— С вами все хорошо? — спросил он.
— У меня должно быть имя.
— У вас есть имя.
«А, ну да! Эрик, Капитан Очевидность».
— В больнице меня называли Джейн. Ненавижу имя Джейн. Слишком уж оно обычное.
— Вы хотите что-то покрасивее?
— Что-то более загадочное. Более драматичное.
— Саша? Или Кассандра? Не всякому везет выбирать себе новое имя.
— Ну, а как бы вы назвали меня?
— Сладкая, детка или дорогая. Это моя палочка-выручалочка для незнакомок.
— У вас что, настоящий талант в оскорблении женского пола?
— Ага.
— Да ладно. Помогите же мне. Как бы вы меня назвали?
Он медлил, а она ждала ответа. Ждала имя.
— Зои, — ответил он. — Вы могли бы быть Зоей.
— Зои, — повторила она, проверяя его на слух. Оно звучало довольно неплохо, практически знакомо. — Меня так зовут?
Он бросил на нее косой взгляд, более чем обороняющийся.
— Откуда, черт возьми, я должен это знать?
— Откуда, черт возьми, вы должны? — вспылила она в ответ, вот только с толикой здорового скептицизма. — Вы предпочитаете, когда вопросы задаете вы, да?
— Разве?
Скрестив руки на груди, она откинулась на мягкое кожаное сиденье.
— Катитесь в ад.
Он разразился хохотом.
— Полагаю, это и есть пункт моего конечного местоназначения.
Откуда-то она знала эту фразу. Ей был знаком этот тон самоосуждающего осмеяния, но прошлое по-прежнему находилось где-то там, за гранью ее досягаемости. Как и мужчина, сидевший рядом с ней, или мужчина, надевший кольцо ей на палец. Все, что она знала, — это то, что у нее внутри все крутит и томит, у нее болит голова и еще то, что она не в силах отвести от Эрика взгляд.
Ад. Она решила, что это было и ее пунктом конечного местоназначения.
* * *
Покупка рождественских украшений должна была стать путешествием через семь кругов ада. Вместо этого было — Бог помог ему — очень весело.
Хлоя оказалась маниакальным рождественским шопоголиком, и он обнаружил, что ответил «хорошо» на надувного Санта-Клауса для лужайки. Он ответил «хорошо» на крутящихся пингвинов. Он ответил «хорошо» на оленьи рога, прикрепляющиеся к капоту машины скорой помощи. Честно говоря, ему следовало наотрез отказать насчет крышки для унитаза с Санта-Клаусом, но тогда Хлоя надулась и принялась беспомощно тереть шишку на затылке, и да, он, наверное, вовсю пожирал глазами ее груди, пока она фыркала и пыхтела, но, в конце концов, он не смог ни в чем ей отказать.
Когда Эрик отнес пакеты к машине, он заметил довольную улыбку на ее лице.
— Вы ведь все это сделали нарочно?
Взгляд ее голубых глаз был таким невинным.
— Вы же сами сказали, что вам нужны украшения. Я просто пыталась помочь.
— Идем отсюда. Вы пытались подшутить надо мной на глазах у добропорядочных граждан этого городка.
— Ну и как, получалось?
— Не скажу, на тот случай, если вдруг решите, что помучили меня недостаточно.
Тогда она тихо рассмеялась все тем же роскошным смехом, и он заулыбался, несмотря даже на то, что у него в руках была крышка для унитаза с Санта-Клаусом.
В здании службы никого не было, чтобы стать свидетелем великой разгрузки всего этого праздничного дерьма. При принятии решения о том, где что нужно сделать, Хлоя обследовала каждое помещение в здании, комнату отдыха с телевизором, кухню, комнаты для ночевки и газон. Рождественскую елку следует ставить против огромного окна в комнате отдыха с телевизором. Были украшения и в золоте, и в серебре, и, находясь в магазине, ему казалось, что они ужасны. Здесь, на фоне уродливых белых стен, они выглядели... красиво.
— Ну, как вам? — спросила она, заговорив голосом прямо как у ребенка в магазине сладостей.
— Не так уж и плохо, — признался он, выбрав из пакета украшение для волос с колокольчиками. Он хотел увидеть его в ее волосах, увидеть, как тени отражаются в золотых колокольчиках. Он протянул его, ожидая, что она его примет.
Она не двигалась.
Эрик подошел ближе, и его нос наполнил аромат сосны с корицей. Его пальцы дюйм за дюймом продвигались вперед, в движении которых сквозило немалое отчаяние. «Прими его», — призывал он безмолвно, однако она по-прежнему не шевелилась, только наблюдала за ним взглядом своих блестящих голубых глаз, бросая ему вызов, осмелится ли он прикоснуться к ней. Осмелится ли он прикоснуться к неприкосновенной Хлое.
Оттолкнув волосы от ее глаз, он медленно закрепил ободок в ее волосах, чувствуя, как шелковые пряди скользят по его руке, словно во сне. И по-прежнему она наблюдала за ним. Нежные алые губы приоткрылись — приглашая, поддразнивая.
Двенадцать лет назад в особняке Прайса под омелой он целовал эти губы. Не в силах сопротивляться, Эрик опустил голову...
Точно так же, как луч солнечного света, пойманный золотом у нее на пальце.
