— Доктор Скарпетта, не могли бы вы объяснить мне, почему об этом до сих пор не знают ни Пэт Харви, ни отец Фреда Чини?
— Мой ответ будет предельно прост, — ответила я. — Дело об убитой паре пока не закрыто, оно требует специального изучения. А ФБР мне приказало сохранять все факты, касающиеся этого дела, в глубокой тайне.
— Понимаю, — сказал он, бросив взгляд на стену так, как будто там было окно.
— Если вы позволите, я обнародую свои отчеты, доктор Сешенз. Вы на самом деле намного облегчили бы мою участь, если бы позволили выполнить требование Пэт Харви.
— Почему? — Он прекрасно знал ответ на вопрос, но ему очень хотелось послушать мое мнение.
— Потому что миссис Харви и ее муж имеют полное право знать, что случилось с их дочерью, — ответила я. — А Брюс Чини также имеет право знать о том, удалось ли нам добиться каких-либо результатов при проведении экспертизы тела его погибшего сына. Ожидание для них — настоящая пытка.
— А вы давно разговаривали с миссис Харви?
— Давно.
— И вы не говорили с ней с тех пор, как были найдены трупы, доктор Скарпетта? — спросил он, нервно подергивая повязку.
— Я звонила ей, когда были получены результаты проведенного опознания, но с тех пор я с ней не разговаривала.
— А она пыталась с вами связаться?
— Да.
— И вы не стали с ней разговаривать?
— Я уже вам объяснила, по какой причине я с ней не смогла разговаривать, — ответила я. — Мне кажется, с моей стороны было бы не очень вежливо позвонить ей и сказать, что ФБР не хочет, чтобы я выдала ей имеющуюся у меня информацию.
— О директивах ФБР вы никому не рассказывали?
— Я рассказала об этом вам.
— Я высоко ценю ваше молчание. Но, мне кажется, было бы неуместно упоминать об этом кому-то еще, особенно репортерам.
— Я приложила немало усилий, чтобы избежать репортеров.
— Мне звонили из газеты «Вашингтон пост» сегодня утром.
— Кто именно?
Я с напряжением наблюдала за тем, как он перебирал полученные за день сообщения. Мне с трудом верилось, что Эбби за моей спиной и через мою голову захотела воспользоваться услугами управляющего.
— Кто-то по имени Клиффорд Ринг. — Вскинув на меня глаза, он продолжил: — Вообще-то он уже не первый раз звонил и не только у меня пытался получить информацию. Он донимает своими звонками мою секретаршу и других служащих, включая моего заместителя и секретаря по вопросам труда и занятости. Полагаю, что он вам тоже звонил; после чего, наконец, решил связаться с администрацией — с жалобой на медицинского эксперта.
— Звонили много репортеров, половину имен я просто сейчас не помню.
— Я полагаю, мистер Ринг подозревает, что все детали этого дела искусно скрываются, что существует какая-то конспирация. По тому, как он задавал свои вопросы, было ясно, что он опирался на какие-то факты.
Странно, подумала я. Что-то не похоже, чтобы газета «Пост» не проявляла никакого интереса к расследованию этих случаев убийства, в чем так настойчиво пыталась убедить меня Эбби.
— У него сложилось впечатление, — продолжал управляющий, — что ваш офис преграждает доступ к получению какой-либо информации и поэтому является участником так называемой конспирации.
— Мне кажется, что они абсолютно правы, — ответила я, стараясь подавить раздражение в своем голосе. — Я сейчас нахожусь меж двух огней. Либо я должна пренебречь требованием миссис Харви и Департамента юстиции, либо, при условии предоставленного мне честного выбора, я бы предпочла оказать содействие миссис Харви. В конце концов мне все равно придется держать перед ней ответ. Ведь она мать Деборы. А перед ФБР я не обязана отчитываться.
— У меня тоже нет намерений враждовать с Департаментом юстиции, — ответил доктор Сешенз.
Хотя он не назвал мне причину, я и сама о ней догадалась. Значительная доля департаментского бюджета управляющего обеспечивалась за счет федеральных налогов, некоторая часть которых маленьким ручейком текла в мой офис, чтобы субсидировать сбор информации, необходимой для различных агентов по предупреждению всевозможных травм и безопасности движения. Департамент юстиции знал, каким способом нужно вести жесткую игру. Если вражда с федеральными органами не сократит бесконечно растущие статьи дохода, мы, по крайней мере, могли бы рассчитывать на то, что не умрем с голоду. Последнее, чего хотел управляющий, это — отвечать за каждую канцелярскую принадлежность, купленную на субсидированные средства. Я знала приблизительную схему нашего дальнейшего существования. Все мы, доведенные до нищеты, будем обречены на смерть.
Управляющий здоровой рукой потянулся за письмом, на котором на минутку остановил свой взгляд.
— По существу, единственным ответом, который можно дать миссис Харви, это порекомендовать ей прекратить угрозы.
— Но, если она затеет судебное дело, у меня не будет выбора, и мне придется выслать то, что она требует.
