Игорь приехал после поражения измотанным, но держался. Хотя он не ожидал столь глухого фиаско, до сей поры не сомневаясь в своем навыке убалтывания. Срочно обзвонил пол-Москвы в поисках временного пристанища, лазеек, нор и неожиданных решений. Предлагал Миле какие-то невообразимые избушки лесника. Срочно возобновил даже самые эфемерные рабочие контакты. Пока он действовал, любимая обреченно молчала. Она видела только одну грань происходящего, самую пессимистичную, гнусную и лживую, которая, видно, проступала сквозь Игореву бурную кампанию по спасению утопающих. Может, он и обронил предательское словцо, в одну из перепалок. Мила тогда вспылила на фразу «все в доме зависит от женщины». Расхожий штамп, в который, признаться, Игорь верил и теперь. Хотя, наученный горьким опытом, держал свои гендерные заблуждения при себе, ибо не принесли они ему счастья. Мила мало того, что не пропустила мимо ушей несвоевременную банальность, — в ее воображении она мутировала и предстала в новом качестве. В результате, как змея из черепа, выползла главная червоточина конфликта, Мила уяснила, что Игорь косвенно винит ее в жилищной неурядице. Не случись этой встречи, жил бы парень, не тужил. Но появилась девушка, «порченая», невезучая, и ее захотелось спасти, и задача оказалась слишком сложна, не готов он оказался с места в карьер, без клятвы и венца быть вместе и в горе и в радости. Так ведь?
«Капустная» блондинка, которую никак не мог окончательно предпочесть джентльмен на «инфинити», убедила Милу, что мутное стекло не прояснится. И посему никаких промедлений там, где тебе плохо. Согласно усвоенному принципу Мила и поступила. Она не стала ждать, пока Игорь найдет аварийное гнездышко для их страсти, — а он его все-таки нашел! Но вселился туда один. Потому что Мила вернулась к Сэму. Он ее принял. Вполне интеллигентская переменчивость: шлюзы закрываются, шлюзы открываются. Тем более что воспитателю консьержек потребовалась помощь в написании революционной диссертации по женским типажам у Брюсова.
«Да, о параллели „Рената — Нина Петровская“ и без того много написано и сказано, но Сема нашел очень необычный и, главное, практически применимый угол зрения», — сообщила Мила, задыхаясь от садистски радостного возбуждения.
Она ведь честная, ничего не скрывала, подала свой уход как подарок, избавление от лишних хлопот для запутавшегося Игореши, такого необразованного, никчемного, слабого. У него ни квартиры, ни гуманитарной эрудиции, и он тщетно притворяется всемогущим. А я, дескать, не такая уж и гусыня, раз мне нашлось место под солнцем и без твоих потуг вперемешку с попреками!
Издевательские сентенции — разумеется, Игорева расшифровка мизансцены. У Милы была своя правда. Обычное скрещение правд. Эх, Мила, Людмила Алексеевна, душа бедовая. Нашли вы — опять цитата, если угодно, — не место под солнцем, а пустили вас погреться на чужое полотенце. До первого похолодания, душенька, до первой грозы…
Не мировая энергия запаздывает, Мила, а ты торопишься.
…обошлись на прощание без ликбеза, хотя Игорь, разумеется, не читал «Огненного Ангела» и был не в курсе, кто такая Петровская. Ему и без нее хватило потрясений. Через три дня он, донельзя издерганный и пропащий, убил человека.
— О, достоевщинка пошла, — оживился доцент, предвкушая почву для глумления.
Аудитория зашевелилась, взбодренная репликой, а Игорь попытался похохмить в ответ, чтобы не заметили главного: сюжет-то провис в финале! «Достоевщинка» вышла бледная, не проявленная, и убедительно звучала лишь в уединении, когда Игорь вспоминал, как все было в действительности. Публичное чтение катастрофически уничтожало пафос. Убийство было неоконченным, летальный исход не был зафиксирован, хотя вероятность его высока. Однако к делу! В момент, когда все совершалось, Игорю было не до воздействия на читателя. После ухода Милы он толком даже не запил — от горького изумления и усталости. Если бы выхлестнулся алкогольным способом, может, и обошлось бы.
Он кое-как перевез вещи, что-то сбагрив друзьям, что-то — из бесценного лишнего, конечно, — снес на помойку. Пришел сдавать ключи ведьме. Душа кипела против нее, но Игорь держал себя в руках. Поздно было пить «Боржоми», когда почки отвалились. Еще немного — и попрощались бы хмуро. Но хозяйке приспичило зафиксировать сохранность своего барахла. Она рыскала по пустынной осиротевшей квартире, и вдруг озаботилась пропажей двух любимых тазиков, которые так удачно входили под ванну. Игорь знать не знал, о чем речь, и не собирался балансировать на грани абсурда. Но старуха разнылась, и стало понятно, что она всерьез подозревает злой умысел со стороны постояльцев. Умыкнули ее тазики! Но это еще не предел гнусной низости: она стала ни с того ни с сего поносить Милу. Нашла крайнюю! Почуяла, тварь, что на Игоря не удастся «повесить» кражу проржавевшей тары, в которой еще при культе личности панталоны замачивали.
