о побрёл по дороге, с превеликим трудом слагая: «Пык-мык, вжик-вжик, я ни баба, ни мужик…» А сверху летели и летели вредные чернобокие вороны, критикуя его с высоты своего полёта потоками гуано. «Кыш! Кар-рамба!» – каркнул на злопыхателей бедный пиит, выдирая из бакенбардов летучее дерьмо, но птицы продолжали пикировать, не обращая на словесный отлуп ни малейшего внимания.
Сотон проснулся от грохота, не понимая, кому именно приснился сон про ворон – ему самому или домовому. Раскрыл глаза и разобрался в причине шума: это Виш впотьмах запнулся о бадью с водой и половину выплеснул на пол.
– Понаставили тут! – в сердцах выругался он и дёрнул черен ухвата так, что задремавший наверху домовой комом пролетел через комнату и плюхнулся в противоположный угол.
– Вздуй огонь, – посоветовал бородатый старожил и чем-то забренчал.
– Сейчас, Кос, – откликнулся Сенька, высекая огонь из кулака.
– Да не у меня лампа, у Сима.
Домовой сменил направление полёта и направился к третьему старожилу, волосатому и в кепке со звездой. Лампа под прозрачным колпаком осветила комнату. Вода, пена, берёзовые листья и стружка, устилающие пол, уюта не создавали.
– Грязь-то поразвели-и! – удивился Сим.
– Баньку гостю Сотону устроили, – пояснил Сенька.
– Убрать! – приказал Кос.
Хан испугался, что его сейчас выбросят вон, но домовой кинулся выносить бадью, а бабка, выйдя из домовины, взяла в руки голик и принялась подметать пол. Затем намотала тряпку на рога ухвата и стала яростно драить половицы.
– А как наш гость? – спросил Сим.
Виш взял у него лампу и подошёл к Сотону. Внимательно оглядел его, понюхал и сказал:
– Годится! – Видно, остался доволен осмотром. – А то вонял, как сто козлов.
Семёновна покончила с полами и собрала в охапку меховые одёжки гостя. Не одеваясь, покинула избу.
– Куда это она? – поинтересовался Сим.
– Я её отослал снести меха на санобработку, – сказал Кос. – Теперь осмотрю пациента на предмет инфекций.
Приложил ухо к спине гостя:
– Дышит. – Послушал грудь: – И сердце бьётся. Ставлю диагноз: жив. Эй, Сотон, открой рот.
Хан раскрыл пасть. Кос посветил внутрь, потом быстро, пока тот не успел её захлопнуть, ополовинил количество зубов. Сотон только крякнул.
– Как же я теперь есть буду? – спросил он.
– Три дня не кушать, как врач советую, – заявил Кос.
– А потом?
– Потом я тебе железные зубы скую, – пообещал Сим. – Лучше новых будут.
Железные зубы Сотону понравились, хотя ничего подобного он в жизни не видел, а про железо услышал вообще впервые.
– А мы поедим, – сказал Виш и выставил на стол котёл с круглыми, исходящими паром плодами.
Кос раскрыл сундучок и выложил каравай хлеба и копчёную рыбу – ленков и хариусов. Старожилы уставились на кузнеца, который молча таращился на товарищей.
– Ну? – спросили его.
– Гну, – ответил Сим.
Компания разочарованно вздохнула, а кузнец подмигнул гостю и достал из-за пазухи прозрачный кувшин с высоким узким горлышком. Стукнул днищем о стол и ловко выдернул пробку. Прочие выдохнули с большим облегчением. Зубодёр пощёлкал запорами сундучка и выкатил тёмно-зелёный шар размером с четыре кулака, Виш выхватил нож и разрубил его на четыре части. Изнутри шар оказался нежно-красным и мокрым, как растаявшее мясо. Домовой приволок четыре миски и прозрачные гранёные чашки. Сим пожал ему лапу и торжественно вручил пробку от кувшина. Сенька понюхал её и блаженно заулыбался. Кос налил всем по полчашки и улыбнулся гостю:
– Есть пока нельзя, а выпить можно. Как врач разрешаю.
Старожилы подняли гранёные сосуды и зачем-то стукнули их друг о друга.
– Кто пьёт – умрёт, и кто не пьёт – умрёт, – провозгласил Виш. – А кто-то пьёт, и пьёт, и пьёт, и пьёт…
– Стаканы сдвинулись со звоном, – продолжил Кос, – тут я подумал: какая ж музыка хранится в каждой грани? И кстати, сколько граней тех? Кто ж знает…
– Звонко чокнемся с тобой, – подхватил Сим, – задавая пьянству бой!
Старожилы ещё раз со звоном сдвинули чашки и вопросительно глянули на гостя: что скажет? Он с грохотом повалился в ноги и жалобно взвыл:
– Не выдайте, колдуны-старожилы! Помогите! Его подняли на ноги и усадили на мягкий табурет.
– Не изволь беспокоиться, – заявил фершал, – креслице хотя не гинекологическое, похуже, но тоже вполне удобное.
– Не бери в голову, – посоветовал Виш, – всё равно не влезет.
А кузнец просто протянул чашку и сказал:
– Выпей, и пройдёт.
После невиданной бани у Сотона пересохло в глотке, – видать, все соки паром вышли. Полагая, что в прозрачном сосуде вода, он жадно присосался к гранёному краю. И, только осушив его, почувствовал, что вода-то вода, только огненная. Пасть и кишки обожгло так, словно он отхлебнул из кипящего котла. У хана глаза на лоб полезли, из них брызнули слёзы, а из носа сопли.