— Я это понимаю. ФБР не сможет держать нас под своим контролем, и в этом наше преимущество. Недостатком же будет, очевидно, отрицательная реакция общественности, — подумал он вслух. — Конечно же, Управление по делам медицины и гуманитарных служб предстанет в не очень красивом свете, если общественность узнает о том, что суд заставил нас выдать Пэт Харви то, что она имела полное право получить по закону. И это в еще большей степени подтвердит подозрения мистера Ринга.
Средний житель даже не подозревал о том, что служба медицинской экспертизы была составной частью Управления по делам медицины и гуманитарных служб. Можно сделать смелый вывод о том, что в результате всех перипетий одна только я буду иметь довольно бледный вид. Управляющему, очевидно, хотелось, чтобы я сама выходила из положения. У него не было намерений портить отношения с Департаментом юстиции.
— Конечно, — продолжал он, — Пэт Харви будет стараться показать себя очень агрессивной, ссылаясь на вышестоящие инстанции. Но это может быть простым запугиванием.
— Я в этом очень сомневаюсь, — лаконично ответила я.
— Поживем — увидим, — ответил он, вставая из-за стола и провожая меня до двери. — А я напишу ответ миссис Харви о том, что мы с вами обсудили вопрос.
«В этом я ни капельки не сомневаюсь», — подумала я.
— Если понадобится моя помощь, сообщите мне, пожалуйста, — улыбнулся он, стараясь не смотреть мне в глаза.
Я только что сказала ему о том, что сильно нуждаюсь в помощи. Но я знаю, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне.
Как только я добралась до своего офиса, я тут же поинтересовалась, звонил ли какой-нибудь репортер из «Пост». После долгих напряженных раздумий и поисков многочисленных записей было наконец установлено, что репортер по имени Клиффорд Ринг не звонил ни разу. Как же он мог обвинять меня в нежелании придать гласности факт убийства, если он даже ни разу не попытался связаться со мной? Все это вызвало у меня недоумение.
— Между прочим, — добавила Роза, поравнявшись со мной в коридоре, — Линда искала вас, сказала, что хочет немедленно вас видеть.
Линда была экспертом по огнестрельному оружию. «Наверное, Марино успел забросить ей патронную гильзу», — подумала я.
Лаборатория, занимавшаяся определением характеристик различных инструментов и огнестрельного оружия, располагалась на третьем этаже и могла вполне сойти за магазин старого оружия. Револьверы, ружья, дробовики и пистолеты с верхом закрывали полки, а завернутые в пергамент всевозможные являющиеся уликами предметы высокими стопками возвышались на полу. Сначала мне показалось, что все работники лаборатории ушли на завтрак, но вдруг я услышала раздававшиеся за дверью приглушенные оружейные выстрелы. К лаборатории примыкала небольшая комната, которая использовалась для контрольных — испытаний оружия, разряжавшегося в стальную, наполненную водой цистерну.
Через несколько минут появилась Линда, держа в одной руке револьвер 38-го калибра, а в другой — отстрелянные пули и патронные гильзы. Линда была хрупкой и женственной. Длинные каштановые волосы развевались по плечам, а широко открытые карие глаза были изумительно красивы. Лабораторный халат был надет поверх расклешенной черной юбки и ярко-желтой шелковой блузки, застегнутой сверху булавкой. Если б я встретилась с ней на борту самолета, то, сидя рядом и пытаясь разгадать ее специальность, я бы прежде всего подумала, что она дает уроки поэзии или заведует какой-нибудь художественной галереей.
— Плохие новости, Кей, — обратилась она ко мне, выкладывая на стол револьвер с использованными патронами.
— Надеюсь, это не относится к тем патронным гильзам, которые принес тебе Марино, — сказала я.
— Боюсь, что именно о них нам с тобой придется поговорить. Я почти уже приготовилась вытравить на них свои инициалы и поставить лабораторный номер, когда обнаружила маленький сюрприз.
Она придвинула мне стул и, подойдя к микроскопу, произнесла:
— Находка стоит многого.
Усевшись на стул, я устремила свой взгляд в линзы микроскопа. С левой стороны освещенного кружочка находилась патронная гильза из нержавеющей стали.
— Я ничего не понимаю, — пробормотала я, настраивая объектив.
Внутри верхней части патрона я увидела инициалы — «Д. М.».
— Я подумала, что Марино вытравил собственные инициалы специально, чтобы затем передать эту гильзу тебе, — удивленно взглянула я на Линду.
— Да, он передал мне эту гильзу около часа назад, — сказала Линда. — Но когда я спросила его о том, оставлял ли он свои инициалы на гильзе, он ответил, что не делал этого. На самом деле я и не думала, что это были инициалы Марино. Кому-кому, а уж ему лучше знать, что его инициалы «П. М.», а не «Д. М.».
Хотя некоторые следователи имели привычку помечать собственными инициалами патронные гильзы, которые медицинские эксперты извлекали из тел убитых жертв, эксперты из лаборатории огнестрельного оружия напрочь отбили им эту охоту. Оставлять инициалы на металлической поверхности очень рискованно. Всегда существует опасность оцарапать затвор, спусковой крючок, отражатель или другие части оружия, такие как нарезы и желобки, которые играют огромную роль при установлении марки оружия.