но оба клянутся, что только друзья – лучшие друзья – и порой мне кажется, это даже трогательнее.
– А… он придёт? – спрашиваю я, зная, что папа пригласил Финча.
– Нет. – Папа качает головой. – У него проблемы на работе. Хотя, если честно, он теперь живёт в Лондоне…
– В Лондоне? – Мне обидно оттого, что Финч поселился в единственном в мире городе, который круче Нью-Йорка.
– Ну да. У него новая работа… что-то связанное с финансами.
– Ну ладно. – Я пожимаю плечами. За Нину я расстроилась, но за себя рада. – В любом случае будет классно.
Несколько часов спустя мы с папой заходим в коридор Центра визуальных искусств Фриста. На папе его единственный хороший костюм со светло-голубым галстуком, который, я уверена, выбрала Нина.
– Хорошо. Она в патио Тёрнера[34]. – Читая сообщение от Нины, он заметно волнуется. – Там всё и будет проходить. Ты же знаешь, как туда…
– Да, пап, – говорю я. – Знаю.
– Тогда я лучше пойду, пока она не спустилась и не увидела тебя.
– Иди, иди. Я сама о себе позабочусь.
Папа целует меня в щёку, говорит: «спасибо». Его смущение сменяется радостным возбуждением, может быть, даже гордостью. В конце концов, это ведь и его награда, и он долго шёл к ней, работая в мастерской и развозя пассажиров «Убера».
Папа уходит, а я иду в бар, заказываю бокал шампанского и думаю – как приятно снова оказаться в Нэшвилле. Надо бы приезжать почаще.
И внезапно вижу, как в коридор вбегает он. В очках, с короткой стрижкой, чуть поправившись, он стал совсем другим. Старше. Непохожим на себя прежнего. Но когда он подходит ближе, я понимаю – это всё тот же Финч, и напоминаю себе, что люди редко меняются до неузнаваемости.
Мне хочется спрятаться, но я заставляю себя пойти прямо ему навстречу, посмотреть в его глаза.
– Привет, Лила. – Он запыхался, щёки горят. Он почти готов полезть ко мне с объятиями, но вовремя понимает, что лучше не стоит.
– Так ты всё-таки выбрался? – спрашиваю я.
– Да. – Он улыбается уголком рта. – Начальник, наверно, меня уволит… но я это сделал.
Я тоже улыбаюсь, пусть и неискренне.
– Ты получила моё письмо? – спрашивает он.
Я киваю и говорю «да». Потом прибавляю «спасибо», хотя на самом деле благодарна не за письмо, а за то, что он сегодня здесь, в Теннесси, в мятом пальто, пахнущем самолётом. Что он приехал к матери.
Вид у него грустный, но решительный.
– Ну… думаю, нам пора… твой папа сказал, начало в восемь, верно?
– Да. – Я смотрю на часы и вижу, что осталось две минуты. Допиваю шампанское, ставлю бокал на высокий столик, следом за Финчем иду в зал.