– Кха-кха-кха, – заперхал он. Домовой Сенька услужливо огрел его поленом по горбу.
– Что… это… было? – сквозь слёзы выикнул он. – Не-уже-ли ог-гнен-ная во-да?
– Она самая, живая вода, какая и мёртвого поднимет, – закивал кузнец. – Самогонкой называется.
– Неужели это напиток богов? – Гость поразился так, что и заикаться забыл.
Про божественный напиток, прозванный сомагонкой, не то упавший с неба, не то произведённый особо знатким лешим, уже шестнадцать лет среди лесичей ходили легенды. Рассказывал их всяк по-своему, разнились версии происхождения, история находки и детали дальнейшего употребления супербражки из чуть ли не бездонной бочки. Мужики ругательски ругали глупых баб, спустивших в реку Минусу чудесную жидкость, лечащую ото всех болезней, а в особенности невстолихи. Иные уверяли, что сомагонка делает человека бессмертным, другие, более скептично настроенные, сводили дело лишь к резко продлённой молодости. Но в одном жители Холмграда и его окрестностей сходились: напиток был беспохмельным. Уж с этим никто не спорил, и всяк заверял, что входил в знаменитую бригаду лесорубов или, по крайней мере, отряд пацанов-сучкорубов, отведавших сомагонки. «Во-от таким пацаном, – говорил очередной рассказчик, развалясь за столом столичной бражной, – я её отведал, и достался-то мне всего один ма-аленький глоточек, но, клянусь Батюшкой, на следующий день ни малейшего похмелья я не испытывал!» – «А чего чувствовал?» – завистливо вопрошал Сотон. «Великий прилив сил. Казалось, всю подвселенную провернуть под силу было!»
И вот теперь хану лично довелось хлебнуть легендарной сомагонки. Прислушиваясь к собственным ощущениям, он готов был поклясться самым сокровенным, – кубышкой с золотом! – что чувствует именно великий прилив сил, а в особенности мужских. Дай ему любую из баб, изображённых на настенных картинках, он бы с ними свершил такое, такое… Сотон припомнил неиссякаемую фантазию Булган и те чудеса, которые проделывал под её руководством на берегу озера Хубсугул, и верил, что готов сейчас повторить их все, причём – подряд и немедленно. Да, велика сила колдунов-старожилов, подумал он.
– Запей кваском, – посоветовал ему Кос и выставил на стол второй кувшин, на этот раз не с чистой как слеза, а мутной, как река после ледохода, жидкостью. – На-ко стакан, я тебе сам набулькаю.
Гость схватил протянутый стакан и за пару глотков осушил его. Берёзовый квас оказался превосходным: в меру холодненьким, резким и сладким.
– Словно сам Батюшка босичком по душе прошёл, – похвалил он напиток божбой, услышанной от лесичей.
– А теперь закушай, – сказал Виш и протянул четвертинку изумрудно-розового плода.
– Так ведь вон фершал говорил, – испугался Сотон нарушения медицинского режима, – три дня не кушать.
– То кушать, – успокоил его Кос. – Кушать – нельзя, а закусывать – можно. Как врач советую.
Гость впился зубами в солёно-сладкую розовую мякоть, потекла она по усам и бороде, и хану показалось, что он ничего вкуснее в жизни не пробовал. Всё правильно, подумал он. Божественную жидкость закусывать следует божественной закуской.
– А это как называется?
– Солёный арбуз.
– Прямо так и называется? – переспросил он, удивлённый тем, что плод носит двойное название.
– Именно так, – подтвердил Виш. – Я же тебе говорил, что иду сеять средьзимние зеленя. Вишь, что в ответ наросло?
– Так быстро?
– Дак мой способ ведения сельского хозяйства куда прогрессивней ваших устарелых прадедовских методов, – непонятно объяснил он.
– Конюх у нас первый агроном на селе, – похвалил друга Сим.
И до конца дней своих Сотон пересказывал любому желающему о великих чудесах колдунов-старожилов, выращивающих прямо в снегу вкуснейшую закусь – солёные арбузы.
Кузнец тем временем опять наплескал в стаканы, приговаривая:
– Соорудим двуспальную.
– За то, чтоб елось! – провозгласил Кос.
– И пилось! – добавил Сим.
– А также весело моглось! – завершил конюх.
– Чокнемся!
– И стукнемся!
– А под столом – аукнемся!
Все четверо дружно выпили. На сей раз Сотон был готов к принятию огненной воды, не кашлял и не перхал, сомагонка прокатилась вниз как на салазках.
– Бань-я, – сказал он, с трудом выговаривая незнакомое слово.
– Верно сказано, – поддержал его Виш. – После баньки не принять, нам дак сразу не понять! Закуси теперь картохой, и вовек не станет плохо.
Он выхватил из котла маленькими ручными вилами дымящийся плод, развалил его ножом на две исходящие паром половинки, посолил крупной солью жёлтую мякоть и кивнул, мол, кушай-кушай. Сотой жадно цапнул половинку картохи, обжёг сперва пальцы, а затем рот, но вкусом остался весьма доволен. «Ещё неизвестно, что вкусней, – рассказывал он годы спустя, – картоха или солёный арбуз. Одно знаю: солёный арбуз растёт в снегу, а картоха в осенней земле, за что именуется земляное яблоко. И прошу не путать с конскими яблоками, к которым вы привыкли. Хотя на первый взгляд картоха от них мало чем отличается – так же исходит паром и бурая снаружи. Зато на вкус – никакого сравнения!»