Мальчика положили в коляску, покрытую кружевным пологом, который вышила мама, и медленным шагом пошли домой – идти было недалеко, каких-нибудь полчаса, а Анне хотелось продышаться, пройтись, хотя бы на полчаса дать себе передых.
Она понимала: дальше начиналась борьба. Понимала, но не представляла, что ее ждет, какая у них начнется жизнь, что с ними будет.
Зайдя в свой дворик, Анна улыбнулась – какое счастье! Какое счастье – этот сад, свитое на крыше гнездо, щебет стремительных ласточек, коричневая бабочка, усевшаяся на спинку скамейки и нервно подрагивающая шоколадными бархатными крылышками. И любимая скамейка с зеленой потертой подушкой, старый плед в шотландскую клетку. И запахи, запахи! Невозможные запахи любимого сада и надежды.
В доме привычно поскрипывали полы, и Анна удивилась их чистоте.
– Это Амалия, не я, – улыбнулся Марек. – Ты слишком хорошо обо мне думаешь! Два дня мыла, оттирала и костерила тебя. Ну ты знаешь ее язычок!
На кухне пахло бульоном и пирожками, и Анна поняла, что сильно проголодалась.
Мальчик спал, и, осторожно вынув из коляски, его положили в детскую кровать. Боже, каким он показался крошечным – просто потерялся в обычной детской кроватке.
После обеда измученную Анну разморило и потянуло в сон – от ощущения дома, от маминой вкусной еды, от присутствия Марека, от родных запахов, от свежести сада, заползающей в приоткрытые окна. Она дома, она рядом с ним! И они так любят друг друга.
Анну отправили спать. Уснула она моментально, не успев ни о чем и подумать. Когда она проснулась, за окнами было темно. Господи, сколько же она проспала? Глянула на часы – четыре. Как там Мальчик? В доме было подозрительно тихо, и Анне показалось, что это страшная тишина. Отчаянно забилось сердце, и она, вскочив и одернув платье, бросилась в детскую. А на пороге застыла – перед ней предстала идиллическая картина. На диване спал Марек, а рядом, под его рукой, их сын. Их Мальчик. Анна села напротив и тихо заплакала. Ее мальчики, ее дорогие, любимые мальчики…
Наутро Марек сообщил, что после процедур он отправляется в аутлет.
– Подарки, то, сё. – Он смущенно отвел глаза. – Ты же знаешь, как у нас все дорого.
– А меня прихватишь? Сто лет не была в магазинах!
Он удивился: магазины она ненавидела, к тряпкам была равнодушна, дорога была неблизкой, и там долго ходить, пока все обойдешь. Словом, поездка обещала быть довольно тяжелой. А Анна с ее больной ногой – как она справится?
Сначала Марек растерялся, пытаясь ее отговорить, но, когда она решительно ответила, что мечтает побывать в этом месте, даже обрадовался: провести еще день рядом с ней. «Ладно, как-нибудь, – успокаивал он себя. – В конце концов, посажу ее в каком-то кафе или на лавочке, а сам рысью или галопом пробегусь по магазинчикам. А может, и Анне что-то понравится». Именно эта мысль вдохновила его: вот будет здорово обновить ей гардероб. Но вряд ли, вряд ли… Если только насильно.
Ну ладно, в конце концов, еще одно небольшое путешествие, красивая дорога, красивые магазины, много зелени и цветов, куча кафе с разнообразной кухней. Они отлично проведут этот день! Умница Аннушка! И вправду, что ей киснуть одной в отеле?
Дорога была свободной и красивой, снова ехали вдоль Карпатских гор, мелких и крупных деревень, небольших городков, стоявших вдали, мимо заливных лугов с пасущимися коровами и белоснежными козами. Вдоль дороги, важно перебирая тонкими, изящными ногами, совсем не боясь ни людей, ни машин, стояли аисты, изредка вскидывая бело-черные крылья. Выскочил из леса и мелькнул крупный серый заяц – только лапы сверкали. Над полем медленно и важно кружила крупная птица породы ястребиных. Заспорили: ястреб, орел или коршун?
– Неясыть, – авторитетно и уверенно сказала Анна.
– Как-как? – переспросил Марек, и они рассмеялись.
Аутлет Анну потряс и напугал: господи, такое количество магазинов и покупателей! Марек только посмеивался:
– Неискушенная ты у меня!
– У себя, – довольно резко возразила Анна. – Я уже давно у себя, не обижайся.
Подумала: «Наверняка Шира вполне искушенная – на всех фотографиях в шикарных шмотках. И правильно, она еще молода, с хорошей фигурой и небедным мужем. Это я странный экземпляр, чудачка и дурочка. Но жизнь меня отучила думать о тряпках. Вернее, так и не научила».
Вскоре Анна устала, и, заказав ей кофе, Марек оставил ее в кафе. Спустя часа полтора, запыхавшийся и раскрасневшийся, он вернулся с кучей пакетов, и Анна тут же потребовала все показать. Он удивился: надо же, а она кое-что понимает! И согласился: коричневый цвет не для Ширы, ей идет светлое, яркое. Розовый свитер для Эти – тоже мимо. Нашитая аппликация, пайетки – дочка не будет такое носить. Передохнул, перевел дух, выпил кофе и побежал менять отбракованное.
Долго уговаривал Анну зайти в пару магазинов. Та сопротивлялась, но он победил.