Сделав шаткий шаг назад, Эрик схватил первое попавшееся украшение — танцующих пингвинов — и повесил его на елку. Он напутал порядок, а сообразительная Хлоя не пыталась это исправить, не пыталась приблизиться к нему. Вместо этого она сняла с волос ободок и спокойно наблюдала за ним с расстояния.
Эрик сказал себе, что это к лучшему.
* * *
Оставшуюся часть дня она была гораздо более осторожной. В ней рос голод, который терзал ее изнутри всякий раз, когда она оказывалась рядом с Эриком. Ей хотелось бы верить, что это последствия ее травм, но она знала, что это не было правдой. Всякий раз, когда он был рядом, она видела темно-золотистую щетину на жесткой линии его челюсти. Длинные мускулы на его спине слегка поигрывали, когда он регулировал гирлянду на крыше. Ее глаза опустились ниже, наблюдая, как его бедра сгибаются, наблюдая, как мягкая джинсовая ткань обрисовывала две идеально сформованные округлости его первоклассных ягодиц. Она заставила его переместить гирлянду на два дюйма ниже, чтобы она могла им полюбоваться.
«Смотреть намного умнее, чем облапать», — напомнила она себе.
Он тоже вел себя осторожно.
Когда он в крохотной кухоньке готовил на ужин две порции кесадильи, то держался около плиты настолько близко, что опасно нависал над пламенем газовой горелки, нежели рискнуть приблизиться к ней, что чревато опасностью.
Спустившись с лестницы, он сложил оставшиеся гирлянды в коробку, ни разу не взглянув на нее, ни разу не заговорив с ней, ни разу не прикоснувшись к ней.
Она последовала за ним в здание, крутя надетый на палец золотой обручальный ободок.
Ну да, так определенно будет безопасней.
* * *
— Я должен отвезти вас домой. Вы наверняка устали.
Электронные часы на стене показывали, что уже почти семь часов, но она не чувствовала себя уставшей. Как ни странно, она чувствовала себя немного не в себе.
— Я хотела бы привести себя в порядок.
Она едва вспотела — Эрик сегодня сам сделал всю работу — но ей нужно было что-то сказать, чтобы заполнить тишину между ними.
Мрачный серый взгляд скользнул по ее лицу, по груди, и она почувствовала, как ее груди напряглись и набухли. Он не произнес ни слова.
Поездка в машине выдалась в полной тишине и без происшествий. Эрик заехал на продолжительный холм, далеко от городских огней, и припарковал машину перед небольшим каменным коттеджем. Не совсем то, что она ожидала. Казалось, в его характере скорее квартиры современного дизайна, однако этот дом... он был идеальным.
Внутри комнаты были оформлены в землисто-зеленых, желтых и коричневых тонах, с акцентами картин на стенах в виде огромных всплесков цветов современной живописи. Этот обустроенный со вкусом дом был дизайнерской работой как бы в самом незажиточном стиле, который можно купить лишь за реальные деньги.
Единственное, чего не хватало, — никакого намека на Рождество. Не было ни елки, ни гирлянд, ни Санты, не было... ничего.
— Очень мило, — пробормотала она. — Слишком занят, чтобы украсить свой собственный дом, да?
Он спокойно встретился с ней глазами и пожал плечами.
— А зачем? Ты напрягаешься, чтобы проделать определенную работу, а потом уничтожаешь всю ту работу, которую проделал. По мне, так это пустая трата времени.
Ей удалось едва приметно улыбнуться, потому что бессмысленно спорить с дилетантом Рождества.
— Ладно.
— У вас что, проблемы с этим? — настаивал он, явно готовый тратить попусту время на споры с ней, так что этот мужчина все же был безнадежен.
— Жизнь — именно она пустая трата времени. Сначала рождаешься, потом в какой-то момент в будущем умираешь. И все же мы не покоряемся, как собаки, и не сдаемся.
Ну, это прозвучало более резко, чем она намеревалась, но в целом весь этот дурацкий вздор был просто отмазкой.
— Вы посчитали меня трусом, потому что я не украшаю свой дом к праздникам?
Она скрестила на груди руки, наклонила голову и уставилась на него.
— Именно.
Ей казалось, что он снова примется спорить, однако вместо этого он смылся.
— Душ находится за той дверью. Полотенца на виду. И, заметьте, полотенца не рождественские, но они эффективны в использовании.
— Пфффффф! — пробурчала она, достаточно громко, чтобы он услышал, а затем повернулась, чтобы отправиться мыться.
Ванная была традиционного королевско-синего цвета с роскошным изумрудно-зеленым и белым кафелем. Немного темно-бордового и рождественски-золотого миленько бы смешалось, и она сочла важным по-быстренькому сделать красивый маленький бантик и корзинку с разбросанными несколькими украшениями в виде сияющих побрякушек для полной уверенности. Она спрашивала себя, рассердится ли он, и решила, что ему только пойдет на пользу, если слегка встряхнуть его очень упорядоченный мир.
Этот мужчине нуждался в каком-то оживлении, экстриме, сказала она себе, срывая с себя одежду и уловив в зеркале свое обнаженное тело. Она всегда удивлялась, когда смотрела на это лицо, которое смотрело ей в ответ. Видеть эти сексуальные изгибы, такие зрелые и шикарные… Это будоражило ее, заставляло чувствовать себя... живой. Пару минут спустя она отвела глаза, смущенная собственным самолюбием. Вместо этого она сосредоточила внимание на ванной, в красивых изумрудных тон