Есть такие моменты, когда руководствоваться моралью и расплывчатыми кодексами чести — попирать святое зерно справедливости, которое Господь все же изредка посылает на землю. Игорь понял, что на сей раз он прогибаться перед исчадием ада, пусть даже в обличии немощной старухи, не будет. Наступила точка росы. Что-то праведное и великолепное на грани наслаждения поднялось в нем, когда он заехал хозяйке в челюсть. Она как-то сразу ойкнула, осела, словно осыпалась, силясь что-то сказать. Словно бы пошла на попятную и хочет просить прощения. Знакомо. Темные, жадные и пустые натуры изводят человека из-за пятна на скатерти, зато отборную жестокость как будто даже уважают. Но теоретизировать по части мерзких психотипов у Игоря не было никакого желания. Он ударил не столько старую женщину, сколько причудливого молоха сознания, что сочиняет все эти удавки долженствования для девочек и мальчиков, все эти тотальные «зависимости» от женщины и каменные стены из мужчин — кормильцев и защитников… Одним словом, Игорь сокрушал нечто, что превращает любящих и молодых в старых и одиноких.
Убил ли он при этом человека? Кто знает, хозяйка уже на ладан дышала. В преклонном возрасте, при неважном состоянии здоровья, разума и совести даже заноза может повлечь необратимые последствия. Но ждать сих последствий, равно как вызывать старухе врачебный консилиум не входило в планы Игоря. Он ушел, предоставив судьбе выбор, в мстительной горячке прокручивая мотив «Что сказать вам, москвичи, на прощание…». Вспомина-а-а-йте нас! — без киноцитаты никуда. Потом, когда аффект остыл, пришлось потерзаться. Многие годы горчил привкус злодейства. На немощную безоружную женщину руку поднял, Раскольников хренов! Но и другой привкус остался: получай, фашист, гранату! Тварь я дрожащая, но право имею. Вот, собственно, и конец фильма. Финал провисает, нет мощного заключительного аккорда. Доцент, должно быть, не убежден. Его не «тряхнуло и не перевернуло». Он сидит, задумавшись о своем. А выступающий уже готов сослаться на опрометчиво отвергнутое им в начале марафона позволение незавершенности.
Знал бы Игорь, каков он, завершающий аккорд. Но доцент, этот «пожилой халтурщик», не собирался ему открывать собственную осведомленность. Он и себе в ней не очень хотел признаваться, срочно абстрагируясь от правды. Это он умел. Милостиво и без объяснения причин причислив Игоря к избранным, которых попросил зайти к нему на «прицельный разговор» на следующей неделе, доцент попрощался с уставшей аудиторией. И побрел по пустынным улицам к метро, размышляя. О пугающей стройности сложившегося сюжета. О своей умершей и нелюбимой жене, которую он даже пытался усовестить тогда: мол, оставь ты ребят в покое, пускай живут. Утрясутся как-нибудь с деньгами, ведь ты еще другую хату сдаешь, что тебе, мало? Но его жена… с возрастом мы все лучше не становимся, однако у нее, похоже, развивалась старческая паранойя. Ведьма… В последние годы, прости господи, от нее несло мертвечиной. Она как огня боялась детей и животных. А ну как квартиранты начнут размножаться на ее территории, и тогда не выгонишь их поганой метлой! Когда парень к себе подселил девку, тут женушка и насторожилась. Этого она стерпеть не могла, все ей чудились страшные иногородние звери, что только и жаждут наплодить нищету и внедриться на ее законное московское наследство. Но доить «зверей» нещадно считала своим святым правом. Как же, квартиры не должны простаивать! На сына наговаривала, не могла простить ему женитьбы на хохлушке. Тот правильно сделал, что от матери отгородился, иначе засосала бы его в свою трясину. Словом, доцент, брезгуя жениными делами и супружеским долгом, — давно жил на стороне, — так и не поверил стонам супруги. Она действительно после того эпизода с ударом быстро угасла. Проблемы с сердцем, инсульт и прочий анамнез. Доцент счел миазмами затуманенного сознания, когда супруга назвала виновного. Опять, мол, твои фобии, ужасы про понаехавших. Отправил жену в больницу. А после ее смерти плотно сошелся с аспиранткой. Так одна разрушенная любовь дала зеленую улицу другой, убрав серьезное препятствие. Во сюжет! Как говорил нынче этот… как его, Игорь, — сплошная киноцитата! Достоевщинка-шекспировщинка. Может, он украл чужую историю, — в смысле не про себя писал, рассказал ему кто… Не раскольничий вид у сочинителя. И как-то не с руки с ним дело иметь, если он тот самый…
Кстати, о понаехавших. Может, нынешним квартирантам пора поднимать цену?
Игорь тоже шел к метро. И по тем же улицам, но медленней, поодаль и думал совсем о другом. Никак не мог понять, опустошенный он или окрыленный. «Прицельный разговор» на следующей неделе — все же хороший знак. Но странный. Никакого резюме, обсуждение смазано. Что-то не так. И тема не отпускает, в воображении проносятся варианты сцен, фантазии переплетаются с воспоминаниями, и так не хочется оставаться с ними наедине. Может, дописать сцену встречи с Милой несколько лет спустя? Пусть избито, но жанр того требует. Что греха таить, он и в жизни не отказался бы от этой встречи. Итоговое слово так и не сказано. Хотелось попросить прощения у девушки-цитаты. Как водится, за все. Сейчас Игорь очень хорошо понимал, почему Мила ушла. И правильно сделала, что ушла. У них с Сэмом общность интересов плюс квартира. Весомые аргументы. Она, к примеру, могла бы ответить Игорю его же оружием: «От гениев не уходят. Даже если другой тоже гений». А потом они вспомнили бы Джорджа и Харриса, и на этой оптимистической ноте рассыпались бы, как два осколка, чтобы уж никогда больше не встречаться. «Засим прощаюсь, Игорь, жертва твоих литературных цитат. Даже не представляешь, до какой степени жертва…»