Ей ничего не нравилось и ничего не было нужно. И вдруг он поймал ее заинтересованный взгляд. Серое, по колено, пальтишко, мягчайший кашемир, отделка серой лисой. Скромно, со вкусом, для тех, кто понимает. Она отказывалась, но все же померила. Пальто пришлось в пору. Теплое, легкое, невесомое. В самый раз на краковскую зиму. Не слушая Анну, Марек вынул карту и оплатил.
Анна расстроилась.
– Такие деньги, – бормотала она. – Да и моя зимняя куртка еще вполне ничего! Зачем мне это пальто, куда в нем ходить? Я не привыкла к такой роскоши. И вообще – тебе есть на кого тратить!
Бурчала, ворчала, пока он не прикрикнул. Примолкла. Виновато сказала, что устала и проголодалась. Выбрала японский ресторан.
Плюхнулись за столик, разом ойкнули и тут же рассмеялись:
– Возраст, дорогая моя!
– Возраст, мой дорогой!
Словом, обиды и расстройства были забыты, и обед прошел в милой, дружеской обстановке. Кстати, еда в ресторане оказалась отменной.
Поздно вечером у себя в номере она вспомнила про пальто. Достала его, разложила на кровати и расстроилась. И правда, зачем оно ей? Что за дурь пришла в голову? Есть прекрасная непромокаемая теплая куртка. Почти новая. Есть любимое старое суконное пальто. Да, обшлага пообтрепались, но в магазин или на рынок вполне. А эта красота? Куда ей? Куда она ходит? В гости к Амалии? Дорогая обновка вызовет у той только раздражение, Анна хорошо знает свою сестрицу. На кладбище к своим? Ну да, похвастаться. Ох и порадуются они за меня! Да и вообще… Как она не сдержала своего восторга? Тоже модница! Скромная пенсионерка в кашемировом пальто известного бренда.
Но как же красиво и какое чудесное качество! Видимо, не зря люди платят за бренд. Ладно, что сделано, то сделано. Хотя бы порадовала Марека, уже хорошо. Слава богу, с путешествиями закончено, и так перебор. Тихий, размеренный отдых, лечение и дневной сон, раз уж ночного почти не бывает.
Звякнула эсэмэска от Марека: «Как ты, жива?» Ответила смайликом с поднятым вверх пальцем, писать не было сил.
Какое сегодня число? Восьмое. Значит, осталось четыре дня. Точнее – три с половиной. Ее автобус уходил утром, его самолет улетал поздно ночью. Расстанутся они после раннего завтрака – за ней приедет такси до Братиславы. Простятся они у машины. Марек непременно проверит, есть ли у нее бутылка воды. Израильтяне без воды на улицу не выходят. Потом они нежно обнимутся, пожелают друг другу легкого пути и, конечно, здоровья. В его глазах будут слезы, в ее… Она постарается, хоть это будет непросто, чтобы их не было. На пути в Братиславу он обычно звонит ей два раза. На второй она не скрывает раздражения:
– Марек, у меня все хорошо!
Потом он требует позвонить, когда она сядет в автобус, а уж когда доедет – это не обсуждается!
Она всегда начинала ворчать:
– Марек, ты просто еврейский папаша! Все, не мучай меня, в конце концов, тебе есть о ком заботиться!
Он обижался, но тут же перезванивал и выговаривал:
– Ты мой самый близкий друг, моя сестра, если хочешь. Не нравится – придумай что-то другое! Но все равно я от тебя не отстану!
И она знала, что с этим надо просто смириться.
Анна смеялась:
– Ой, представляю, как ты достаешь своих! Бедные дети, бедная Шира!
– Шира не бедная, – коротко бросал он и завершал разговор.
Вообще про жену он особенно не распространялся. Жалел Анну, понимал, что в любом случае ей неприятно. Наверное. Но как-то обронил:
– Знаешь, трудно признавать свое поражение. Трудно и неохота. И вообще – закон бумеранга никто не отменял.
Она долго думала про «поражение». Значит, брак с Широй не удался. Но ведь тогда он влюбился, и наверняка у них был отличный секс, то, чего он был лишен многие годы. Шира – яркая, пестрая, броская, быстрая. У нее удачная карьера, красивая внешность, прекрасная фигура. Она моложава, спортивна, у нее все получается. Она хорошо образованна, любит музыку, ходит на танцы. В такую женщину просто влюбиться. Она как пестрый, разноцветный, душистый сад. Но что там внутри, Анна не знает. Слава богу, что не знает.
И про бумеранг она уточнять не стала. В конце концов, никто никого не бросил. Просто после ухода Мальчика жить вместе стало невыносимо. Это было совместное решение, вернее, Анна это решение искренне поддержала.
К новой жизни привыкали долго. К вечеру Анна валилась без сил. Падала в кресло и начинала плакать. Мареку везло больше: утром он уходил на работу и не видел ее дня, суетливого, тяжелого физически и невозможно трудного морально.
Пока Мальчик был маленьким, обычные заботы молодой матери были не в тягость: помыть, поменять белье, накормить и вывезти во двор, раздеть после прогулки, и снова вымыть, и снова накормить.
Дождаться массажистку. Перед сном, после купания, сделать массаж самой. Потом укол, обработать кожу, дать лекарство.
Через год они уже были опытными родителями неподвижного ребенка. Мальчик рос, и все становилось сложнее: поднять, перевернуть, выкупать, накормить. Ребенок по-прежнему не хотел есть, плакал, точнее, слабо пищал, если ему что-то не нравилось, отворачивал маленькое, худое, бледное и измученное личико, молоко проливалось, жидкая кашка растекалась по подбородку, от яблочного пюре начиналась рвота.